Страница 2 из 53
Впервые я заинтересовался этой темой, когда освещал войны на Балканах в 1990-е годы. Я воочию наблюдал, как лидеры различных народов, будь то сербы, хорваты или боснийцы, намеренно напоминали своим "племенам" о древнем разделении и, да, о древних подозрениях в регионе, переполненном разнообразием. Разъединив народы, не нужно было много усилий, чтобы столкнуть их друг с другом.
Река Ибар в Косово - яркий тому пример. Османское господство над Сербией было закреплено битвой на Косовом поле в 1389 г., которая произошла недалеко от места, где река Ибар протекает через город Митровица. В последующие столетия сербское население стало отходить за Ибар, поскольку из горной Малезии в Косово постепенно спускались албанцы-мусульмане, которые к середине XVIII в. стали здесь большинством.
Если перенестись в двадцатый век, то и тогда существовало четкое этническое и религиозное разделение, примерно обозначенное рекой. Затем в 1999 г. югославские (сербские) военные, отбитые НАТО с воздуха и Армией освобождения Косова на земле, отступили через Ибар, за ними быстро последовала большая часть оставшегося сербского населения. Река стала фактической границей того, что некоторые страны сегодня признают независимым государством Косово.
Именно в Митровице остановились наступающие сухопутные войска НАТО. В ходе трехмесячной войны звучали завуалированные угрозы, что НАТО намерена захватить всю Сербию. На самом деле, в силу географических и политических ограничений у руководства НАТО не было такой возможности. Венгрия ясно дала понять, что не допустит вторжения со своей территории, опасаясь репрессий против 350 тыс. этнических венгров, проживающих на севере Сербии. Альтернативой было вторжение с юга, что позволило бы в два раза быстрее достичь Ибара, но тогда НАТО столкнулась бы с горами над головой.
В то время я работал с группой сербов в Белграде и спросил, что будет, если НАТО придет: "Мы положим камеры, Тим, и возьмем в руки оружие", - был ответ. Это были либеральные сербы, мои хорошие друзья и противники их правительства, но они все равно достали карты и показали мне, где сербы будут защищать свою территорию в горах, а где НАТО будет мешать. Я почувствовал некоторое облегчение, когда мне преподали урок географии и объяснили, почему выбор НАТО более ограничен, чем об этом заявляет брюссельская пиар-машина.
Понимание того, насколько важную роль играет физический ландшафт при освещении событий на Балканах, помогло мне в последующие годы. Например, в 2001 году, через несколько недель после 11 сентября, я стал свидетелем того, как даже при наличии современных технологий климат по-прежнему определяет военные возможности даже самых мощных армий мира. Я находился на севере Афганистана, переправившись на плоту через пограничную реку из Таджикистана, чтобы соединиться с войсками Северного альянса (СА), которые вели борьбу с талибами.
Американские истребители и бомбардировщики уже находились над головой, нанося удары по позициям талибов и Аль-Каиды на холодных, пыльных равнинах и холмах к востоку от Мазари-Шарифа, чтобы подготовить почву для наступления на Кабул. Через несколько недель стало очевидно, что НС готовится к продвижению на юг. И тут мир изменил цвет.
Пронеслась самая сильная в моей жизни песчаная буря, окрасившая все в горчично-желтый цвет. Даже воздух вокруг нас, казалось, был такого оттенка, насыщенный частицами песка. В течение тридцати шести часов ничто не двигалось, кроме песка. В разгар бури было видно не более чем на несколько ярдов вперед, и ясно было только одно: наступление придется пережидать в непогоду.
Спутниковая технология американцев, находящаяся на переднем крае науки, оказалась беспомощной, слепой перед лицом климата этой дикой земли. Всем, от президента Буша и Объединенного комитета начальников штабов до военнослужащих АН на местах, оставалось только ждать. Затем пошел дождь, и песок, осевший на все и вся, превратился в грязь. Дождь лил с такой силой, что хижины, в которых мы жили, словно таяли. Снова стало ясно, что продвижение на юг приостановлено до тех пор, пока география не скажет свое слово. Правила географии, которые знали Ганнибал, Сунь-Цзы и Александр Македонский, по-прежнему актуальны для современных лидеров.
Совсем недавно, в 2012 году, я получил еще один урок геостратегии: когда в Сирии началась полномасштабная гражданская война, я стоял на вершине сирийского холма, с которого открывался вид на долину к югу от города Хама, и увидел вдалеке горящую деревню. Сирийские друзья указали на гораздо более крупную деревню, расположенную примерно в миле, откуда, по их словам, и было совершено нападение. Они объяснили, что если одна сторона сможет вытеснить из долины достаточное количество людей из другой группировки, то долину можно будет присоединить к другой земле, ведущей к единственной в стране автомагистрали, и таким образом отделить кусок сопредельной жизнеспособной территории, которую в один прекрасный день можно будет использовать для создания мини-государства, если Сирию не удастся собрать заново. Там, где раньше я видел только горящую деревушку, теперь я увидел ее стратегическое значение и понял, как политические реалии формируются под влиянием самых простых физических реалий.
Геополитика затрагивает каждую страну, будь то воюющая, как в приведенных выше примерах, или мирная. В каждом регионе, который вы можете назвать, найдутся свои примеры. На этих страницах я не смогу рассмотреть каждый из них: Канада, Австралия, Индонезия и др. не получат более чем краткого упоминания, хотя одной Австралии и способам формирования ее географических связей с другими частями света как в физическом, так и в культурном плане можно было бы посвятить целую книгу. Вместо этого я остановился на тех державах и регионах, которые лучше всего иллюстрируют ключевые моменты книги, охватывая наследие геополитики прошлого (формирование наций), наиболее острые ситуации, с которыми мы сталкиваемся сегодня (проблемы на Украине, растущее влияние Китая), и взгляд в будущее (растущая конкуренция в Арктике).
На примере России мы видим влияние Арктики и то, как ее холодный климат ограничивает возможности России быть по-настоящему глобальной державой. На примере Китая мы видим, насколько ограничено могущество страны без глобального военно-морского флота. В главе о США показано, как продуманные решения по расширению территории в ключевых регионах позволили им реализовать свою современную судьбу в качестве двухокеанской сверхдержавы. Европа демонстрирует ценность равнинной земли и судоходных рек для связи регионов друг с другом и создания культуры, способной дать старт современному миру, а Африка является ярким примером последствий изоляции.
В главе, посвященной Ближнему Востоку, показано, почему проведение линий на картах без учета рельефа и, что не менее важно, географических культур на данной территории - это рецепт от беды. И мы будем продолжать наблюдать эти проблемы в этом столетии. Эта же тема звучит в главах, посвященных Африке и Индии/Пакистану. Колониальные державы нарисовали искусственные границы на бумаге, полностью игнорируя физические реалии региона. Сейчас предпринимаются насильственные попытки их переделать, которые будут продолжаться еще несколько лет, после чего карта национальных государств уже не будет выглядеть так, как сейчас.
Очень сильно отличаются от примеров Косово или Сирии Япония и Корея, так как они в основном этнически однородны. Но у них есть и другие проблемы: Япония - островное государство, лишенное природных ресурсов, а разделение Кореи - проблема, которая еще не решена. Между тем Латинская Америка - это аномалия. На своем крайнем юге она настолько отрезана от внешнего мира, что глобальная торговля затруднена, а ее внутренняя география препятствует созданию торгового блока, столь же успешного, как ЕС.
Наконец, мы подошли к одному из самых непригодных для жизни мест на Земле - Арктике. На протяжении большей части истории люди игнорировали ее, но в ХХ веке мы нашли там энергию, и дипломатия XXI века определит, кто владеет - и продает - этим ресурсом.