Страница 34 из 100
Природные катаклизмы являлись для людей того времени предвестниками самых страшных экзистенциальных и социальных неурядиц. Катастрофы служили подтверждением их эсхатологических ожиданий. Поэтому создатели воинского эпоса «Хэйкэ моногатари» (первая половина XIII в.) предпочитали верить не трезвым описаниям урагана 1180 г., а экзальтированному восприятию Камо-но Тёмэй: «Смерч опрокидывал ворота с тяжелыми навесами, без навесов, переносил их вдаль, за четыре, за пять, а то и за десять тё. Балки, перекладины, столбы вперемежку кружились в воздухе. Кипарисовая дранка и доски кровли носились в небе, как листья под порывами зимней бури. Адский вихрь, дующий в преисподней, казалось, воет не громче, чем гул и грохот, сотрясавшие в тот день воздух! Ураган повредил не только строения – погибло много людей. Волов же и лошадей пропало без счета». Гадание показало: «В течение ближайших ста дней высшим сановникам государства надлежит соблюдать пост и молиться. Стране угрожает опасность; захиреет святое учение Будды, придет в упадок власть государей, и наступит нескончаемая кровопролитная смута»[227]. Показательно, что Камо-но Тёмэй еще ничего не говорил о человеческих жертвах – он упоминал только о калеках. Что до «Хэйкэ моногатари», то тут жертвы появляются во множестве – по прошествии полутора веков…
Выражаясь шахматным языком, человек в этом месте (Япония) и в это время (конец Закона Будды) постоянно пребывал в состоянии цугцванга. «У кого имущество, тот и жаден; кто одинок – того презирают; у кого богатство, тот всего боится; кто беден – у того столько горя; на поддержке других – сам раб этих других; привяжешься к кому-нибудь – сердце будет полонено любовью; будешь поступать, как все, самому радости не будет; не будешь поступать, как все, будешь похож на безумца»[228].
Описание смерча в «Хэйкэ моногатари» является гиперболой. Но вот предчувствие его ужасных последствий весьма точно характеризует реальное состояние умов. Такое катастрофическое сознание представляло собой своеобразное «усилительное устройство», которое многократно увеличивало разрушительную мощь природных катаклизмов. Показательным примером могут послужить записи дневника Фудзивара Митинага «Мидо кампакуки» (Канко, 1-7-10-1-7-20, 1004 г.) об обстоятельствах принятия девиза Канко (1004–1012).
В течение длительного времени (около месяца) не выпадали дожди. Поэтому император Итидзё проводит в дворцовом саду моления о его выпадении. На следующий день император сообщает Митинага, что видел сон, в котором пьют сакэ (из текста непонятно, кто это делает). Митинага толкует сон в качестве знака близящегося дождя. Действительно, через какое-то время закапал дождик, раздались раскаты грома, и Митинага полагает, что Небо откликнулось на государеву молитву. В течение следующих трех дней дождь временами выпадает – то слабый, то сильный. Император надеется, что молитвы астролога Абэ-но Харуакира о дожде возымели действие, и распоряжается послать ему подарки в награду за его погодную службу. Однако в последующие два дня снова стоит вёдро, и потому в день, когда должны состояться состязания борцов сумо, не исполняется музыка – поскольку следует горевать, а не радоваться. В 20-й день 7-й луны с утра стоит ясная погода, но потом проливается дождь. Тем не менее государь отдает распоряжение призвать двести монахов из храма Тодайдзи, чтобы начиная с 25-го числа они возглашали сутры, вызывающие дождь. Далее высшие придворные обсуждают указ о перемене девиза правления. Митинага отмечает, что в проекте документа присутствует упоминание о землетрясении, но в той части, где сообщается о помиловании преступников, нет стандартного выражения «восемь видов преступлений». После внесения корректировки и перебелки документа переписчики вместо 20-го числа ошибочно указывают, что указ датируется 10-м днем 7-й луны, что вызывает гнев Митинага, называющего работу секретариата «верхом тупости». После изменения девиза ритуальные мероприятия по вызыванию дождя продолжаются еще достаточно длительное время.
Записи из дневника Митинага тщательнейшим образом фиксируют все сведения, относящиеся к природным и погодным явлениям. Однако о том, что случилось землетрясение, мы узнаем только из его ремарокпо отношению к тексту указа. А это означает, что упоминаемое там землетрясение не было хоть сколько-то заметным. Тем не менее кто-то все же ощутил его, а засуха и катастрофическое сознание «усилили» землетрясение до такой ужасной степени, что пришлось прибегнуть к изменению девиза.
В обстановке, когда возможности по контролю над страной значительно сократились, перестали составляться и официальные хроники. Одной из причин (или последствий?) этого стал недостаток информации, поступавшей с периферии. Центральная власть плохо контролировала социум, ее возможности по контролю над природой также сократились. В период Хэйан значительно увеличивается количество придворных церемоний и ритуалов годового цикла (их насчитывается по меньшей мере 270), но при этом сокращаются возможности реагировать на непредвиденные ситуации. Если раньше случавшиеся природные бедствия непременно вызывали ответную реакцию центральной власти (как практическую, так и ритуальную), то теперь это наблюдается в гораздо меньшей степени – уже со второй половины X в. видно, что помощь пострадавшим со стороны властей оказывается все реже и реже[229].
Сеть святилищ и храмов, списки которых были составлены в VIII–X вв., охватывала все провинции. Эта магическая сеть была призвана обеспечивать защиту всей страны, которая воспринималась как совокупность провинций. Но уже в X в. составляется новый, усеченный список из 21 «главного» святилища, которые пользовались наибольшим признанием и помощью государства, т. е. императорского двора (число 21, видимо, не случайно – считалось, что повторение молитвы или заклинания 21 раз сообщает им особую действенность). В 1081 г. к этому списку добавили еще одно святилище. Все эти святилища находились неподалеку от столицы, в так называемых внутренних провинциях (исключение составляет лишь святилище Исэ), образуя магический пояс («крепостную» или же «горную» стену) по защите «государства» от разного рода природных бедствий, напастей, мятежей, болезней и нечисти. Одним из показателей важности этих святилищ являлось то, что посвященные им (связанные с ними) стихи имели преимущественное право на попадание в императорские антологии[230]. Что до буддийских храмов, призванных оборонять страну, то их число составляло теперь всего семь (все они находились в Нара). Именно там, а вовсе не во всех провинциальных и государственных храмах (как это было прежде) и возносятся моления о прекращении дождей (в Тодайдзи и Кофукудзи этим занималось по 20 монахов, в остальных храмах – по 10)[231].
В понятие «страна Япония» теперь обычно включается отнюдь не вся страна, а лишь ее избранная часть. Эту страну теперь часто именуют «Этот двор» – Хонтё. Его-то теперь и обороняют. Государевы повеления о том, что святилища и храмы по всей стране должны вознести моления по случаю какой-нибудь социальной или природной аномалии, остаются в прошлом. В 8-й луне 1006 г. придворные астрологи зафиксировали появление кометы, что считалось дурным знаком. Для «нейтрализации» этого предвестника несчастья государевы посланцы вместе с подношениями были отправлены в 21 святилище, чтобы совершить там соответствующие оберегающие моления. После этого объявили и амнистию, под которую попали «целых» 18 человек (наверное, среди всех обитателей Японии только они радовались небесной аномалии). Судя по всему, эти преступники тоже находились (содержались) в столице[232]. Понятно, что комету можно было наблюдать со всей территории страны, а преступления совершались не только в Хэйане, но государь и его астрологи проживали в столице, она же и подлежала защите.
227
Повесть о доме Тайра / Перевод И. Львовой. М.: Художественная литература, 1982. С. 153–154.
228
Исэ моногатари/Перевод Н. И. Конрада. М.: Наука, 1979. С. 211, 220.
229
Такинами Садако. Хэйан кэнто. Токио: Сюэйся, 1991. С. 278–279, 222–224.
230
Eolinyk Christina. Poems of the Gods of the Heaven and the Earth: an a
231
Мидо кампакуки, Канко, 7-9-6 (1010 г.).
232
Мидо кампакуки, Канко, 3-8-8, 3-8-26 (1006 г.).