Людовик IX Святой

Этот эпизод, который упрочил репутацию короля как святого, Бонифаций VIII упоминает в своей проповеди 6 августа 1297 года. Людовик Святой направил религиозное рвение «на битву с врагами креста Христова и католической веры, обрекая на плен и оковы себя, жену и братьев». В булле о канонизации Папа напоминает, что Людовик Святой в плену «кротко претерпевал великий позор и множество оскорблений, которыми осыпали его те, кто винил его в их плачевном состоянии, еще более унижая его»[1705].

Среди знамений религии, знамений в этимологическом смысле этого слова, среди выражений того, что грешному человеку ниспослана благодать Божия, есть одно, которое Людовик Святой ценил превыше всего: слезы. На протяжении всей своей жизни он молил Бога «даровать ему источник слез». Слезы означали, что Бог признал искренность покаяния грешника и что он позволил забить в нем очистительному источнику. Во всех его биографиях Людовик Святой плачет.

И все же зачастую ему это не удавалось. Его сердце оставалось «сухим и черствым». В рассказе его исповедника Жоффруа де Болье переданы переживания короля, лишенного слез. Человек, глубоко вжившийся в историю Франции (он тоже читал эти тексты), Мишле, понял драму «слезного дара, в котором было отказано Людовику Святому»[1706].

В то время, когда благородные слезы конца XVIII века иссякли, он, отдав дань романтике, открыл новый тайный источник слез, источавшихся из самых глубин существа, источник создания художественных творений человека, слез страдания и радости. Мишле процитировал слова исповедника на старофранцузском языке (привожу этот текст, относящийся ко времени после канонизации, в переводе на современный язык):

Блаженный король всеми силами желал обрести благодать слез и сетовал своему исповеднику на то, что слезы никак не текут, и исповедник сказал ему, благодушно, смиренно и на ушко, чтобы, когда в литании прозвучат слова: «Благой Господь, молим тебя даровать нам источник слез», святой король сказал: «Господи Боже мой, я не смею просить об источнике слез, нет, мне довольно и малюсеньких слезинок, дабы они оросили засуху моего сердца». И как-то раз он с глазу на глаз признался своему исповеднику, что Господь несколько раз посылал ему слезы во время молитвы: когда он чувствовал сладость того, как они текут по щекам до самого рта, он трепетно глотал их, ощущая их не только сердцем, но и на вкус[1707].

На основании нескольких цитат из Жуанвиля Мишле полагал, что Людовика Святого могли даже одолевать сомнения в вере[1708]. Но думается, что эти признаки, которые, впрочем, Мишле считал «легковесными», выдают сомнения Людовика в своем спасении, а не в вере.

Ощущение страдания породило в Людовике Святом благоговение перед страданием. Это благоговение было свыше него — благоговение перед ближним. Отсюда его служение больным, бедным, прокаженным, строительство больниц. Страдания тела неотделимы от страданий сердца и души.

Гийом де Сен-Патю показывает, как усердно король практиковал кодекс любви к ближнему, в новой для XIII века систематической форме, в форме «дел милосердия».

Он проявлял любовь и неизменное и добродетельное сострадание к ближнему, и он творил дела милосердия, давая пристанище, еду (en paissant), питье (en abreuvant) и одежду, посещая, утешая, собственноручно оказывая помощь и поддерживая бедных и больных, выкупая пленных, погребая мертвых и помогая всем добродетельно и щедро (plantureusement)[1709].

Такая благотворительная практика, которую невозможно было утаить, производила огромное впечатление на современников. Тому свидетельством множество документов. Гийом де Сен-Папо сообщает, что всякий раз, когда король приезжал в Ройомон, он велел раздавать, в зависимости от дня недели, мясо или рыбу всем больным упомянутого аббатства, которые были монахами или конверсами, а особенно всем больным из числа посетителей аббатства, находившимся в то время в его госпитале[1710], — дела милосердия распространялись и на тех, кого недолюбливали, на пришлых.

Богадельне Вернона, построенной на королевские деньги, он пожаловал также «кровати и прочее необходимое для бедных и больных». При открытии этого госпиталя сам король и его зять Тибо Наваррский, с которым они были очень близки, совершили своего рода интронизацию, «миропомазание» первого больного:

И когда богадельня в Компьене была готова, святой король и монсеньер Тибо, король Наваррский, его зять, помогавший ему, принесли и поставили (вместе с кроватью) первого бедного больного, помещенного в только что построенную богадельню[1711].

Об основании Дома Трехсот в Париже «для бедных слепцов» повествуется и у Гийома де Сен-Патю[1712], и у Жоффруа де Болье[1713].

Гийом Шартрский тоже не раз говорит о помощи, оказываемой королем умирающим и, возможно, заразным больным.

Король был так исполнен духа милосердия (pietatis), что с радостью наносил визиты милосердия (causa charitative visitationes) больным, уже испускавшим дух (in extremis etiam laborantes), хотя многие пытались отговорить его, ибо это было опасно, и он обращал к ним слова благочестивого утешения и спасения и весьма насущных советов[1714].

В конце жизни он заповедал в «Поучениях» своим детям сочувствовать всем страждущим от недугов душевных или телесных. Сыну: «Любезный сын, заповедую тебе сочувствовать всем сердцем бедным и всем, кто мнится тебе страждущим душой или телом»[1715]. Дочери: «Имейте жалость в сердце ко всем людям, о которых вы узнаете, что они страждут душой или телом»[1716].

Самый объемный материал собран Гийомом де Сен-Патю в его «Житии Людовика Святого»[1717]. Остановлюсь лишь на некоторых. Как правило, «блаженный король Людовик Святой с умилением сострадал тем, кто был в беде». В частности, Гийом демонстрирует это во время первого крестового похода, когда «в его войске» оказалось «множество бедных и больных разными болезнями — у кого поясница, у кого зубы и прочее». Чтобы уберечь их от сарацин, король велел освободить ненужные суда с продовольствием и заполнил их «бедными и больными, которых было около тысячи». Подверженный в свою очередь многим болезням, «он желал разделить страдания (meschief) и невзгоды своего народа», «он желал из любви к ближнему подставить свое тело всем бедам (meschief), дабы защитить бывших с ним людей», и «он испытывал столь великое сострадание, что всегда поднимался на корабль вместе с другими»[1718].

Наиболее известный из этих фрагментов Гийома де Сен-Патю касается посещения больных в аббатстве Ройомон. Агиограф то и дело говорит о том, что король ищет физического контакта с больными, что он относится к ним как врач, о том, что он кормит самых безобразных больных, в частности, о его уходе за одним прокаженным монахом.

Он сам входил в больницу аббатства и посещал больных братьев, подбадривал их, спрашивал у каждого, чем он болен, щупал пульс и прикасался к вискам некоторых из них, даже когда они потели, и звал лекарей (physiciens), бывших при нем, и просил их исследовать при нем мочу больных…. Он просил принести с кухни подходящую для них еду.

Он особенно ревностно (avec plus de hâte) посещал и был особенно заботлив по отношению к самым тяжело больным и прикасался к их рукам и к больным местам. И чем тяжелее была болезнь, будь то абсцесс или иное что, тем охотнее король возлагал руки на больного.

1705

Boniface VIII. P. 149–150, 156.

1706

Эту очень глубокую, очень горькую черту в Людовике Святом отлично прочувствовали двое великих: историк и психолог от биологии — Мишле и Р. Барт. Мишле в версии 1833 года «Истории Франции» (т. И, книга IV, глава VIII в: Michelet. Œuvres complètes // Éd. P. Viallaneix. 1974. T. IV. P. 586) цитирует исповедника в переводе на старофранцузский язык, осуществленном Гийомом де Сен-Патю с латинского текста Жоффруа из Болье, а в известном предисловии к «Истории Франции» 1869 года он писал: «Дар, о котором молил Людовик Святой и которого он не получил, этот дар обрел я: “слезный дар”». Р. Барт так комментирует интерес Мишле к отсутствию слез у Людовика Святого: «Другая среда инкубации: слезы. Слезы — это дар; Людовик Святой тщетно молил о нем Бога; Мишле была известна живительная сила слез; нет, не умозрительные, не метафорические слезы, а слезы из воды и соли, которые текут из глаз в рот, по лицу; ибо слезы — это жидкость, изливающаяся из сердца, о которой известно, что это не что иное, как подлинно животворящая сила» (Michelet par luimême. P., 1965. P. 157). Мишле усматривал в слезах характерную черту готического Средневековья: «Слеза, одна-единсгвенная слеза, упавшая на пол готической церкви, достойна упоминания» (Предисловие 1869 года к изд.: Michelet. Œvres complètes… T. IV. P. 167). Мысль, развиваемая в работе «Страсти как принцип искусства Средневековья»: «В этом вся тайна Средневековья, секрет неиссякаемых слез и его глубокий гений. Драгоценные слезы, они струились в чистых легендах, в волшебных стихах и, устремляясь к небу, кристаллизовались в гигантских соборах, вздымавшихся навстречу Господу!» (Ibid. Р. 593).

1707

Этот фрагмент содержится в прекрасном тексте Мишле, процитированном выше: Michelet. Œvres complètes. T. IV. P. 586. A вот текст латинского оригинала (Geoffroy de Beaulieu. Vita… P. 14): «Lacrymarum gratiam plurimam affectabat, et super hoc defectu confessori suo pie et humiliter conquerebatur, familiariter ei dicens, quod quando in letania dicebatur, Ut fontem lacrymarum nobis doues, devote dicebat: “O Domine, fontem lacrymarum non audeo postulare, sed modicae lacrymarum stillae mihi sufficerent ad cordis mei ariditatem et duritiam irrigandam”. Aliquando etiam confessori suo familiariter recognovit, quod quandoque Dominus in oratione aliquis lacrymas sibi dédit; quas cum sentiret per genuas suaviter in os influere, non solum cordi, sed gustui suo dulcissime sapiebant».

1708

Michelet. Op. cit P. 590–593.

1709

Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 104.

1710

Ibid. Р. 86.

1711

Ibid. Р. 99.

1712

Ibid. Р. 86.

1713

Geoffroy de Beaulieu. Vita… P. 11.

1714

Guillaume de Chartres. De Vita et de Miraculis… P. 52.

1715

O’Co