Страница 20 из 28
На его проницательный ум и счастливую память не раз указывали педагоги и воспитатели, как и на настойчивое желание самосовершенствоваться. Да, ему несколько не хватало прилежания, но, благодаря его способности к учению и умению исправлять ошибки, учиться на них, он с лихвой восполнял этот свой недостаток. Надзиратель Пилецкий по прошествии года обучения вынужден был констатировать, что Корсаков «с некоторого времени весьма исправился».
Он первым взял почин выпускать лицейские журналы. На его счету их было несколько: это и «Вестник № 1», и «Для удовольствия и пользы», и «Неопытное перо», который он издавал вместе с Пушкиным и Дельвигом. В журнале «Лицейский мудрец» он имел свою редакторскую колонку, где проявил себя как грамотный, умелый редактор. Его издательские инициативы, скорее всего, были спровоцированы влиянием старшего брата, Петра, который был хорошим писателем, переводчиком и издателем. Произведения лицеистов в журналах обычно давались без подписи, поэтому сказать, насколько хорош был Николай Корсаков как литератор, мы с уверенностью не можем. Но композитор он был блестящий, и как впоследствии вспоминал Пущин, его романсы исполнялись всюду, «во всех домах, где Лицей имел право гражданства». На стихи Пушкина Корсаков написал несколько вещей – «К Делии», «К Маше», «К живописцу».
По окончании Лицея Николай Корсаков получил похвальный лист № 3 с правом на серебряную медаль и уехал во Флоренцию для работы в русской дипломатической миссии. Там он серьёзно заболел чахоткой, как тогда говорили «грудью», и в возрасте двадцати лет скончался. Александр Сергеевич горько сожалел о своём лицейском товарище. Это была уже вторая потеря Лицея.
Модест Корф
1800–1876
Среди лицеистов, оставивших о Пушкине более всего воспоминаний, был, пожалуй, Модест Корф, в то время как Пушкин его не упомянул в своём творчестве ни разу. Когда Корфа спрашивали почему, он невозмутимо ссылался на короткую жизнь поэта, не успевшего о нём написать. Да, если бы он имел возможность прочесть воспоминания Корфа, то наверняка ему было бы посвящено немало строк в ответ, не оставляющих для оппонента ни единого шанса оправдаться.
«Барон Модест Корф, 12-ти лет. С хорошими дарованиями, прилежен с успехом, любит порядок и опрятность; весьма благонравен, скромен и вежлив. В обращении столь нежен и благороден, что во всё время нахождения его в Лицее ни разу не провинился; но осторожность и боязливость препятствуют ему быть совершенно открытым и свободным. Иногда немножко упрям с чувствительностью».
Директор Е. А. Энгельгардт, известный своей симпатией к подобному типу воспитанников, всё равно недолюбливал Корфа, отмечая его чрезмерное тщеславие и самолюбие. Товарищи-лицеисты относились к нему двояко: с одной стороны им импонировали добропорядочность и спокойствие юноши, но с другой стороны не могли не замечать его желчности и болезненного честолюбия. «Мордан», «Дьячок» – дразнили его однокашники. Первое прозвище – искажённое французское слово «едкий», а второе он получил за особое пристрастие к религиозным и церковным книгам. В Лицее он занимал комнату № 8, в соседстве с Николаем Ржевским и Иваном Малиновским.
Духом соперничества, соревновательности Модест Корф был одержим с детства, и его успехи, в немалой степени, были обусловлены этим.
Корф не принимал никакого участия в классной жизни, ни в театральных постановках, ни в литературных кружках. Более того, издаваемые лицеистами журналы он считал «очень неважными», а журнал «Лицейский мудрец» он вообще считал «площадным». Не был Модест Корф высокого мнения и о системе преподавания в Лицее, так же как и о самих преподавателях, считая пустым времяпрепровождением большинство из даваемых ими уроков: «Кто не хотел учиться, тот мог вполне предаваться самой изысканной лени, но кто и хотел, тому не много открывалось способов, при неопытности, неспособности или равнодушии большей части преподавателей, которые столько же далеки были от исполнения устава, сколько и вообще от всякой рациональной системы преподавания». Но он очень хорошо рисовал, имел правильный, каллиграфический почерк, в тетрадях у него не было ни единой помарки.
Модест Андреевич Корф окончил курс в Царскосельском лицее с похвальным листом № 4 и правом на серебряную медаль. Был одним из немногих, кто ничего не написал при прощании в альбом директора Лицея Е. А. Энгельгардта, также скуп он был и по отношению к своим товарищам, с которыми провёл в лицейских стенах немалые шесть лет.
Служил Корф сначала в министерстве юстиции и в комиссии составления законов. Затем в течение пяти лет состоял при графе Сперанском во Втором отделении Собственной его Императорского величества канцелярии. С 1831 года управлял делами Комитета министров, с 1834 года был государственным секретарём, а в 1843 году назначен членом Государственного Совета.
Необходимо отметить, что на каких бы должностях ни находился барон Корф, везде под его руководством воцарялся идеальный порядок и формировалась образцовая система управления. Он был придирчив и требователен, очень деятелен и рационален в своих действиях. Начальство осыпало его милостями и наградами, Сперанский говорил о нём как о «лучшем работнике», у министра юстиции Лобанова Корф также был в фаворитах и в самых близких сотрудниках, которому он мог доверить любую, даже самую сложную задачу.
А у руководства таких «сложных» задач было немало. В 1848 году решением Императора был создан тайный комитет постоянного надзора за «духом и направлением книгопечатаний». Членом этого комитета утверждается барон Корф. «Чёрный совет» – так называли его все прогрессивно настроенные представители тогдашней интеллигенции. Это был орган секретной цензуры, помимо той, что имелась при небезызвестном управлении графа Бенкендорфа, перешедшая во времена Корфа к князю Алексею Фёдоровичу Орлову.
С 1849 года Модест Андреевич становится директором Императорской публичной библиотеки. И здесь вновь он проявляет свой исключительный организаторский талант.
Корф обновил и преобразовал библиотеку, превратив её из запущенного, малопосещаемого заведения, в центр общественной и культурной жизни, с мероприятиями и выставками, которые, по словам её сотрудника, выдающегося русского критика Стасова, «постоянно привлекали толпы народа». По требованию её директора весь фонд библиотеки был упорядочен и систематизирован, что сильно упростило доступ к запрашиваемым изданиям. В библиотечных залах проводились демонстрации редких и интересных книг, был создан отдел «Rossica», объединивший в себе всё, что содержало хоть какое-либо упоминание о России.
В 1861 году барон Корф был назначен главноуправляющим Вторым отделением Собственной его Императорского величества канцелярии, а в 1864 году – председателем департамента законов Государственного Совета. В 1872 году он был возведён в графское достоинство.
В отличие от небезызвестного кинематографического персонажа, Модест Корф был действительно «особой, приближённой к Императору». Ещё будучи служащим под началом Сперанского, Корф имел прямой доступ к Николаю Первому, лично докладывая ему о делах своего комитета, а с 1847 года начал преподавать право великим князьям и наследнику престола.
Занимался Корф и литературной деятельностью. Кроме действительно полезной и нужной книги «Графодромия, или Искусство скорописи», он написал «Восшествие на престол Императора Николая I», где оболгал декабристов, не пощадив даже своих прежних товарищей по Лицею. Вольная печать, в лице Герцена и Огарёва, встретила этот пасквиль «антикорфикой». Изданное бароном «подлое сочинение», а именно так оно было аттестовано авторами «Полярной звезды», не раз подвергалось критике как в «Колоколе», так и в других неподцензурных изданиях.