Стюардесса

Перед входом ребят обыскали, отобрали стволы. Сашка видел, что стол в холле завален изъятым оружием.

В зале ресторана за богато накрытым столом сидели человек десять, остальные жались вдоль стены. По бокам от них, у двери, у каждого окна стояли серьезные ребята со стволами. Сашку и его друзей подпихнули к жмущимся вдоль стены.

Люди за столом молча смотрели на них. А во главе стола сидел пегий Папа. Его сразу легко было узнать по необычному цвету волос и по уверенным, хозяйским манерам.

Сашка слышал уже раньше о существовании жесткого и всесильного авторитета под такой кличкой, но никогда не думал, что судьба может свести их лицом к лицу.

— Все собрались? — спросил Папа и утер губы крахмальной салфеткой.

Человек за его спиной по-холуйски согнулся и зашептал ему на ухо, указывая на стоящих.

Тогда Папа внимательно посмотрел на каждого, и, когда очередь дошла до Сашки, тот содрогнулся от холодной стали в его взгляде.

— Не хотите жить как люди, — вздохнул Папа. — Учишь вас, учишь. А вы все крысятничаете. Уроды.

Он отвернулся к холую и что-то тихо приказал ему. Тот моментально подскочил к шеренге и принялся сортировать стоящих через одного, словно исполнял команду «на первый-второй рассчитайсь!».

Сашка оказался в числе тех, кого выдернули вперед. Он в страхе не мог отвести взгляда от Папы, а тот в задумчивости барабанил пальцами по столу. Потом вновь осмотрел две шеренги, словно генерал свою армию, и все поневоле подтянулись и подравнялись.

Пару секунд Папа словно колебался, а потом взмахом руки велел Сашкиной шеренге отойти на другой конец зала, к окнам.

А потом со всех сторон раздался грохот одновременных выстрелов. Вторая шеренга рухнула на пол, люди корчились в предсмертных судорогах, кровь брызгала на стены. Воздух наполнился едким запахом пороховой гари. Сашка зажмурился.

Каждую секунду он ждал, что сейчас боевики развернутся в их сторону, и он тоже получит свою порцию смертельного свинца.

Но выстрелы стихли. Папа поднялся, глянул на сбившихся в кучку, перепуганных парней и усмехнулся:

— Обосрались? Ничего, подмоетесь. Впредь умнее будете.

Он вышел из ресторана, за ним его свита. Должно быть, от вида крови даже у них пропал аппетит.

Сашку тогда выкинули за кольцевой дорогой. В тот вечер он потерял двух своих дружков и с ужасом думал, что было бы, если бы они с Витасем поменялись местами…

Теперь пегий стал седым и солидным. Впрочем, солидности ему и тогда было не занимать, не зря же для всей криминальной Москвы он был не меньше чем Папой. Эдакий крестный отец молодой российской мафии. Даже кличку свистнули у итальяшек.

Интересно, что делает авторитет в правительственных приемных? Знают ли там о его былых подвигах? О том, сколько на нем крови? Каким бизнесом он теперь промышляет, отошел ли от прежних дел? И главное, что мучило Сашку: узнал ли он его?

Вероятности мало. Тогда Аванс был двадцатидвухлетним разгильдяем, а теперь стал вполне приличным человеком, бортинженером. Для Папы он тогда был одним из многих, бледным пацаном, ждущим своей участи. А тот был для Сашки богом всемогущим.

И все же… Не хотелось бы, чтобы его прошлое всплыло, особенно в период Любкиной предвыборной кампании.

Глава 23

Отчего-то стоит выпить хоть каплю спиртного, закурить сигаретку, сесть с подружкой, чтоб потолковать, как тут же волком выть хочется. Динка и выпила-то всего ничего, но, видно, сказалось напряжение прошедших дней.

А тут еще и Танька некстати завела разговор о Наташке и Антоне. Конечно, понятно, что девчонка переживает, но Динке это напоминание было как железом по стеклу.

Если бы она догадалась подсунуть «бомбу» чуть раньше, хотя бы тогда, когда на борту находился бритоголовый крепыш, то ни Наташка, ни Антон не пострадали бы. Да и ей не пришлось бы пережить весь этот ужас.

Но задним числом все мы умные. Да и икона с деньгами лежали в тот момент в сочинском сарайчике Вадима.

И теперь оставалось только задавать себе мучающий вопрос: зачем?

Зачем она вообще взяла этот сверток у Павла Кондакова? Ну, допустим, она не знала, что в нем и чем все обернется… И второй вопрос: зачем тогда сунула в него свой нос? Что за дурное любопытство?! И зачем отвезла к Вадиму прятать? Надо было сразу избавляться от проклятых денег!

Ни на один из этих вопросов Динка не могла дать четкого ответа. Ей оставалось только лупить себя кулаком по лбу и причитать: ну дура я, дура!

И самое противное, что так было всегда. Во что бы ни ввязывалась Динка, что бы ни предпринимала, всегда потом оказывалось, что она забыла подумать о последствиях.

Ну когда я наконец поумнею?!

Динка даже отчетливо помнила день, когда начались все ее неприятности, которые нарастали как снежный ком, пока, наконец, не привели к нынешнему результату. Это было Первое мая ровно десять лет назад.

Динку с подружкой в тот день зачем-то понесло в заброшенный монастырь. Теперь в нем жили, вернее, влачили жалкое существование какие-то люди. Они ночевали в кельях, готовили еду на керосинках, сушили в монастырском дворе выстиранное тряпье.

Здесь нашли приюти бомжи, и наркоманы, и какие-то подозрительные типы с уголовными замашками.

Какой зловредный черт понес в это совсем не божье место двух тринадцатилетних девчонок, сказать невозможно. Проклятое любопытство и страсть к авантюрам и приключениям — имя этому бесу.

Маринка давно подогревала Дину рассказами о таинственных призраках, которые живут на старой колокольне, и о золотых кладах, зарытых в монастырских подвалах. А смотреть призраков и искать клады следовало если не ночью, то по крайней мере вечером. И подруги долго ждали, пока стемнеет, а потом улизнули из дома под предлогом того, что отправятся смотреть праздничный салют.

До монастыря надо было ехать сперва на метро, потом на трамвае. Он находился в глубине микрорайона, чуть поодаль от ветхих, расселенных двухэтажек с пустыми глазницами окон, рядом с которыми уже стояла строительная техника и был вырыт котлован.

Подруги аккуратно перебрались через грязь по широкой доске, стараясь не запачкать свои нарядные туфельки, а то потом объясняй родителям, где были… У полуразрушенной стены монастыря росла свежая зеленая травка, в ней уже готовились распуститься тугие бутоны желтых одуванчиков. Через пролом в кирпичной кладке девчонки проникли внутрь.

Они обогнули круглый остов звонницы и остановились. В одной из келий горел свет. Пламя свечи едва колыхалось, окно было распахнуто настежь, и оттуда доносились оживленные пьяные голоса.

— Празднуют… — шепотом сказала Маринка.

— Кто? Привидения?

— Не знаю…

Они осторожно подкрались к окну. Динка ухватилась за выбоину в кирпичной кладке, встала на высокую приступку и подтянулась к подоконнику. Она не успела ничего разглядеть, потому что половинка кирпича, за которую она держалась, разломилась под ее пальцами, и Динка с грохотом рухнула на землю.

Из окна тотчас высунулись две всклокоченные головы, и пьяные голоса радостно завопили:

— А кто к нам пришел! Сами в окно лезут!

— Бежим! — крикнула Маринка.

Она успела сообразить гораздо быстрее Динки, и что было мочи припустила обратно к проему. А Динка замешкалась. Во-первых, она упала и больно стукнулась коленкой, потом принялась искать в потемках слетевшую с ноги туфельку. Туфли ей подарили как раз на Майские, красные, лаковые, на каблуке, и было бы очень жалко так просто их потерять.

Ей бы найти туфельку и бежать в темноту, за колючие заросли кустов шиповника, а она испугалась и принялась громко звать подругу:

— Маринка! Ты где? Подожди!

Маринки уже и след простыл. Она опомнилась только на трамвайной остановке, промчавшись без передышки два квартала. Там она и топталась в ожидании Динки, боясь отправиться обратно, на поиски.

Зато на Динкины вопли выбрались из кельи несколько парней явно бандитского вида. Небритые, неряшливо одетые, дышащие перегаром, они были в два раза старше Динки и во столько же выше и крепче. Один из них схватил ее, прижал к груди и заорал: