Страница 73 из 108
Описываемое мной празднество сопровождается иногда еще и другой довольно странной затеей: своего рода ярмаркой, которая происходит в мегале, или серале, государя. Жены эмиров и главных мансабдаров, или мелких эмиров (конечно, наиболее красивые и обходительные), изображают торговок, торгующих на ярмарке. Государь выступает в роли покупателя, так же как все бегум, или принцессы, и другие важные дамы из сераля. В качестве товаров служат красивая парча, богатые вышивки нового фасона, роскошные тюрбаны, сделанные из золотой ткани, а также куски тонкой ткани, из которой шьют наряды для важных дам, и всякие прочие дорогие товары. Если у жен эмиров есть красивая дочь, они обязательно привозят ее с собой, чтобы показать государю и познакомить с этими бегум. Вся прелесть ярмарки заключается в том, что государь торгуется с этими торговками из-за грошей, словно какой-нибудь мелкий торгаш; он клянется, что даже смешно требовать такую высокую цену, что он не желает платить так дорого, что у других торговок товар гораздо лучше, — словом, приводит всевозможные доводы мелких торговцев. Дамы действуют таким же образом и, совершенно не обращая внимания, что имеют дело с государем (это самое замечательное), упрямо стоят на своем и доходят даже до грубостей. Они говорят покупателю, что ему лучше не соваться на рынок, что он ничего не понимает в товаре, что пускай он лучше поищет в другом месте, что этот товар совсем не дам него, — словом, приводят обычные доводы рыночных торговок. Точно так же и еще хуже ведут себя бегум: иногда они заводят настоящую перебранку, так что начинается крик, шум и такая комедия, какую трудно себе представить. Однако когда наконец договариваются о цене, то принцессы и государь покупают все за наличные деньги и часто даже бывает, что они вместо серебряных рупий оставляют прелестной торговке или ее дочери несколько золотых рупий, словно по ошибке, делая вид, что они этого не замечают. Торговки с таким же видом принимают деньги, и все это сопровождается шутками и прибаутками.
Шах-Джахан, который был большим любителем женского пола, хотел устраивать ярмарки по случаю каждого праздника, хотя и прекрасно знал, что это не очень нравилось некоторым эмирам. Но вот что, пожалуй, уже выходило за всякие пределы: при Шах-Джахане на эти праздники в сераль допускались публичные женщины; правда, не те, которые бывают на базаре, а те, которые сортом получше, которые ведут себя более сдержанно, которых приглашают петь и танцевать на больших свадьбах у важных эмиров и мансабдаров. Их называют кеншень, т.е. позолоченная, расцвеченная. Эти женщины, как я только что указал, тоже допускались в сераль и проводили там целую ночь в пении и плясках. Конечно, их нельзя причислять к падшим созданиям с базара: они большей частью красивы, хорошо одеты, умеют отлично петь и танцевать на здешний лад, их телодвижения поражают своей ритмичностью; но все-таки это публичные женщины.
Шах-Джахан не удовольствовался даже тем, что допускал их в сераль на эти празднества: когда они являлись приветствовать его по старому обычаю в каждую среду в ам-казе, он часто приказывал им войти и проводил целую ночь, созерцая их забавные выходки. Аурангзеб держит себя более серьезно и не позволяет им входить в сераль. Не желая отменять старый обычай, он разрешает им приносить по средам селям в ам-казе, но после этого они должны немедленно удалиться.
Раз уж мы заговорили о ярмарках и этих кеншень или кеншени, то, пожалуй, не будет ничего дурного, если я Вам расскажу смешную историю об одном из наших французов. Ведь Плутарх говорит, что не следует пренебрегать мелочами и что они часто дают возможность понять характер самых выдающихся людей. Этого француза звали Бернар, и он находился при здешнем дворе в последние годы царствования Джахангира. Он, по-видимому, был хорошим врачом и даже выдающимся хирургом, по крайней мере так о нем рассказывают. Он пользовался расположением Джахангира и был очень близок к нему, до такой степени, что они вместе выпивали и кутили. Джахангир, или завоеватель мира, только и думал о выпивке и удовольствиях, а управление своим государством он передал в руки своей жены, знаменитой Нур-Джахан (Ноур-Мегале, Ноур-Джеханбегум), о которой он говорил, что у нее достаточно ума для управления государством и ему нет надобности утруждать себя. Наш Бернар, кроме того, что он получал от государя десять экю в день, зарабатывал еще лечением знатных дам сераля и важных эмиров, которые обращались к нему и наперебой делали ему подарки не только за его прекрасное лечение, но и потому, что видели исключительную любовь к нему государя. Но Бернар принадлежал к числу людей, которые не умеют беречь деньги. Все, что он получал, он немедленно раздавал. Благодаря этому он пользовался большой известностью и любовью, особенно среди кеншени, на которых он тратил много денег, так как они целыми толпами проводили ночи в его доме за пением и танцами. Но вот случилось, что он влюбился в одну из этих женщин, которая была молода, красива и хорошо танцевала. Однако мать ее боялась, что если она отдастся, то потеряет свою силу и здоровье, как это бывает, а потому не спускала с нее глаз. Бернар поэтому не мог найти другого способа, кроме следующего: однажды, когда государь сделал ему подарок в ам-казе в присутствии всех эмиров за удачное лечение в серале, он очень вежливо поблагодарил государя и попросил оказать ему вместо этого другую милость и отдать молодую кеншени, в которую он влюбился. Она стояла тут же с остальными товарками, пришедшими сделать обычный селям. Все присутствовавшие заулыбались по поводу его столь странной просьбы, так как он был христианином, а женщина — магометанкой и кеншени. Но Джахангир, который не особенно церемонился с магометанством, трясясь от смеха, тотчас же приказал отдать ему эту девушку, положить ему ее на плечи, и пускай он уносит ее. Сказано, сделано. В присутствии всего собрания ее положили Бернару на плечи, и он с этой ношей отправился к себе домой.
Теперь нужно Вас познакомить с развлечениями, которыми обычно заканчиваются эти празднества и которые у нас в Европе неизвестны. Это бои слонов, которые государь, придворные дамы и эмиры смотрят из разных апартаментов крепости и которые происходят на глазах у всего народа на большой песчаной площадке, выходящей к реке.
Для этого сооружается земляная насыпь шириной в три-четыре фута и вышиной в пять-шесть футов. Слоны, участвующие в бою, становятся по обеим сторонам насыпи, причем на каждом слоне сидят два вожатых — один сидит на плечах и держит в руках железный крюк, для того чтобы повертывать слона направо и налево, а другой сидит сзади; в случае, если первый упадет, другой должен немедленно занять его место. Вожатые возбуждают своих слонов и натравливают их друг на друга; они то убеждают их ласковыми словами, то называют трусами и грубо понукают. После продолжительного понукания и пришпоривания обе огромные туши подходят наконец к стене и вступают в бой. Они награждают друг друга ужасными ударами — клыками и хоботом, так что кажется, что они размозжат друг другу головы. Этот бой продолжается в течение некоторого времени, несколько раз прерывается и снова начинается, пока наконец насыпь не обрушивается, и тогда более смелый из них переходит на сторону другого, обращает его в бегство, бьет его клыками и хоботом, при этом он так разъяряется, что нет возможности разнять слонов иначе, как при помощи шерки, т.е. потешных огней, которые бросают между ними. Дело в том, что эти животные очень пугливы и особенно боятся огня; вследствие этого, с тех пор как в армиях введено огнестрельное оружие, слоны стали почти бесполезны. Правда, слоны, привозимые с острова Цейлон, иногда бывают не так пугливы, но тоже только после того, как их приучают в течение нескольких лет, стреляя каждый день перед ними из ружей и бросая им под ноги бумажные петарды. Вообще бои слонов не такое уж неприятное зрелище, если бы только оно не было слишком жестоким: дело в том, что нередко несчастные вожатые падают на землю и тогда слоны растаптывают их ногами. В бою слоны применяют коварные приемы: они стараются особенно бить хоботом и стянуть на землю вожатого своего противника. Поэтому в тот день, когда этим несчастным вожатым становится известно, что им придется участвовать в бою слонов, они прощаются со своими женами и детьми, словно осужденные на смерть. Их ободряет и утешает только то, что в случае если им удастся остаться в живых и удачно справиться со своими обязанностями, то король повышает им жалованье и единовременно дает мешок пейс, что составляет около пятидесяти франков. Если же слоны их убивают, то государь оставляет их вдовам жалованье, которое они получали, а сыну, в случае, если таковой имеется, дает должность. Нередко такие бои сопровождаются еще и другими несчастными случаями. Часто слон задевает кого-нибудь из огромной толпы, обычно присутствующей на этом зрелище, и тогда упавшего растаптывают лошади и люди, которые сразу обращаются в бегство, падают друг на друга, в то время как слоны свирепо дерутся. Поэтому небезопасно смотреть на эту игру вблизи. Когда я во второй раз ее видел, я сильно раскаивался, что встал так близко, и если бы у меня не было хороших лошадей и двух надежных слуг, то, по всей вероятности, я поплатился бы за это так же дорого, как и другие.