Страница 84 из 108
Все священные книги индусов говорят о начале всех начал, но все по-разному. Некоторые утверждают, что все состоит из маленьких тел, которые неделимы, но не потому, что они очень тверды и не поддаются делению, а потому, что они малы. В связи с этим они высказывают мнения, которые имеют сходство с теориями Демокрита и Эпикура, но делают это так бессистемно и неясно, что трудно добраться до смысла их учения. Все это производит впечатление отрывочных, плохо согласованных между собой и недостаточно продуманных мыслей.
Но так как их самые знаменитые пандиты производят на меня впечатление людей крайне невежественных и так как я сам не читал их книг, то у меня еще остается сомнение, не виноваты ли здесь больше пандиты, чем авторы этих книг.
Другие говорят, что все состоит из материи и формы. Но никто из этих ученых ясно не объясняет, что такое материя, а тем более форма.
Однако, насколько я разобрал, они эти термины понимают иначе, чем это делаем мы в наших школах, когда выводим форму из силы материи. Дело в том, что они всегда берут в качестве примера искусственный предмет: например посуду из мягкой глины, которой горшечник вращением придает ту или иную форму.
Некоторые считают, что все состоит из четырех элементов и, кроме того, из ничего. Но они совершенно не объясняют, как соединены элементы и как происходит их превращение. Что касается ничего, которое приблизительно означает то же самое, что наше отрицание, то, по их учению, оно может иметь я уже не знаю сколько видов. Но мне кажется, что они сами не понимают этого и не могут объяснить другим.
Некоторые утверждают, что основными началами являются свет и тьма. В пользу этого мнения они приводят тысячи нелепых и запутанных указаний, пускаются в разглагольствования, от которых и не пахнет философией, но зато сильно отдает рассуждениями людей невежественных.
Есть еще и другие, которые признают отрицание как принцип или, вернее, разные виды отрицания. Они и дают длинный перечень этих видов, но все это так бесполезно, носит столь мало философский характер, что я с трудом могу поверить, что это действительно содержится в их книгах и что их авторы могли забавляться такими пустяками. Некоторые, наконец, утверждают, что все является результатом случайных обстоятельств, и дают длинное и скучное подразделение этих обстоятельств, от которого так и несет невежеством и пустословием. Поскольку они затрагивают эти принципы в общей форме, они все сходятся на том, что эти принципы вечны. Творение из ничего, по-видимому, не приходило им в голову, так же как и многим древним философам. Но они, однако, утверждают, что имеется один мудрец, который что-то говорил в этом роде.
По медицине у них много маленьких книжек, которые представляют собой скорее сборники рецептов, чем настоящие сочинения. Самый старый и пользующийся наибольшим авторитетом написан в стихах. Здесь попутно я хочу заметить, что их практические приемы существенным образом отличаются от наших и основаны на следующих принципах: при лихорадке пациенту не следует давать много есть; главным лекарством при болезнях является воздержание; для больного нет ничего вреднее мясного бульона, потому что он скорее всего другого портится в желудке больного, страдающего лихорадкой; пускать кровь следует только в экстренных случаях, когда необходимость в этом вполне очевидна, так например, когда уже имеется налицо воспаление мозга, воспаление грудной клетки, печени или почек.
Лучше ли эти способы лечения, чем наши, — пусть решают у нас ученые врачи. Я вижу, что здесь они применяются успешно и что врачи Могола и магометан, следующие правилам Авиценны и Аверроэса, применяют эти способы совершенно так же, как и индусы, особенно относительно воздержания от мясного супа. Правда, моголы более склонны применять кровопускание, чем индусы, в тех случаях, когда они опасаются только что упомянутых воспалений. Они обычно спускают кровь раз или два, но не так осторожно, как это делают современные врачи в Гоа и Париже, а весьма обильно, подобно тому как это делали древние. Они берут восемнадцать-двадцать унций крови, иногда даже доводя больного до обморока. Но таким образом они часто обрывают болезнь в самом начале, как это советует Гален. Я сам был тому свидетелем несколько раз.
В анатомии индусы, можно сказать, ничего не смыслят. Они говорят здесь недопустимые вещи, и этому не приходится удивляться, так как они невежественны. Они никогда не вскрывают трупов людей или животных; это внушает им такой ужас, что когда я вскрывал живую козу или овцу, для того чтобы объяснить моему ага кровообращение и показать ему сосуды, открытые Пеке, по которым в правый желудочек сердца проходит млечный сок, то обитатели нашего дома каждый раз убегали в ужасе. Но несмотря на это, они утверждают, что в человеческом теле имеется пять тысяч вен, не больше и не меньше; можно подумать, что они тщательно подсчитали их.
В астрономии индусы имеют свои таблицы, по которым они предсказывают затмения, может быть, не с такой точностью, как европейские астрономы, но все же довольно точно. Но это не мешает им рассуждать о затмениях луны так же, как они рассуждают о затмениях солнца. Они утверждают, что затмение луны вызывается черным, грозным и злобным деута по имени Рач, который овладевает луной и загаживает ее. Они также верят — и все на том же основании, — что луна стоит выше солнца на четыреста тысяч кос, т.е. более чем на пятьдесят тысяч лье; что она светит собственным светом и что мы получаем от нее жизненную жидкость, которая оседает главным образом в мозгу и оттуда проходит во все части тела, что позволяет им выполнять свои функции. Они верят также, что солнце, луна и все звезды являются божествами, деутами, что ночная тьма вызывается тем, что солнце уходит за Сомеру, фантастическую гору, которая находится в центре земли и имеет форму в виде сахарной головы, поставленной острием вниз. Вышиной гора я уже не помню во сколько лье. Поэтому мы пользуемся светом только, когда солнце выходит из-за этой горы.
В географии они преуспели ровно столько же: они верят, что мир имеет плоскую треугольную форму, что он состоит из семи рядов, неодинаковых по красоте, совершенству и населению; каждый из них окружен морем: одно море из молока, другое — из сахара, третье — из масла, четвертое — из вина и т. д. Таким образом, море и земля перемежаются, пока вы не приходите к седьмому ряду, считая их от подножия горы Сомеры, которая стоит в центре. Первый ряд, который ближе всех к Сомере, заселен деутами, обладающими высшим совершенством. Во втором — тоже живут деуты, но они уже менее совершенны, дальше население становится еще менее совершенным, а в седьмом, — который является нашей землей, живут люди, и они уже бесконечно менее совершенны, чем какие-либо деуты. И, наконец, вся эта масса опирается на головы нескольких слонов, и если они начинают двигаться, то это вызывает землетрясение.
Слушая эти наглые выдумки, я часто про себя думал, что если прославленная наука древних брахманов Индии состояла в этом, то многие, несомненно, были введены в заблуждение, когда составили себе высокое мнение о ней. Мне было трудно самого себя убедить в этом, если бы я не принимал в соображение того обстоятельства, что религия индусов существует с незапамятных времен, что она изложена на санскрите, который видимо — очень древний язык, ибо неизвестно, откуда он берет начало, что он уже давно стал мертвым языком, который понимают только ученые, и что у него есть свои поэтические достоинства, и что все их научные книги написаны на этом языке. Я хочу теперь только сказать два слова о поклонении идолам.
Когда я спустился вниз по Гангу и проезжал через Бенарес, знаменитую школу всех индусов, я посетил главного пандита, который обычно проживает в этом городе. Он — факир, так славящийся своей ученостью, что Шах-Джахан, отчасти поэтому, а отчасти для того, чтобы угодить раджам, назначил ему пенсию около двух тысяч рупий, что составляет около тысячи экю. Это был полный, очень хорошо сложенный человек, на которого было приятно смотреть. Все его одеяние состояло из белого шелкового шарфа, повязанного вокруг бедер и свисавшего ниже колен, и еще из другого, довольно широкого шарфа из красного шелка, который он носит, как маленькую мантию, на плечах. Я несколько раз видел его в этом наряде в Дели перед государем, на собрании эмиров, а также встречал его на улице, когда шел пешком или ехал в палека. Кроме того, я видел его и несколько раз с ним беседовал у моего ага, которого он часто посещал в течение целого года: он ухаживал за ним в надежде, что тот поможет ему снова получить пенсию, которой Аурангзеб, после восшествия на престол, лишил его, желая показать себя верным мусульманином. Когда я посетил его в Бенаресе, он был очень любезен и внимателен, пригласил меня на ужин в университетскую библиотеку, куда он созвал также шесть самых ученых пандитов города. Очутившись в такой хорошей компании, я решил выяснить их мнение относительно почитания идолов. Я сказал, что уезжаю из Индии совершенно возмущенный этим. Я упрекнул их в том, что такое поклонение противно здравому смыслу и совершенно недостойно таких ученых, как они. И вот каков был результат этого собеседования.