Шунь и Шунечка

— Меня переживет, детям останется, — примеряясь к протезу, похвалил парень надежную работу Шуня. Доскакав до метеорита, он наподдал его протезом, — посыпались звездные искры. — Мне теперь все нипочем! — закричал он небесам.

— Ты только больше не воруй и не дерись. А про то, что ты мне тогда на дороге нагрубил, я уже не помню, — наставлял его Шунь на прощанье.

Но по глазам с голубой сумасшедшинкой было, в общем-то, видно, что инвалид не услышал напутствия. И про чеченскую мину он, как теперь выяснилось, тоже наврал. Ногу ему ампутировали в армейском госпитале — подрался по вредной привычке с сослуживцем на деревенской танцплощадке кулачным манером, а тот не сдержался и шмальнул из пистолета Макарова. Слава богу, что рука все-таки дрогнула и не задела внутренние органы. И хорошо: пересаживать их Шунь до сих пор не умел. Но танцплощадка действительно располагалась в чеченских горах.

Тарас не только калечил воров, но и не оставался в стороне от лечебного процесса: добровольно сдавал мочу для приготовления снадобий, таскал пиявок из покрытого тиной рва, щупал пульс, зализывал раны, соскребал коросту. В общем, дела хватало всем. Стена росла. Одна беда: монастырские кирпичи были на исходе, в повестке дня стоял какой-нибудь ассиметричный способ строительства.

Шунь устал от бесконечных посетителей. Чтобы избавиться от них хотя бы ночью, он с вечера воровским манером свинчивал лоснившуюся ручку с внешней стороны двери. Но была от посетителей и личная выгода: они отвлекали от мрачных мыслей. “Вот вернется Богдан, ворота наглухо камнями заложу”, — мечтал Шунь.

Он, конечно, догадывался, что исчезновение сына организовал Очкасов. Вспоминая его визит в Егорьеву пустынь, Шунь снова и снова заглядывал в его травянистые глаза. “Он, точно он. И про дантиста тоже соврал, балабол болотный”. Но прямых улик все-таки не хватало. Они появились чуть позже, когда в сентябрьском полинявшем небе снова затрещал вертолет. Аппарат завис над садом камней, дверца кабины приоткрылась, холуй небрежным движением метнул на могильные плиты нечто. Потом дал для порядка автоматную очередь в холодеющий воздух, прокричал: “Отечество в опасности!” — и сделал ручкой. Вертолет описал над монастырем обзорный круг. Ветер, поднятый лопастями, заволновал траву, подхватил брошенные с вечера городки. Они закатились в “город” и образовали фигуру “письмо”.

— Пускай побалуется! — крикнул пилот холую.

— У нас не забалуешь! — откликнулся тот и выбросил из кабины бойцового кота последней английской породы.

Джек приземлился на все четыре лапы и издал воинственный клич.

— Может, хоть посмотрим, как он Тараса порвет? — лениво спросил холуй.

— Чего смотреть-то? Хана этому Тарасу, Джек его порвет… как Тузик грелку. Давай лучше сначала рыбку поглушим, а потом уж кота заберем. Здешний судак славится. Рыбки-то хочется.

Шунь заспешил по лабиринту к саду, но от волнения дважды забегал в тупик. В одном из них ему попалась сонная курица. Она закудахтала, испуганно взмахнула крыльями, под ней обнаружилось теплое яйцо. В другом тупике Шунь наступил на тело, которое еще не успело проникнуться сопричастностью к космосу и стать человеком. От тела несло пометом и перегаром. Тело издало слабый стон и потянулось за окурком, аккуратно заначенном на бумажке с автопортретом Шуня в виде Бодхидхармы.

На плоском камне валялся увесистый блокнот с роскошными бронзовыми застежками. На кожаной обложке церковной золотой вязью было оттиснуто: “Строго секретно для общего пользования. Проект Национальной Идеи”. Подоспевший Тарас зашипел и занес лапу для страшного удара по ней. Шуню едва-едва удалось оттащить его. За этой нелегкой операцией он даже забыл крепко выругаться. Блокнот был чист, от мелованной бумаги несло могильным хладом. Шунь вздохнул: именно ему предстояло приступить к очеловечиванию этой снежной пустыни. Но зато теперь он знал наверняка, что сын жив.

Добредя до спортивной площадки, Шунь поднял узловатую биту. Без всякой команды Тарас помчал к “письму” и покогтил “марку” — городок, расположенный в центре. Потом Шунь несколько раз замысловатым замахом покрутил для примерки битой и со всей силы швырнул ее. Приближаясь к цели, она вся как-то подобралась, стала походить на булаву и угодила прямиком в “марку”. Городок подбросило метра на два. Будто бы определяя себе полетное задание, он, стоя на месте, бешено закрутился в воздухе, а потом сиганул через монастырскую стену и засвистел на восток.

В это мгновение из-за кустов смородины показался Джек. Медаль на розовой ленточке приятно подрагивала при каждом шаге. На своей родине он был настоящей звездой — чемпионом в абсолютной весовой категории. Очкасов заполучил его в аренду у Боряна за очень нехилые деньги. Он даже присвистнул, подписывая чек. Но уж очень ему не понравился Тарас. Он весь зеленел при одной мысли о нем.

Джек вошел в “город” и занял место выбитой марки. Он забил хвостом по земле, и остальные четыре городка раскатились прочь. Демонстрируя мускулы, Джек согнул лапу в локте и провел когтем себе по шее, предвещая скорую Тарасову смерть. “I’ll kill you, son of a bitch”, — говорил он всем своим видом. У него были глаза тренированного убийцы. Воловья кожа под сверхкороткой черной шерстью, стриженной “под насадку”, не чувствовала боли. Рядовое задание — особых сложностей черный Джек не предвидел. Сделать бы поскорее свое дело и вернуться обратно. В гостях хорошо, а дома лучше. Да и чемпионат был в самом разгаре. Чемпиону полагался именной венок из травы валерьяны.

Тарас замер, замерло в пятках и его сердечко. Со своего полукона Шунь размахнулся битой, чтобы избавиться от ликвидатора, но не успел. Ничего определенного Шунь больше не увидел: два клубка шерсти сплелись в один, покрылись пылью, бешеным визжащим колобком покатились к озеру, — да так споро, что Шунь не мог догнать его. Когда же он добежал со своей битой до берега, дело было уже сделано: Тарас сосредоточенно зализывал раны, труп английского бойца колебался на слабой холодной волне. Он был похож на головню, брошенную в воду для остужения. Выпученные глаза свидетельствовали об удушье. Розовая ленточка еще болталась на жалкой шее, но медали на ней уже не было — ушла на дно. Какой-то судак заглотнул ее, приняв за блесну.

Да, камышовый кот Тарас обладал не только сторожевой душой, но и цепким умом: не имея шансов на суше, он закатился вместе с Джеком в озеро. Несмотря на островное положение своей родины, Джек плавать не умел. И как об этом догадался Тарас?..

Набитый окровавленными судаками вертолет едва оторвался от земли.

— Пора Джека забирать, — лениво сказал холуй. Тут он увидел прибившуюся к берегу черную точку. Посмотрев в бинокль, он убедился, что это был Джек. — Надо же! Не ожидал от Тараса! Молодец! Мне этот Джек с самого начала не понравился! Смотрел на меня с презрением, будто я ему холуй какой. Надо бы хоть труп забрать в качестве вещественного доказательства, — со смешанными чувствами произнес холуй.

— А ну его к лешему! — сердито ответил пилот. — Места для него все равно не осталось. Не рыбу же выбрасывать? Все равно Очкасову неустойку платить. Борян теперь обдерет его, как липку, — обрадовался он.

— А нам его денежки слезами не отольются?

— Двум смертям все равно не бывать. Скорее бы домой — и в общественную баню: пивком охолонуться, судачком заесть, чтобы хорошо стало, — мечтательно произнес пилот.

— Не дури! — потной спиной пилот ощутил сталь ствола. — Не дури, говорю! Мне жить охота, — повторил холуй.

Вертолет развернулся и завис над черным трупом бойца.

Этим вечером Каннон с поклоном поднесла Богдану странный предмет, который она впервые держала в руках. Если бы позволяло пространство, Богдан непременно пустился бы в пляс. Еще бы! Ведь это был городок с родной спортивной площадки! Но Богдану пришлось ограничиться восклицанием: “Наконец-то!” Вкривь и вкось — будто кошачьим когтем — на городке было выцарапано: “Ничего не бойся, все будет хорошо! Вот видишь, я от тебя ничего не скрываю”.