Стюардесса

Он говорил небрежно и вкрадчиво, словно это простой дружеский треп, но Динка сразу напряглась. Она так и осталась полулежать в небрежной позе в его объятиях. Пожалуй, даже прижалась к нему посильнее.

— Ничего, милый, — мурлыкнула она. — Я так волновалась, что совсем ничего не помню…

— А почему ты волновалась, глупышка? — Он нежно коснулся губами ее виска.

— Ну, как же! Первый полет в таком экипаже… Ты мне сразу понравился, боялась опозориться, — смущенно пролепетала Динка.

— А Валентин? Может, он делал что-нибудь странное?

— Он был так мил, — вздохнула Динка. — Он почти все делал сам, я ему только помогала.

— А в салоне кто работал?

— В основном я.

— Может, кто из пассажиров вел себя странно?

— Антошенька, говорю же, я так волновалась… По-моему, я все время смотрела под ноги.

— Это зачем? — не понял он.

— Чтоб не споткнуться, — пояснила Динка. — У меня знаешь какие каблуки были? Во!

— О господи! — вздохнул он. — При чем здесь каблуки? Я говорю с тобой о Валентине. Пойми, это важно. Ты можешь сосредоточиться?

— С трудом, — честно сказала Динка.

— Вспомни, может, он что-нибудь прятал? Какой-нибудь сверток? В шкаф или в свою сумку?

— Ты считаешь его за идиота? — обиделась Динка. — Если Валентину и нужно было бы что-то спрятать, то для этого у него была масса возможностей. Пока я ходила по салону, можно было слона частями на борт пронести и по закуточкам распихать.

— Верно, — задумчиво сказал Антон.

— А что он прятал, Антоша? — невинно спросила Динка.

— Если бы я знал!

Он опять потер переносицу и выпил коньяк залпом.

Динка думала, что в ванной они оставили все силы, но, взбодренный коньяком и кофе, Антон и в постели оказался на высоте.

Динка едва дышала, разметавшись по широкой кровати. А он гладил ее ноги, живот, грудь, осторожно щекотал губами соски. И Динка опять чувствовала, как ее наполняет желание.

— Я больше не могу, — простонала она. — У меня нет сил…

— А тебе не надо ничего делать, — усмехнулся Антон. — Ты просто лежи.

Динка опомниться не успела, как уже чувствовала себя тестом для бубликов, которое скручивается в чьих-то ловких руках, а потом его обжигает жаром… И нечем дышать… И хочется вырваться, но еще больше хочется, чтоб стало еще горячее…

— Если ты что-нибудь вспомнишь, скажи, — обняв ее, шепнул, засыпая, Антон.

Утром Динка вспомнила, что нужно позвонить родителям. Мама, наверное, волнуется, особенно после того что произошло.

Динка проснулась чуть свет, Антон еще сладко сопел под одеялом. Чтоб не будить его, она взяла телефон и отправилась на кухню.

Мама вставала рано, так что Динка не боялась потревожить ее ранним звонком.

— Привет, — как можно бодрее сказала она. — Это я. Есть новости?

— Диночка! С тобой все в порядке?!

— Ну конечно, все, я вернулась из рейса. Нам пришлось ночевать в Риме, была гроза.

— А у нас снег выпал, — сказала мама.

— Я заметила, — буркнула Динка. — Я стою у окна.

Она отодвинула штору и замерла. Все девственно нетронутое, чистое-чистое, словно первозданное.

— Первый день творенья, — восторженно прошептала Динка.

Она с детства любила вот такие «утра первого снега», когда вся грязь, скука и тоска скрываются под белой пеленой — и сразу становится радостно и празднично. Ведь это так здорово, когда черное сменяется белым!

— Говори громче, не слышно! — потребовала мама. — Какое варенье?

— Вы обращались в милицию? — спросила Динка. — Воров нашли?

— Ах, воров! — Мама засмеялась дребезжащим смехом. — Ты знаешь, Диночка, у нас даже заявление не приняли. Ничего ведь не пропало… Говорят, нам хулиганов ловить некогда, у нас убийства нераскрытые…

— А икона? — спросила Динка.

— Так она же ничего не стоит, — вздохнула мама. — Говорят, если бы старинная была, другое дело, а так…

— Ясно…

Динка вдруг услышала в трубке отчетливый щелчок, и маму сразу стало хуже слышно, словно кто-то подключился к линии или снял параллельную трубку.

— Алло! — тут же крикнула мама. — Ты куда пропала?

— Я здесь, — Динка инстинктивно понизила голос. — Ладно, пока, я только хотела сказать, что жива-здорова.

— Подожди, ты когда приедешь? — встрепенулась мама. — Ты помнишь, что у папы скоро юбилей?

— Конечно, помню, — заверила Динка. — Все. Целую. Выберусь, как будет время.

Она аккуратно повесила трубку. И снова машинально глянула в окно.

Что такое? На девственно белом поле, на чистой пелене появилось огромное черное пятно. Оно возникло как раз под ее окном, неподалеку от козырька подъезда.

Черный джип с тонированными стеклами пропахал по снегу колею, выворотив наверх черные комья не успевшей замерзнуть грязи. Сзади, из выхлопной трубы, поднимался вверх синий дымок. Несколько секунд корпус автомобиля слегка вибрировал, как у закончившего посадочный пробег самолета. Затем обе правые дверцы распахнулись, и из джипа на снег выбрались три крепыша в черных куртках и темных спортивных штанах.

Джип был очень похож на тот, что выруливал за ними со стоянки аэропорта.

Динка даже не успела сразу испугаться, настолько ее разозлило то, что эти козлы принялись топтаться на месте, превращая прекрасный, свежий, чистый покров в грязную кашу. Она даже кулаки сжала.

Но в следующую секунду она поняла, что джип появился не просто так и что «козлы» явились по ее душу.

Они перестали топтаться и двинулись к подъезду. Один остался стоять снаружи, а двое скрылись под козырьком.

Динка отпрянула от окна, выскочила в коридор и заметалась по нему, не зная, что делать. На ней не было даже тапочек. На глаза попался длинный кожаный плащ Антона. Динка накинула его прямо на голое тело, сунула босые ноги в его ботинки и выскочила на площадку.

Она успела закрыть за собой дверь черного хода как раз в тот момент, когда на площадке остановился лифт.

Что делать? Мамочка… Ни одной мысли в голове, сознание словно парализовало.

Динка стучала зубами от холода и страха, кутаясь на холодной грязной лестнице в мужской плащ. Как назло, в парадном было выбито стекло и сквозняк гулял по лестничным пролетам, холодный ветер задувал в окно пригоршни легких снежинок. Они таяли, не успев коснуться пола, и падали вниз уже мелкими каплями.

Стараясь не стучать огромными ботинками, которые так и норовили свалиться с ноги, Динка добралась до последнего этажа, а потом по узкой железной лестнице вскарабкалась к чердачному люку. Но чуда не произошло — чердак был накрепко заперт. Динка напрасно дергала стальную дверцу. Проклятый ботинок упал-таки вниз с каким-то неправдоподобным грохотом. Динка даже зажмурилась и зачем-то втянула голову в плечи.

Дом еще спал. В подъезде было так тихо, что отчетливо становились слышны все звуки. Динка слезла с железной лестницы и замерла, потому что внизу, на Антоновом этаже, вновь зашумел лифт. Кабина шла вверх.

Динка метнулась к площадке и дернула дверь, ведущую в общий коридор. Она даже не надеялась на успех: обычно в таких домах выходящую к лифту общую дверь держат на запоре. А тут она вдруг легко подалась. Видимо, на последнем этаже у жильцов притупилось чувство безопасности.

Динка скользнула в общий коридор и захлопнула за собой дверь. Потом наугад подскочила к одной из дверей и нажала кнопку звонка.

В сонной тишине он прозвучал оглушительно.

Через несколько томительно долгих минут за дверью раздалось шарканье, и хриплый ото сна женский голос спросил:

— Кто там?

— Откройте, пожалуйста, — жалобно попросила Динка. — Это я, Маша, ваша соседка.

— Какая Маша? — недоуменно поинтересовалась женщина, но дверь все же приоткрыла.

— Маша, с пятого… — шмыгнула носом Динка. — Я еще с собачкой гуляю…

Она твердо знала, что в высотках, особенно в новых, соседи плохо знают друг друга, а если кого и запоминают, то собачников, которые вечно крутятся во дворе.