Стюардесса

Галина пронесла по салону пластиковые стаканчики с водой. Динка скосила глаза — так и есть: на плохо промытом пластике серые разводы, а водички просто на донышке. Зато экипаж сэкономит за рейс пару бутылок газировки.

Противно! Что за мелочность?! Ее бесило это стремление обязательно хоть немножко да украсть. Пусть чепуху, бутылку лимонада, горсть конфет или банку икры. Особенно раздражало то, что одноразовую посуду норовили использовать несколько раз, а выданные упаковки со стаканчиками растаскивали по домам для дачных пикников.

Динка отвернулась к окну и закрыла глаза. Вспомнилось, как обидно было возвращаться в свою бригаду после очередных заваленных экзаменов.

Трижды пересдавала проклятый английский. Динке казалось, что она уже все вызубрила, так нет — обязательно какой-нибудь экзаменатор с ехидной улыбочкой норовил под занавес задать каверзный вопросик. Причем так заворачивал фразу, что Динка вообще не понимала, о чем речь.

На видном месте, рядом с аудиторией висели хвастливые статистические сведения, где сообщалось, что за десять лет славная Кафедра специальной языковой подготовки для экипажей международных линий, инженерно-технического состава в международных аэропортах и бортпроводников выпустила 600 членов экипажей, 300 бортинженеров и 400 представителей Аэрофлота за рубежом.

И Динка, читая эти цифры, чувствовала себя единственной тупицей из всего числа выпускников. Тысяча триста курсантов благополучно сдали экзамены, и только она, тысяча триста первая, все время проваливается!

Сколько она выплакала слез от злости и обиды! Казалось, еще чуть-чуть — и заветная корочка и перевод на загранрейсы в кармане. Но непременно что-то мешало.

Незаметно для себя Динка задремала. А когда открыла глаза и глянула в иллюминатор, то удивилась, увидев совсем низко под крылом самолета темно-серое, свинцовое море. Она посмотрела на часы. Что за черт! Чепуха какая-то. По расписанию через пятьдесят минут они должны приземлиться во Внукове. Неужели развернули обратно?

Рядом в салоне волновались пассажиры. Они прильнули к иллюминаторам и возмущенно спрашивали друг у друга:

— Мы что, обратно в Адлер?

— Нет, это Анапа! Точно! Я узнала…

— Какая Анапа? Это Новороссийск.

— Да вы что? В Новороссийске горы! И потом, там аэродром маленький, он только местные линии обслуживает.

— Не говорите чепухи, еще пять лет назад там такие же Яки садились.

— Господи! Почему Анапа?!

— Говорят, Москва не принимает…

Хмурая Галина прошла по салону и, ничего не объясняя, ткнула в каждый ряд кресел поднос со «Взлетными» карамельками.

— Мы что, возвращаемся? — спросила ее Динка.

Стюардесса даже не удостоила ее взглядом.

Пассажиры взволновались еще больше. Выдвигали версии одна фантастичнее другой. И о том, что в Москве переворот, и об урагане невиданной силы, и о воздушных террористах на борту, и о возможной бомбе…

Внизу показалась кромка берега, самолет накренился, разворачиваясь на посадку, стали видны верхушки пирамидальных тополей с облетевшей листвой. Вдали, у линии горизонта, просматривались силуэты кораблей и портовые сооружения.

Динка прислушалась к шуму двигателей. Привычный натужный гул сменился едва заметным всхлипыванием, словно сердце работало с перебоями, замирая на долю секунды, а потом словно спохватываясь и наверстывая упущенное.

Самолет плавно снижался, быстро приближалась земля, покрытая клочками пожухлой травы, потом понеслась навстречу посадочная полоса.

Динка напряженно замерла в кресле, не в силах оторвать глаз от вращающегося в нескольких метрах от ее иллюминатора винта. Ей почему-то казалось, что сейчас он разломится на несколько частей и замрет, а вместе с ним самолет завалится набок, нелепо перекувырнется в воздухе и рухнет прямо на мокрый бетон, потому что времени для маневра у летчиков уже не остается…

Странно, но она никогда не боялась воздушной катастрофы, пока сама была членом экипажа. Тогда полет воспринимался Динкой как обычная будничная работа, а разве в работе могут быть опасности? Никогда она не вслушивалась в шум мотора, слепо веря тому, что с ней абсолютно ничего не может случиться.

Даже если дядя Коля обнаруживал какие-то неполадки, то сообщал о них таким сонным, безразличным голосом, словно речь шла о перегоревшей лампочке на кухне. Даже когда однажды они попали в грозу и самолет начало нещадно болтать, Динка была больше озабочена тем, чтоб не опозориться и удержать внутри съеденный обед, чем возможностью кувырнуться с небес без парашюта.

Теперь она вдруг почувствовала обычный страх и свою зависимость от действий абсолютно чужих и уже заранее неприятных ей людей.

Ну что это такое? Неужели трудно сообщить пассажирам, что происходит? Это ведь прямая обязанность стюардессы — успокоить людей. А она сует им конфетки.

Самолет резко тряхнуло от соприкосновения шасси с землей, и он покатился по бетонке, постепенно замедляя бег.

Динка облегченно вздохнула. А Галина наконец-то соизволила взять в руки микрофон.

— Внимание, — гнусавым голосом сказала она. — Наш самолет произвел посадку в аэропорту города Жданова. Ой, простите, Мариуполя…

— Мариуполя?! — хором выдохнули пассажиры. — Это ведь Украина! Как же так? А когда в Москву? Что случилось?

— После полной остановки двигателей я прошу всех покинуть самолет и проследовать в здание аэровокзала, — невозмутимо продолжила Галина. — О времени отправления нашего рейса будет объявлено дополнительно.

Вместе с толпой чертыхающихся, обозленных товарищей по несчастью Динка выбралась наружу. Ей еще повезло, она летела налегке, а остальным велели забрать из грузового отсека свои вещи. По этой детали Динка поняла, что самолет вряд ли отправится дальше.

Таможенники в украинской форме попытались было заставить прибывших заполнить декларации, но те подняли такой крик, что проще оказалось отодвинуть заслон и пропустить всю толпу без досмотра.

Найти хоть какую-то информацию в аэропорту было также проблематично. У справочного бюро и у кабинета начальника аэровокзала толпились и шумели возмущенные пассажиры. В одном месте их убеждали, что через час будет объявлена посадка, в другом обещали матерей с детьми разместить на ночь в гостинице. Люди метались от одного начальника к другому и не могли понять, что происходит.

Динка не теряя времени подошла к кассе. Как оказалось, очень кстати, потому что девушка-кассир тщетно пыталась докричаться до страждущих улететь, что на ближайший московский рейс есть несколько мест.

Динка быстро перерегистрировала билет, доплатила разницу и поспешила на посадку. Как осточертел этот родной привычный бардак! Особенно тронула сердце непередаваемая «чуткость» начальника смены, который в ответ на жалобы заорал:

— Куда лететь? Какая Москва?! Да вы скажите спасибо, что живы остались! У вас ведь мотор… накрылся!

Глава 5

Ничего не понимая, она замерла на пороге. Может, не туда попала? Перепутала дверь? Но ведь ключ подошел…

Минутное оцепенение объяснялось просто: вся Динкина квартира была перевернула вверх дном. Книги из шкафа валялись на полу, постельные принадлежности и белье тоже, даже из нижнего ящика тахты выброшены одеяла и подушки. На кухне вообще творилось что-то невообразимое. Кастрюли, банки, крупа, сахар — все вперемешку, даже ступить некуда.

Мелькнула мысль, что в квартире побывали воры. Но телевизор с видиком на месте, магнитофон тоже, новая дубленка валяется поверх груды вещей на полу.

Господи, что здесь произошло? Динке стало жутко, даже ноги задрожали. Почему-то показалось, что сейчас под кипой вещей она наткнется на чей-нибудь труп.

Металлические дверцы сейфа были распахнуты, но документы аккуратной стопочкой лежали на месте. И еще что-то диссонансом выбивалось из общей картины разорения. Но что?

Динка обратила внимание, что для журнального столика посреди комнаты словно расчищено место. А на его полированной поверхности лежат ее золотая цепочка, пара колечек и двести долларов, которые она копила на отпуск.