Страница 99 из 100
Сразу после окончания Второй мировой войны в Японии господствовали пессимистические настроения, обусловленные как самим поражением, так и крахом прежней картины мира. Потеря заморских территорий снова вернула Японию в ее островные границы. Те исторические представления, на которых был основан довоенный дискурс, оказались разрушенными. Те исторические фигуры, которые в прошлом рассматривались как образец верноподданничества, оказались скомпрометированы. Однако потребность в национальной самоидентификации и предмете гордости оставалась по-прежнему насущной. И тут на выручку снова приходит природа. Показательный пример представляет метаморфоза, случившаяся с Фудзи. Она была символом мощи и амбиций грозной империи, однако сразу же после окончания войны превратилась в символ новой, демократической и мирной Японии.
Недавняя история Японии представлялась после войны вереницей ошибок. Сама дисциплина под названием «история» оказалась скомпрометированной. На сцену выходят этнологи, которых возглавлял Янагита Кунио, который еще в довоенные времена говорил о том, что японцы – народ островной. Если официальная точка зрения довоенных идеологов заключалась в том, что Япония является многонациональной материковой державой, то этнологи заговорили о том, что на самом деле японцы – это мононациональный народ, всегда проживавший на островах. И это хорошо, потому что островное положение Японии, ее изолированность от остального мира позволили сформировать уникальный японский народ с его уникальной культурой. Твердя о том, что островная Япония окружена водной стихией, послевоенные этнологи воспринимали море как преграду, а не как возможность для общения. Эта преграда воспринималась по преимуществу в положительном смысле – как возможность для выработки уникального японского менталитета и стиля жизни[539]. Такой подход как бы возвращал японцев в эпоху Токугава, когда окруженность стихией моря трактовалась как непреодолимая преграда как для иноземного вторжения, так и для проникновения в Японию вредных обычаев, исходивших из внешнего мира. Но если до войны идеи Янагита Кунио об «островной» Японии не пользовались широкой популярностью и государственной поддержкой, то теперь его признают отцом-основателем японской этнологии, а в 1951 г. награждают орденом культуры. Его книги становятся бестселлерами.
Таким образом, и после войны в деле осмысления среды обитания идеологический фактор был задействован в полной мере, идея о том, что природные условия являются ключевым моментом в формировании национального менталитета, нашла новых сторонников. Времена менялись, но идея географического детерминизма по-прежнему владела умами. Сам термин «островная страна» вновь обрел положительные характеристики и наполнился особой теплотой. Он служил доводом в пользу исключительности японцев. Во второй половине 60-х гг., когда мир заговорил о японском экономическом чуде, начался расцвет идеологии, известной как «японизм» (нихондзинрон). Эта идеология обосновывала отличность японцев от всех других народов. Основой этой идеологии стал тезис об «островной стране», природа которой уникальна, благодатна, прекрасна. Японцы же ей под стать.
Закончилась ли дискуссия по поводу того, каким смыслом наполнено понятие «островная страна»? Думается, что нет. В последние десятилетия в общественном дискурсе большой популярностью стало пользоваться понятие «Японский архипелаг» (Нихон рэтто). Впервые в широкий оборот это понятие было введено премьер-министром Танака Какуэй, который в 1972 г. опубликовал книгу «Реформа Японского архипелага» («Нихон рэтто кайдзорон»). В этой книге обсуждались такие неотложные проблемы, как последствия экономического роста, урбанизация и депопуляция, транспорт и экология. В качестве символов загрязнения окружающей среды автор не забыл упомянуть и о гибнущих деревьях сакуры, и о деградации садов и парков.
Эта книга была опубликована на пике популярности дискурса «нихондзинрон». Поскольку в это время Япония стремительно превращалась в «экономического гиганта», то в общественно-государственно-этническом дискурсе господствовали в целом оптимистические настроения, и в книге Танака они находят отражение. Он констатировал: страна стоит перед некоторыми проблемами, но мы в состоянии их решить. И он оказался до определенной степени прав – с тех пор экологическое состояние страны сильно улучшилось.
Под влиянием оптимистического настроя в общественном сознании «увеличивалась» (не могла не увеличиться!) и территория страны. Этому осознанию способствовало официальное введение в 1982 г. исключительной экономической зоны, в связи с чем общая территория Японии, подверженная хозяйственному освоению, значительно возросла. Современный исследователь с возмущением и азартом доказывает своим оппонентам, что Японский архипелаг – вовсе не маленькая страна. Хотя площадь ее суши составляет 380 тыс. кв. км (60-е место в мире), но с учетом исключительной экономической зоны она занимает уже девятое место[540]. Автор данной публикации является решительным противником теории «единого японского народа» (справедливо считая ее социально-государственным мифом), он подчеркивает композитность, многообразие японской культуры. И естественно, что такому многообразию «требуется» (соответствует) значительная территория.
Желание человека соотнести себя с территорией, на которой он обитает, видимо, имеет биологические основания. В Японии этот фактор был значительно усилен «комплексом оседлости», сформировавшимся в результате заливного рисосеяния, островного положения страны, особенностей исторического пути. Однако человек все-таки меняется. Проживая в антропогенезированных ландшафтах, современный японец все больше склоняется к невозможной раньше мысли, что в связке человек-природа именно человек является ведущим фактором. И теперь из уст японцев мы слышим не только похвалы японской земле и природе, но и призывы к их антропогенному улучшению. Недаром идея «климатического дома», полностью изолированного от природной среды и капризов погоды, нашла в Японии столько сторонников. Нынешний японец не мыслит своей жизни без кондиционера, воздухоочистителя, увлажнителя. Все эти приборы эксплуатируются только в плотно закрытом помещении, избавленном от четырех времен года, восхищением которыми полна традиционная культура. Тем не менее культурное наследие дает о себе знать и сегодня: исследования современной аудитории указывают на отличное от представителей других культур восприятие природы у японцев[541].
Антропогенное улучшение среды обитания поднято в настоящее время на государственный уровень. В 1998 г. кабинет Хасимото принял пятую после окончания войны программу по комплексному развитию Японии. Эта программа, рассчитанная на выполнение к 2015 г., имеет заголовок «Великий дизайн XXI века. Создание прекрасной земли» («Нидзю иссэйкино гурандо дэдзайн. Уцукусии кокудо-но содзо»). В преамбуле этой программы говорится о необходимости «продемонстрировать миру прекрасную землю, на которой живут японцы, обладающие современной культурой и образом жизни, которые связаны с особенностями исторического пути и территории». Задача состоит в том, чтобы продемонстрировать миру «вызывающие чувство уважения острова-сад, утвердить идентичность нашей страны в условиях глобального мира». Поддерживая эту программу, мыслитель Кавакацу Хэйта прямо утверждает: идентичность японцев напрямую связана с понятиями «остров» и «сад». И потому он тоже призывает к тому, чтобы превратить Японию в «прекрасные острова-сад» (уцукусии тэйэн-но сима, garden islands)[542]. Таким образом, мы видим, как в нашем «рационалистическом» времени находится достаточно места и для мечты о «райском острове». Но если в древности на роль такого места была назначена неизвестно где находящаяся гора-остров Хорай, то теперь предлагается создать рай «не сходя с места», в самой Японии.
539
Подробнее см.: Мещеряков А. Н. Послевоенная Япония: этнологическое уничтожение истории // Мещеряков А. Н. Япония в объятиях пространства и времени. М.: Наталис, 2010. С. 236–251.
540
Окамото Масатака. Симагуникан сайко – утинару табунка сякайрон котику-но тамэ-ни//Фукуока кэнрицу нингэн сякай гакубу киё. 2010. № 2. С. 79.
541
Петрова Е. Г., Миронов Ю. В. Особенности восприятия ландшафтов в России и Японии: природные и этнокультурные факторы // Orientalia et Classica. Труды Института восточных культур и античности. Выпуск LI. М.: РГГУ, 2013. С. 504–522.
542
Кавакацу Хэйта. Фукоку ютоку рон. Токио: Тюко бумпо, 2000. С. 20, 32–34.