Страница 56 из 108
Чтобы понять надлежащим образом всю важность предприятия Шаиста-хана и составить себе представление о том, что происходит в Бенгальском заливе, надо знать, что уже много лет, как в королевстве Аракана, или Мога, жило постоянно некоторое количество португальцев и с ними много метисов, христианских рабов и других франги из разных мест. Это было убежище беглецов из Гоа, Цейлона, Кочина (Кошина), Малакки (Малаги) и всех других мест Индии, в которых прежде находились португальцы. Расстриги, покинувшие монастырь, люди, женившиеся по два и три раза, убийцы, словом, весь преступный мир, встречали здесь самый радушный прием. Они вели омерзительный образ жизни, совершенно недостойный христиан, доходя до того, что безнаказанно убивали и отравляли друг друга, убивали собственных духовных лиц, которые, впрочем, часто были не лучше их самих.
Король Аракана, постоянно опасаясь Могола, держал их в виде стражи на своей границе в порту Читтагонг (Читагонг), дал им земли и предоставил им жить так, как они хотят. Их обыкновенным занятием и ремеслом были разбои и пиратство. На своих маленьких легких галерах, которые называют галеасами, они только и делали, что бродили по морю в этой стороне, заходя во все речки, каналы и рукава Ганга, проходя между всеми островами Нижней Бенгалии, а нередко проникая глубже и поднимаясь до сорока или пятидесяти лье вверх по течению. Они нападали врасплох на целые селения, собрания, базары, праздники и свадьбы бедных язычников и других жителей этой страны; со страшной жестокостью обращали в рабство мужчин и женщин, взрослых и детей и сжигали все, что не могли увезти. Вот почему в настоящее время можно найти в устье Ганта столько прекрасных островов совершенно пустынных; когда-то они были населены, теперь же здесь не найдешь никаких обитателей, кроме диких животных, в особенности тигров.
И вот что они делали с той массой рабов, которых они таким образом набирали повсюду. У них хватало наглости и смелости приводить на продажу тут же на месте старых людей, с которыми они не знали, что делать; те, которые избежали опасности бегством или укрывались в лесах, старались выкупить своих отцов и матерей, которые вчера на их глазах были взяты в плен. Всех прочих они оставляли у себя для работы в качестве гребцов; они превращали их в таких же христиан, какими были сами, воспитывая из них разбойников, приучая к крови, к убийству, или же продавали португальцам в Гоа, Цейлоне, Сан-Томе и других местах, а также португальцам, в Бенгалии, в Хугли, где они поселились с позволения деда Аурангзеба, Джахангира, относившегося к христианам снисходительно и терпевшего их из-за торговли, а также потому, что они обещали охранять Бенгальский залив от корсаров. Эта замечательная торговля велась вблизи Гэльского острова, около мыса Пальмарос (Дас Пальмас). Пираты поджидали там прихода португальцев, которые наполняли рабами свои корабли по очень дешевой цене (так поступали и некоторые другие европейцы со времени упадка португальцев). При этом эта гнусная сволочь нагло хвасталась, что в один год обращает в христианство больше людей, чем все миссионеры в Индии за 10 лет. Надо сказать — странный способ распространения христианства. Эти-то пираты и явились причиной того, что Шах-Джахан, который был более ревностным магометанином, чем отец его Джахангир, обратил свой гнев не только на достопочтенных отцов-иезуитов, бывших миссионерами в Агре. Он не только приказал сломать прекрасную большую церковь, которую они выстроили, как и в Лахоре, с милостивого разрешения Джахангира, относившегося, как я уже говорил, снисходительно к христианству (на этой церкви была высокая башня с колоколом, который был слышен на весь город), но начал также преследовать христиан в Хугли. Ему надоело видеть, что они действуют заодно с пиратами, заставляя трепетать перед именем франги и наполняя свои дома рабами, которые были собственными подданными Шах-Джахана, и он их разорил дотла. Сначала он вытянул у них ласковыми словами и угрозами сколько мог денег; потом за то, что они нерассудительно упрямились и отказывались ему дать все, что он требовал, он их подверг осаде и велел всех привезти в Агру, вплоть до маленьких детей, священников и монахов, в общем — несколько сот человек. Это было несказанное бедствие и отчаяние, своего рода вавилонское пленение. В Агре их всех обратили в рабство, красивых женщин и девушек заперли в сераль, старых и прочих раздали разным эмирам, детей мужского пола сделали пажами и обрезали, взрослые же большей частью отреклись от своей веры, запуганные ежедневными угрозами, что их бросят под ноги слонам, или прельщенные прекрасными обещаниями. Правда, среди них было несколько монахов, которые стойко держались; кроме того, миссионеры в Агре, несмотря на все бедствия оставшиеся в своем доме, нашли позднее возможность (частью через друзей, частью посредством денег) многих спасти и переправить в Гоа и другие места, занятые португальцами.
Эти же самые пираты за некоторое время до разорения Хугли предложили вице-королю Гоа передать в его руки для португальского короля все королевство Аракана. Но он, говорят, отклонил это предложение из заносчивости и зависти и не пожелал послать помощь, которую просил у него для этой цели некий Бастиан Консальв, сделавшийся начальником над этими людьми и ставший столь могущественным и влиятельным, что женился на одной из дочерей короля[125]. Вице-королю не хотелось, чтобы это великое дело осуществил человек такого низкого происхождения, как Бастиан Консальв. Между прочим надо заметить, что этому не следует удивляться. Португальцы, находившиеся в Индии, упустили по такой же причине много других случаев: в Японии, в Пегу, в Эфиопии и других странах, не говоря уже о том, что таким же путем, и может быть, тоже по справедливой каре божьей, как они сами это откровенно признают, они стали добычей своих врагов и так низко пали в Индии, что не знаю, смогут ли когда-нибудь вновь подняться. А ведь раньше, до того, как они развратились и погрязли в наслаждениях, все перед ними дрожали. Они отличались храбростью, благородством, великими подвигами, были ревностными христианами, владели огромными богатствами, и все правители Индии добивались их дружбы.
Эти же самые пираты тогда же завладели островом Сандуипом (Сондива), чрезвычайно выгодным постом, дающим господство над устьем Ганга. Здесь знаменитый монах-августинец по имени Фра Хуан в течение нескольких лет разыгрывал роль царька, сумев бог знает каким способом отделаться от коменданта крепости.
Эти же пираты прибыли в Дакку, чтобы перевезти на своих галеасах Султан-Шуджу в Аракан, как мы это рассказывали, и сумели взломать несколько его сундуков, украв из них множество драгоценных камней и тайно продав их затем в Аракане почти даром, так как большинство камней попало в руки людей, не понимавших, что это такое, и затем перешло в руки голландцев и других, которые живо сумели их приобрести, объяснив этим невежественным ворам, что их бриллианты мягкие и что цена, которую они дают, соответствует их твердости.
Наконец, они же в течение стольких лет причиняли Великому Моголу хлопоты в Бенгалии, заставляя его постоянно держать там множество стражи на всех переправах, большое сухопутное войско и маленькую морскую армию с галеасами для борьбы с их набегами. Несмотря на все это, они продолжали производить ужасные опустошения и врываться, как я уже говорил, глубоко внутрь страны, насмехаясь над всей этой армией Моголов, и стали столь смелыми и научились так хорошо владеть оружием и управлять галеасами, что вчетвером или впятером не боялись напасть на четырнадцать-пятнадцать галеасов Могола и действительно овладевали ими, грабили, забирали или пускали ко дну.
И вот Шаиста-хан обратил внимание на этих самых пиратов и, как только вступил в Бенгалию, решил освободить страну от этой чумы, от людей, которые ее разоряли со столь давних пор. Он намерен был пойти после этого дальше и напасть на короля пракана согласно приказанию Аурангзеба, желавшего отомстить за кровь Султан-Шуджы и всей его семьи, с которой так жестоко поступили, и научить этого варвара, как нужно уважать царскую кровь в каких бы то ни было случаях.
125
Точнее: Себастьян Гонзалес Тибао. Описываемые здесь события относятся к самому началу XVII в.