Стюардесса

А Наташка зажмурилась, закусила губу, сложила руки перед собой лодочкой и нырнула в окно головой вперед, как в бассейн.

Она исчезала за окном, словно растворялась в небытии… Сначала голова и плечи, потом спина и бедра, потом постепенно таяли ноги, длинные, бесконечные… И последнее, что он запомнил, — были круглые розовые пятки, нежные и маленькие, как у ребенка…

— Вы можете говорить, Антон Васильевич?

Незнакомый человек в штатском, в накинутом на плечи халате, подвинул стул к его кровати.

Антон с трудом опустил веки в знак согласия.

— Только недолго, — предупредил лечащий врач. — Он еще не оправился после наркоза.

— Что со мной?

Язык едва ворочался во рту, был сухим, словно терка, с противным металлическим привкусом.

— Сквозное пулевое ранение в грудную область. Вам повезло — на пару сантиметров выше сердца. И перелом носа, но это сущий пустяк… — пояснил врач.

Раны в груди Антон не чувствовал, а вот «пустяк» болезненно ныл.

— Старший следователь Истомин, — представился человек в штатском. — Расскажите, Антон Васильевич, что произошло.

— Я… не помню… — пробормотал он. — Мы с Наташей…

— Наталья Михайловна Симакова, хозяйка квартиры? — уточнил Истомин.

— Да… — Антон помедлил. — Моя… гражданская жена.

Он ждал, что следователь расскажет ему, что случилось с Натальей и что она успела рассказать. Надо, чтобы показания не противоречили… Но следователь молчал и выжидательно смотрел на него.

— Я вас слушаю, — поторопил Истомин.

— Мы спали. Отдыхали после полета. — Антон помолчал, собираясь с мыслями. — А дальше… я не понял, что произошло. Кто-то ворвался в дом… на нас набросились… Я сразу потерял сознание…

— Вы предполагаете, кто это мог быть?

— Даже не знаю… Может, грабители?

— Вы можете их описать?

— Нет. — Антон с сожалением вздохнул. — Знаете… такая… общая масса.

— Может, кто-то показался знакомым?

— Я… совсем никого не рассмотрел… Но… нет. Знакомых не было.

— Они были в масках?

— Я не помню… Нет… кажется…

— Хорошо. — Следователь с трудом скрывал свое недовольство. — Хотя бы сколько их было?

— Увы… — помедлив, ответил Антон. — Не заметил…

— Что ж. — Истомин поднялся. — Если что вспомните…

— Да, конечно… — Антон опять опустил веки. — Скажите… а Наташа…

— Она в реанимации. — Истомин посмотрел на него с сочувствием. — Все-таки шестой этаж…

— Это ужасно.

— Как вы думаете, Антон Васильевич, то, что случилось с вами, как-то связано с гибелью вашего стюарда?

— Как? — выдохнул Антон. — Какая здесь связь?

— Я не знаю, — пожал плечами Истомин. — Но два нападения подряд на членов одного экипажа, согласитесь, выглядят подозрительно.

Антон замешкался и неуверенно выдавил:

— Я как-то об этом не думал…

— А я вот задумался. — Следователь остановился в дверях и обернулся к нему. — И буду ходатайствовать об объединении этих двух дел в одно.

— Если вы уверены… что это поможет… — пробормотал Антон.

Она сама не понимала, отчего пошла с Костей, мгновенно откликнувшись на вежливое приглашение попить чайку и обсудить возникшие проблемы. После всего случившегося очень не хотелось ехать домой в одиночестве, да и к родителям, чтобы отвечать на бесконечные расспросы, особого желания наведываться не было. Костя был ей интересен, и любопытство пересилило: ужасно захотелось взглянуть, как живет этот загадочный, держащийся всегда особняком тип.

Динка не хотела признаваться даже себе, что ее больно задело предательство Антона. Значит, он нежился с Наташкой, пока Динка, замерзая, валялась в подмосковном лесу, пока ползла по снегу и плакала от бессилия.

Он ее не искал, он, наверное, даже и не подумал, что она куда-то пропала. Ее могли убить, а он в это время был с другой. Получается, она ничего не значит в его жизни! Наташка для него все, а Динка так — минутное развлечение?

Если об этом все время думать, то можно с ума сойти.

Динка корила себя за жестокость, но ей не было жалко Антона. Вот Наташку жаль: всегда за мужскую глупость и подлость расплачиваются женщины.

Костя открыл ключом дверь и пропустил Динку вперед:

— Подожди, сейчас свет включу.

Но свет в прихожей вспыхнул сам, и перед удивленной Динкой возникла сухонькая бабулька.

— Инна Аполлинарьевна, что ж вы не ложитесь? — ласково спросил Костя.

— А я чувствовала, что ты вернешься, Котик, — прошамкала старушка. — Оладушков напекла.

— Ну зачем вы? — смутился Костя. — Мы в кафе перекусили.

— Ну так чайку попейте, вот оладушки и сгодятся. — Она нацепила на нос болтавшиеся на цепочке очки и пристально принялась разглядывать Динку. — А это кто? Оля? Или Леля? Не припомню…

«Ого! Да наш Котик донжуан!» — подумала Динка.

— Это Дина, — терпеливо объяснил он старушке. — С работы.

— Хорошо, — кивнула она. — Я тогда спать пойду. Ты зверей к себе возьмешь, раз не улетел?

Из-за соседней двери раздавалось радостное повизгивание, кто-то скреб когтями пол, а потом в щель под дверью просунулась рыжая лапа.

Костя распахнул дверь, и в коридор вырвались три лохматых пса, типичные двортерьеры. Они тут же принялись лаять, скакать вокруг хозяина и все пытались упереться лапами ему в грудь и лизнуть в лицо.

— Тихо! — шепотом прикрикнул на них Костя. Он открыл вторую дверь. — Место.

Псы смущенно поджали хвосты и степенно вошли в другую комнату. Следом за ними Костя пригласил туда и Динку.

Она с интересом огляделась. В узкой, длинной, как пенал, комнате стояли тахта, стол, пара табуреток и старый платяной шкаф, трехстворчатый, с потускневшим зеркалом. Напротив тахты вдоль стены лежали на полу три одинаковых мохнатых коврика. Собаки тут же улеглись на них и теперь смотрели на гостью, уложив морды на лапы.

Какой разительный контраст с жилищем Антона! Там все вылизано, все с иголочки, по модным каталогам, а Костя будто нарочно пренебрегает презренным бытом.

— Котик, я чайник поставила, — заглянула в дверь старушка. — Смотри не прозевай.

— Спасибо. Спокойной ночи.

— Это твоя бабушка? — спросила Динка.

— Соседка. Но она мне как родная. Я эту комнату после общаги получил. Одно время хотел купить отдельную, а потом подумал: а Инну Аполлинарьевну куда? Как она одна останется? Ты не возражаешь, если мы на кухне поужинаем? У нас так принято.

— Пожалуйста, мне все равно.

Костя отправился на кухню, повязал белоснежный фартук, заварил чай и переложил со сковороды на блюдо пышные золотистые оладушки.

— О! Еще горячие! Угадала баба Инна.

— А откуда она узнала, что ты придешь? — поинтересовалась Динка.

— О! Она еще не то может! — уважительно отозвался Костя. — Она у нас волшебница. Нет, серьезно, не смейся. Все, что меня касается, она на расстоянии видит. Говорит, что когда оба глаза слепнуть начинают, то открывается третий.

— Интересно.

— Еще бы! Она и о людях на расстоянии все может сказать.

— И обо мне? — испугалась Динка.

— И о тебе говорила. Но велела не рассказывать.

Зачем Костя ее к себе притащил? На «просвечивание» к своей «волшебнице»? Хоть и не верится, но все же… Вдруг эта бабуленция сейчас ткнет в Динку пальцем и велит:

— Ну-ка сумку покажи! Отдавай чужое добро, негодница!

Костя засмеялся:

— Я не любитель чужие тайны подсматривать. Расслабься.

Динка отхлебнула ароматного чаю с чабрецом и мятой, откусила сладкий воздушный оладушек и вдруг почувствовала себя, как в детстве, в тепле и безопасности.

Всюду по стенам были развешаны пучки сушеных трав, что придавало кухне какой-то особенный, сказочный уют.

— Дай вилку, — потребовала Динка.

— Зачем?

— Лапшу с ушей сниму.

Костя во всем был Антону полной противоположностью. Нескладный, он скорее походил на журавля, а не на холеного, сытого кота Антона.

Костя вымыл чашки, постелил на тахте и вопросительно посмотрел на Динку: