Страница 16 из 28
История была описана в разделе политики, снабжена язвительными карикатурами и комментариями. Вот что писал об этой истории Иван Пущин: «Я, Малиновский и Пушкин затеяли выпить гогель-могель. Я достал бутылку рома, добыли яиц, натолкли сахару, и началась работа у кипящего самовара. Разумеется, кроме нас, были и другие участники, но они остались за кулисами по делу, а в сущности, один из них, именно Тырков, в котором чересчур подействовал ром, был причиной, по которой дежурный гувернёр заметил какое-то необыкновенное оживление, шумливость, беготню. Сказал инспектору. Тот после ужина всмотрелся в молодую свою команду и увидел что-то взвинченное. Тут же начались спросы, розыски. Мы трое явились и объявили, что это наше дело, и что мы одни виноваты. Исправлявший тогда должность директора, профессор Гауэншильд, донёс министру. Граф Разумовский приехал из Петербурга, вызвал нас из класса и сделал нам формальный выговор».
По выпуску из Лицея это происшествие было забыто и никак не сказалось на карьере виноватых, хотя такие опасения имели место.
Александр Тырков был выпущен прапорщиком в Северо-Конно-егерский полк, однако в армии служил недолго, выйдя в отставку по болезни в 1822 году. После выхода в отставку он поселяется по соседству с Егором Антоновичем Энгельгардтом на Васильевском острове в Петербурге, где устроил для себя довольно-таки большое и благоустроенное хозяйство. Соседство сблизило Тыркова со своим бывшим директором, по чертежам которого в загородном тырковском имении Апраксин Бор, недалеко от Любани, началось возведение дома и произведена планировка приусадебного участка. Но довести дело строительства до конца хозяину усадьбы не удалось, тяжёлый недуг вынудил Александра Дмитриевича поселиться у своего брата в селе Вегежа Новгородского уезда.
Отставной штаб-ротмистр Александр Тырков любил принимать гостей, не раз он принимал у себя шумные лицейские собрания. Лицейская годовщина 1828 года, шутливый протокол которой был составлен Пушкиным, также проходила в доме Тыркова. «Тырковиус» на весёлых лицейских посиделках обычно безмолвствовал, в то время как его товарищи «пели лицейские песни, снова возвращаясь в старое доброе время». И как прежде:
И «паясы», собираясь у своего «царя», неутомимо вели подробные протоколы лицейских сходок.
Сильверий Броглио
1799–1824
Сильверий Броглио получил своё имя в честь канонизированного римского понтифика VI века, а родина юноши – город Кьери, расположенный недалеко от Турина. Как и все мужчины рода он был рыцарем Мальтийского ордена, но как младший сын, по итальянским законам не наследовал отцовского графского титула, а был записан как шевалье Сильверий Броглио. В России такого титула не существовало, и во всех документах он именовался как граф.
По всей вероятности, Сильверий не вполне владел русским языком, отчего сильно страдала его успеваемость:
«В русском и латинском языках. Не способен, прилежание тщетно, успехов нет.
Во французском языке. Нерадение и непонятность.
В немецком языке. Не способен и не надёжен в успехах.
В логике и нравственности. Не понятен, прилежен, но без успеха.
В математике. Ни охоты, ни способности. Успехов ни малейших.
В географии и истории. Дарования слабы. Успех мал.
В рисовании. Посредственных дарований. Успехи медленны. 4-го отделения.
В чистописании. Начинает успевать…»
Единственно, в чём смог преуспеть молодой итальянец, так это в искусстве фехтования.
Наверное, поэтому Илличевский изобразил его на карикатуре со шпагой, в числе других лицеистов, вооружённых иным оружием, которые дразнят медведя-Данзаса.
Преподаватели отмечали его крайне слабую память, исключительное упрямство и гневливость. Единственно, что имело воздействие на юношу, так это «ласковые увещания», которые «столь же трогали его сердце, сколько, напротив, раздражали упрёки или насмешки». При всех недостатках Сильверий был «довольно простосердечен, опрятен и прилежен».
Броглио отводилась для проживания комната № 31. Обидных прозвищ он не имел, в лицейских журналах и «национальных песнях» Сильверий упоминается как «Маркиз» или «Граф».
«Граф» был левшой, отличался крепким телосложением и азартным характером. Не раз был замечен в схватках с воспитанниками, за что получал взыскания и «отсидкой» за позорным столом.
После окончания Лицея был произведён в армейские офицеры, но в России не остался. Многие исследователи объясняют такое решение Броглио скорее примкнуть к числу мятежников, среди которых значился его старший брат Фредерик Доминик, офицер сардинской армии. В армию Сардинского королевства был зачислен и Сильверий, в чине поручика.
В 1819–1821 годах произошли Пьемонтская и Неаполитанская революции, которые были жестоко подавлены войсками, верными королевской власти. Сильверий был лишён чинов и имущества и выдворен из Пьемонта «навечно». Как многие другие изгнанники Броглио примкнул к греческим повстанцам, боровшимся против турецкого ига. В этой освободительной войне греческого народа Сильверий Броглио погиб, предположительно в 1824 году.
«Красавцем молодым», «сиятельным повесой» называл своего сотоварища Пушкин. Вполне возможно, что он был прототипом Сильвио из пушкинского «Выстрела». Во всяком случае, в образе Сильвио явлен его психологический портрет, да и само имя Сильвио созвучно с именем бывшего лицеиста. В своём произведении Пушкин коснулся распространённого и в каком-то смысле модного в то время бретёр-ства, поразившего не только армейскую среду, но и ставшего вполне бытовым явлением. Бесшабашное молодечество, показная удаль была свойственна и лицеистам, как своеобразное проявление свободолюбия и фрондёрства. Подобного стиля поведения придерживался и Сильверий Францевич Броглио, человек страстный, упрямый и непримиримый, не сумевший победить свою буйную натуру за годы обучения в Лицее ни латынью, ни упражнениями в изящной словесности.
Броглио, так же как и герой пушкинской повести, поехал в Грецию и погиб в сражении с турками. Пушкин в 1830 году ещё не знал о его гибели и странным образом предугадал своим произведением его судьбу.
Александр Горчаков
1798–1883
Александр Горчаков занимал в Лицее комнату № 30, имел прозвища «Франт» и «Дипломат» и был не менее волевым и целеустремлённым юношей, нежели Вольховский-Суворчик. Так же как и последний, Горчаков учится владеть собой, обуздывать свой темперамент и страстный нрав; стремится приобретать знания и полезные навыки, дабы быть востребованным для общества и государства. Преподаватели между собой иногда называли его «Адонисом», по имени греческого бога, славящегося своей красотой. Горчаков, действительно, был «необыкновенно миловиден», обладал изящной грацией и мужественным обаянием.
Вот его аттестационная выписка, по которой мы можем судить о юном воспитаннике Императорского лицея, Александре Горчакове:
«Князь Горчаков (Александр), 14-ти лет. Превосходных дарований. Благородство с благовоспитанностию, крайняя склонность к учению с быстрыми в том успехами, ревность к пользе и чести своей, всегдашняя вежливость, нежность и искренность в обращении, усердие, ко всякому, дружелюбие, чувствительность с великодушием и склонность к благотворению – суть неотъемлемые принадлежности души его; пылкость ума и нрава его выражают быстрая речь, и все его движения; при всём том он осторожен, проницателен и скромен. Крайняя чувствительность причиняла ему прежде много страданий, но теперь она вошла в пределы умеренности; он начинает сносить её со свойственным великодушием. Опрятность и порядок царствуют во всех его вещах».