Страница 34 из 108
Перед их отправлением Дара выказал им большую дружбу и сделал великолепные подарки. Однако до их выступления Шах-Джахану удалось тайно сказать им то, что он сказал радже Джай Сингху, когда тот отправлялся против Султан-Шуджи с Сулейман-Шеку. Поэтому они не преминули несколько раз за время похода посылать к Аурангзебу и Мурад-Бахшу гонцов, уговаривая их удалиться; но все оказалось напрасным: посланные их не возвращались, а армия продвигалась столь быстро вперед, что они ее увидели на возвышенности недалеко от реки гораздо раньше, чем ожидали.
Так как дело было летом во время самой сильной жары и реку можно было перейти вброд, то Казим-хан и раджа немедленно приготовились к бою; кроме того, они сразу поняли по решительности Аурангзеба, что он хочет их атаковать, но так как не все его войско еще подошло, то он их встретил несколькими пушечными выстрелами с целью на время отвлечь их внимание, опасаясь, как бы они сами не переправились через реку не только чтобы его отрезать от воды, но также и чтобы помешать его армии отдохнуть и выбрать выгодную позицию. Действительно, армия его пришла в полном беспорядке, такой усталой от похода и измученной от жары, что, если бы ее атаковали с самого начала и прогнали от воды, она, несомненно, была бы разбита без большого сопротивления. Меня не было при этой первой стычке, но так говорили все, и то же самое рассказали мне позднее французы, обслуживавшие пушки в армии Аурангзеба. Но войска Дары ограничились тем, что держались у берега реки с целью помешать переправе Аурангзеба согласно полученному ими приказанию.
Аурангзеб дал отдохнуть своей армии только два-три дня и подготовил ее для переправы через реку, все время стараясь отвлечь внимание неприятеля. Затем он пустил в ход всю свою артиллерию, находившуюся на прекрасной позиции, и приказал идти в воду под ее прикрытием. Казим-хан и раджа со своей стороны пустили в ход артиллерию, стремясь отогнать неприятеля и помешать его переправе. Вначале бой был очень жарким и упорным вследствие чрезвычайной храбрости Джасвант Сингха; что же касается Казим-хана, то хотя он был хорошим полководцем и храбрым человеком, но в этом случае не дал больших доказательств своей доблести; некоторые даже обвиняли его в предательстве, приписывая ему сокрытие ночью в песке пороха и ядер, так как после двух-трех залпов их больше не оказалось; как бы то ни было, битва, как я говорил, была упорной и переправу оспаривали настойчиво. В русле реки были скалы, которые сильно затрудняли переправу, и берег в некоторых местах был очень высокий и крутой. Однако Мурад-Бахш бросился в воду с такой стремительностью и проявил столько мужества, что невозможно было ему сопротивляться; он перешел через реку, и за ним последовала значительная часть армии. Тогда Казим-хан отступил, а Джасвант Сингх подвергся лично большой опасности, так как должен был принять на себя всех врагов, и, если бы не чрезвычайная решительность его раджпутов, которые почти все погибли вокруг него, он бы остался на месте. Об опасности, которой он подвергался в этой битве, можно судить по тому, что когда он, насколько мог, освободился от врагов и вернулся в свои владения, не решившись вернуться в Агру вследствие понесенных им больших потерь, то из семи-восьми тысяч раджпутов, которых он повел с собой в бой, у него осталось не более пятисот-шестисот[106].
Эти раджпуты, ведущие свое имя от раджей, являющиеся, так сказать, сыновьями раджей, привыкли из поколения в поколение заниматься только военным делом; раджи, которым они подчиняются, отводят им земли для их содержания с условием, что они будут всегда готовы выступать на войну, когда им прикажут; можно бы их назвать языческим дворянством, если бы раджи давали им земли в наследственную собственность. Они большие потребители опиума, и меня не раз удивляло количество, которое они могли проглотить, правда, они приучаются к нему с детства. В дни сражений они принимают двойную дозу: это снадобье их воодушевляет или, скорее, опьяняет и делает их нечувствительными к опасности, так что они бросаются в бой, как дикие звери, не зная, что такое бегство, и умирают у ног своего раджи, пока он стойко держится. Им недостает только порядка; решительности же у них вполне достаточно; большое удовольствие видеть, как они с головой, отуманенной опиумом, обнимают друг друга перед боем и прощаются, как люди, решившиеся умереть.
Вот почему Великий Могол, магометанин, а следовательно враг язычников, держит всегда у себя на службе множество раджей, которых он ставит наравне с другими эмирами, пользуясь их услугами в армии так, как если бы это были магометане. Не могу удержаться, чтобы не описать тут суровый прием, оказанный Джасвант Сингху его женой — женщиной из рода (династии) Рана, после его поражения и бегства. Когда ей доложили, что Джасвант Сингх приближается, и рассказали о том, что произошло на поле битвы, с какой доблестью он сражался, как у него осталось не более четырехсот-пятисот человек и он, не будучи в состоянии долее держаться, вынужден был отступить, — жена, вместо того чтобы послать кого-нибудь его встретить и утешить в его несчастье, сухо приказала запереть ворота крепости и не пускать этого подлого человека; он ей не муж, она не желает его больше видеть, зять великого Раны не смеет быть столь низким; он должен был помнить, вступив в столь знатную семью, что он обязан подражать ее доблести, словом, он должен был победить или умереть. Мгновение спустя ее охватывают новые мысли: она приказывает, чтобы ей приготовили костер, она хочет, чтобы ее сожгли, ее обманывают, несомненно, муж ее умер; иначе быть не может; немного спустя она вновь меняет решение, ее охватывает гнев, и она осыпает мужа потоком ругательств. Словом, она провела в таком возбуждении восемь или девять дней и не могла решиться принять своего мужа, пока не приехала ее мать, которая ее несколько успокоила и утешила, обещая, что как только раджа отдохнет, он соберет новое войско для борьбы против Аурангзеба и восстановит свою честь какой бы то ни было ценой. По этому случаю можно судить о храбрости женщин этой страны; я мог бы к этому добавить, что сам видел некоторых, сжигавших себя живыми после смерти мужа. Но я также покажу, что нет ничего сильнее общественного мнения, предубеждения, обычая, надежды и понятия о чести.
Дара, узнав обо всем, что произошло, впал в такой гнев против Казим-хана, что несомненно отрубил бы ему голову, если бы тот оказался у него под рукой. Он также страшно сердился на Мир-Джумлу, считая его первым и главным виновником несчастья, так как он дал Аурангзебу людей, денег и артиллерию; он решил убить его сына Махмед-Эмир-хана (Мехмет-Эмир-хана) и послать на базар, т.е. рынок публичных женщин, его жену и дочь, и несомненно в своем гневе он сделал бы нечто подобное, если бы Шах-Джахан с большой ловкостью и мягкостью не умерил его раздражения, указав, что Мир-Джумла не мог поступить так дурно и не мог питать к Аурангзебу такой дружбы, чтобы пожертвовать ради его выгоды своей семьей. Несомненно, Аурангзеб обманул его своими подлыми хитростями, и тот попался в ловушку.
Что же касается Аурангзеба и Мурад-Бахша, то счастливый исход первого столкновения так поднял их настроение и так воодушевил все их войско, что они почли себя отныне непобедимыми и способными преодолеть всякие препятствия. Чтобы еще более вдохновить своих солдат, Аурангзеб хвалился громко, что в армии Дары у него имеется тридцать тысяч преданных ему моголов; как оказалось впоследствии, это до известной степени соответствовало истине. Мурад-Бахш особенно рвался в бой и хотел идти вперед как можно скорее, но Аурангзеб, желая умерить его пыл, говорил, что армии необходимо отдохнуть некоторое время на берегу этой прекрасной реки; что он тем временем напишет всем своим друзьям и достоверно узнает о положении при дворе и состоянии дел. Поэтому он двинулся к Агре лишь после нескольких дней отдыха, шел очень медленно, чтобы все разведать как можно более тщательно и своевременно принять надлежащие меры.
106
Это первое сражение между войсками Дары и объединенной армией Аурангзеба и Мурад-Бахша произошло 20 апреля 1658 г. при Дхармате западнее Фатиабада.