Страница 47 из 100
Упоминания о царе-драконе действительно имеются в сутрах. Однако там ничего не сообщается о садах четырех времен года. Похоже, что конструирование такого идеального места во владениях царя-дракона явилось продуктом местного (японского) творчества. Рискнем предположить, что идея одномоментного лицезрения всех четырех времен года оказалась настолько близка японскому сознанию, что оно с готовностью подправило исходный вариант.
В «Эйга моногатари» сообщается: после того как император посетил проходившую возле райского пруда церемонию освящения храма, он осмотрел Золотой павильон. На его дверях он видит изображение восьми сцен из жизни Шакьямуни. На одной из них представлен эпизод, когда его раздосадованный отец, желавший отвлечь и удержать сына от монашеской жизни, дарит ему 500 прекрасных дочерей соседних царей и магическим образом демонстрирует ему сады и рощи, расположенные во всех четырех сторонах света[317]. Здесь говорится лишь о садах четырех сторон света, о том, что там властвуют четыре времени года, еще ничего не сообщается. Однако в 1265 г. Нитирэн фиксирует такую модификацию этой легенды. Отец показывает Сиддхартхе четыре времени года разом, каждому из которых соответствует определенное направление. Весна и восток – это дымка, перелетные гуси, запах сливового цвета, щебет камышовок; лето и юг – речная прохлада, цветы унохана, лесные заросли и пение кукушки; осень и запад – клены, ветер, колеблющий стебли оги (мискант сахароцветный) и ветви сосен, стрекот цикад, звезды, заставляющие со слезами на глазах вспомнить о прошедшем лете с его светлячками на берегу пруда; зима и север – увядшие травы, ледок у кромки пруда… Специально подчеркивается, что у четырех ворот этого сада четырех времен года несут службу по 500 охранников, а это лишний раз свидетельствует: пространство сада особое, попасть в него нелегко[318].
У Нитирэна сад четырех времен года соотносится с буддизмом, а приводимая им легенда о происхождении сада четырех времен года будет повторяться и в дальнейшем (например, в садовом трактате «Сага рютэй кохо хицудэн-но сё» – «Тайная книга школы, Сага о старых правилах по устроению сада», период Муромати). В легенде «Кондзяку моногатари» (XIX-33) монах тайно наблюдает за таким садом в синтоистском святилище.
Описание Нитирэном времен года (каталог флоры и фауны) не имеет буддийского (индийского) происхождения, оно вполне местное и закреплено в японоязычной поэзии и в общих чертах совпадает с описанием, приводимым в легенде о рыбаке Урасима Таро, имеющей даосское происхождение[319].
В Японии эта легенда впервые фиксируется уже в «Манъёсю» (№ 1740). Урасима и дочь морского дракона полюбили друг друга, рыбак переселяется в подводный дворец, в котором не старятся. Однако Урасима тоскует по дому и решает ненадолго возвратиться в родную деревню. Оказывается, однако, что на земле другой счет времени – за период «недолгого» по драконовским меркам отсутствия рыбака на родине произошли драматические перемены: Урасима не обнаруживает ни дома, ни родителей, он мгновенно старится и умирает. В «Манъёсю» еще ничего не говорится о садах четырех времен года во дворце дракона, однако в более позднем (прозаическом) варианте этой легенды эпохи Муромати главный герой попадает в великолепный «дворец дракона» с таким же чудесным садом, где одновременно можно наблюдать все четыре времени года. На востоке весна. «Слива и сакура в полном цвету, ветви плакучей ивы колышутся на весеннем ветру, из легкого тумана… раздается голос камышовки. Все ветви деревьев усыпаны цветами». Обернувшись к югу, видишь лето: «Лотосы в пруду в росе, в освежающей мелкой ряби у кромки берега резвится множество водяных птиц. Деревья густо покрыты новыми побегами. В воздухе висит стрекот цикад. Когда спускается вечер, в разрывах облаков кукует кукушка, давая понять, что пришло лето». Осени соответствует западное направление. «Везде на ветвях красные листья, за низкими плетеными изгородями – белые хризантемы, на краю окутанных туманом полей покрыты росой кустарники двуцветной леспедецы. Звук мрачных оленьих голосов дает понять, что это настоящая осень». И наконец, зима ассоциируется с севером. «Ветви увяли, первый иней покрыл опавшие листья, горы все в белых нарядах. У входа в долину, занесенную снегом, чуть заметен одинокий дымок печи для обжига угля»[320].
Несмотря на то что эпоха Муромати отмечена сильнейшим буддийским влиянием, легенда об Урасима не поддается ему. Недаром после возвращения домой Урасима превращается в журавля на горе-острове Хорай. Таким образом, в отличие от героя «Манъёсю» Урасима все равно обретает бессмертие. Поэтому автор не горюет о том, что Урасима вмиг состарился, рассказ кончается фразой: «Это пример того, чему радуются!»
Концентрация разных времен года в одном месте, в одном зрачке – признак идеального места, идеальной жизни, остановленного времени. Недаром Урасима Таро, находясь в таком идеальном месте, как драконий дворец, не старится и расстается с земной жизнью лишь после возвращения в родную деревню, где он не может наблюдать четыре сезона разом. Лишь тут обнаруживается, что три года в драконьем дворце равняются 700 «земным» годам.
Одновременное лицезрение четырех времен года может быть помещено только в положительный контекст и не воспринимается как пугающая аномалия. Созерцание амидаистского сада приводит к перерождению в раю, созерцание сада во дворце морского дракона приводит в результате к перерождению на Хорай. В обоих случаях речь идет об обретении вечной и счастливой «жизни после смерти».
Реальные сады с настоящими растениями не могли, естественно, предоставить зрителю возможность любоваться всеми четырьмя временами года одномоментно. Тем не менее мысль о том, что в идеальном саду должны быть представлены все сезоны, находила практическое воплощение. Для этого в саду должны быть такие растения и ландшафты, по которым ясно видна поступь сезонного времени.
В «Повести о дупле» сообщается о богаче, дворец которого был отделан золотом, серебром и драгоценными каменьями. К востоку от него высилась «весенняя гора» (непонятно, была ли она природного или искусственного происхождения), на которой полагалось расти деревьям сливы и сакуры. С южной стороны располагалась роща, дававшая густую тень летом, к западу – кленовая роща, которой любовались осенью, к северу росли вечнозеленые сосны, ассоциировавшиеся в данном случае с зимним пейзажем.
В перечислении растений присутствуют самые обычные для Японии деревья, специально подчеркивается, что там не росли сандаловые деревья, не водились там и экзотические для Японии павлины с попугаями[321], что свидетельствует об определенной реалистичности описания. Павлины и попугаи считались в буддизме птицами райскими и весьма редкими для Японии. И тем не менее посетителю сада это не помешало квалифицировать сад именно как рай[322]. Более важным оказывается то обстоятельство, что там были представлены четыре времени года.
В одном из рассказов периода Муромати приводится описание другого частного сада. После перечисления многих растений и деревьев, которые там произрастают, автор подводит итог: «Пусть это и не дворец Долгой (или Вечной. – A.M.) жизни, однако сделан он в подражание ему и прекрасен во все четыре времени года. Поскольку здесь сотни разных цветов, то имеются такие, что еще не зацвели, а есть ветви, с которых цветы уже опадают. Там, где сильный ветер осыпал цветы, их лепестки плавают на волнах у кромки берега. С чем можно это сравнить? Только с прудами восьми добродетелей в раю, но, хотя там мириады драгоценных лотосов, здесь еще лучше. Чтобы перейти с берега на острова, перекинуты горбатые мостики, в прудах цветет множество лотосов, волны мягко набегают на берег, веет легкий ветерок, луна чиста. Если бы здесь, в зарослях павлонии и бамбука, резвились павлины и птицы хоо [кит. фэнхуан, мифическая птица, показатель знатности, приносит счастье], можно было бы подумать, что это и есть рай»[323].
317
Эйга моногатари. Серия «Нихон котэн бунгаку тайкэй». Токио: Иванами, 1969. Т. 2. С. 69.
318
Нитирэн дайсёнин госё дзэнсю. Токио: Сокагаккай, 1952. Т. 1 С. 492.
319
Токуда Кадзуо. Отоги-дзоси кэнкю. Токио: Миёи сётэн, 1988. С. 52–54.
320
Месть Акимити. Средневековые японские рассказы/Перевод М. В. Торопыгиной. СПб.: Гиперион, 2007. С. 296.
321
Повесть о дупле. Уцухо моногатари/Перевод В. И. Сисаури. СПб.; М.: Петербургское востоковедение; Наталис; Рипол классик, 2004. Т. 1. С. 241–242.
322
Повесть о дупле. Уцухо моногатари/Перевод В. И. Сисаури. СПб.; М.: Петербургское востоковедение; Наталис; Рипол классик, 2004. Т. 1. С. 273.
323
Месть Акимити. Средневековые японские рассказы/Перевод М. В. Торопыгиной. СПб.: Гиперион, 2007. С. 42–43.