Страница 4 из 34
Бордеро являлся весьма важным документом. Банковские отделения пользовались им для уведомления своих агентств о взносах, сделанных клиентами. Соваже заполнил поддельное бордеро, которым отделение в Мо, где он служил, извещалось о том, что чек на достаточно крупную по тем временам сумму в 21 000 старых франков, предъявленный клиентом агентства в Мелёне по имени Байи, можно оплатить ввиду достаточности внесенного им задатка. Среди корреспонденции, поступающей в Мо, Соваже нашел образцы подписей Губи, директора банковского отделения в Мелёне, и кассира Буайе. На бордеро были проставлены их поддельные подписи. Поставленная же на документе фальшивая печать окончательно придала ему вполне законный вид. Бордеро было вложено в один из изготовленных в типографии конвертов. 8 ноября в Мелёне Руссо снял все деньги с открытого им счета, «потому что не следовало ничего терять», и одновременно отправил письмо в банковское отделение города Мо.
Несколько позднее Руссо прибыл в Мо, заполнил чек на 21 000 франков, подписал его фамилией Байи и без каких-либо осложнений получил означенную сумму в Банке Франции, предъявив туда поддельную карточку избирателя.
В тот же день Руссо, оставив себе только тысячу франков, передал Соваже всю остальную сумму, добытую обманным путем.
Спустя относительно короткое время афера вскрылась, и 2 декабря 1907 года полиция произвела обыск на квартире Руссо по улице Перрель.
Как только обнаружилось, что бордеро поддельно, Банк Франции поспешил предупредить свои отделения о последующих возможных махинациях некоего Байи, разъяснив суть обмана, жертвой которого он стал. После получения этого циркуляра персонал агентства в Лане вспомнил о подозрительном поведении некоего Мартена, который, едва открыв счет, снял с него деньги, попросив отправить их ценным письмом в парижское почтовое отделение на улице Литтре до востребования. В связи с тем, что при получении перевода Руссо не воспользовался подложными документами, его личность была немедленно установлена. О Руссо навели справки. Поскольку отзывы о художнике, который после того как овдовел, вел «холостяцкий образ жизни», были самыми нелестными: «неподобающее поведение», «нравственность и порядочность крайне сомнительные» и т. п., – следователь, мсье Буше, немедленно выдал ордер на производства обыска.
В ходе обыска на квартире Руссо были обнаружены 240 франков, облигации города Парижа, а главное – пресловутая чековая книжка, выписанная на имя вымышленного Байи. В такой ситуации виновность Руссо не оставляла никаких сомнений. Когда его доставили к следователю, художник немедленно во всем сознался и выдал имя сообщника. После того как было получено постановление о взятии его под стражу, Руссо отправили в тюрьму Сайте.
К чести Соваже, которого также арестовали, необходимо сказать, что он по всем пунктам подтвердил показания художника и попытался всю вину взять на себя. Он утверждал, что не объяснил Руссо, что им наносится ущерб Банку, но дал понять, что «поступает таким образом, намереваясь получить деньги за счет ростовщиков, которые его эксплуатировали».
Похоже, что наивный Руссо не понимал, в сколь серьезную историю втянул его приятель. Таможенник не видел ничего предосудительного в том, что, желая помочь другу, он действовал под вымышленными именами, участвовал в изготовлении фальшивых документов и ставил фальшивые печати. Вместе с тем он удивлялся и возмущался тем обстоятельством, что в условиях заключения не может продолжать заниматься живописью.
Уже через три дня после ареста, 5 декабря, Таможенник направил письмо следователю, в котором умолял проявить к нему снисхождение и временно отпустить его на свободу. Упирая на то, что как художник он прославлен не только во Франции, но его имя «известно также за ее пределами», Руссо просил дать ему «возможность продолжить преподавательскую деятельность на курсах при Филотехнической ассоциации[5], а также работу над картинами».
За это он обещал следователю преподнести подарок, о котором тот «не пожалеет». Одновременно он написал столь же наивное письмо Директору отделения Банка Франции в Мо, где умолял его «во имя своей дочери, с учетом его заслуг (перед Францией?) и его наполненной страданиями и трудом жизни, прекратить это пренеприятное дело, поскольку мсье Соваже может вернуть деньги».
Уже на другой день, 6 декабря, художник продолжил переписку со следователем. На этот раз Таможенник вел речь о том, что он «поддался влиянию этого молодого человека по слабости характера», никак не предполагая, что он будет «втянут в такое дело». Если бы мсье следователь, повинуясь зову его доброго сердца, счел возможным предоставить Таможеннику свободу, то он нарисовал бы его портрет, композиция и размер которого зависели бы от желания портретируемого, или преподнес бы ему в дар «один или два красивых пейзажа».
13 декабря Руссо направил третье письмо следователю, в котором уверял, что он больше не даст вовлечь себя в подобные махинации, о которых он «и не подозревал».
19 и 21 декабря новые прошения. «Теперь я осознал все! – стенал Руссо. – И я вижу чудовищность этой аферы, замысел которой, возможно, возник у него (Соваже) давно… Ничего не зная о его делах, видя, что он оказался в положении жертвы, я ни на минуту не мог допустить, что у него столь недостойные порядочного человека намерения».
Несмотря на настойчивые просьбы выпустить его на свободу, Руссо, вполне естественно, продолжали держать в тюрьме. И вдруг Таможенника осенила по-настоящему превосходная идея. Художник вспомнил о том, что он является франкмасоном. В связи с этим 22 декабря он написал письмо одному из братьев по ложе – мсье Паннелье, муниципальному советнику 14-го округа и члену Генерального совета департамента Сена, прося походатайствовать за него перед следователем. Читая это письмо, можно усомниться, являлся ли на самом деле Руссо «недоумком»: «Зло свершилось, надо его исправить; я был обманут, моим доверием злоупотребили. Поэтому прошу Вас, уважаемый согражданин, Вас, кто должен защищать интересы Ваших избирателей, согласиться дать обо мне положительный отзыв, ибо Вы знаете меня давно; или похлопотать перед мсье Буше… Меня ждет работа, и я должен завершить картину для следующего Салона, меня ждут мои ученики, курсы; подумайте об этом, уважаемый согражданин и очень дорогой брат, а также муниципальный советник; сделайте для меня что-нибудь, чтобы в ближайшее время я снова смог обрести свободу и вернуться к моей работе».
Муниципальный советник вступился за Руссо, который являлся не только его братом по ложе, но и потенциальным избирателем. 31 декабря художника временно освободили из-под стражи.
Вернувшись из тюрьмы, Руссо возвратился к своим обычным занятиям. В 1908 году он выставил в Салоне независимых четыре полотна, в том числе картину «Игроки в футбол».
Расширяя сферу деятельности, Руссо открыл курсы, где он преподавал различные искусства. На двери квартиры Таможенник повесил табличку, гласившую: «Уроки сольфеджио, игры на скрипке и кларнете. Декламация. Академия рисунка и живописи». По его заказу в типографии был отпечатан проспект, в котором говорилось: «Анри Руссо, преподаватель Филотехнических курсов Парижа, проживающий по адресу: улица Перрель (14-й округ), 2-бис (на улице Верцингеторига). Прием учеников на все курсы будет ограничен, так как преподаватель стремится к достижению быстрых успехов. Смешанные курсы для детей и молодых людей работают по субботам с 2 до 5 часов. Для взрослых старше 16 лет открыта Академия (работа с натурой) по четвергам с 8 до 10 часов вечера. Плата за обучение: 8 франков в месяц. На занятиях дневных и вечерних курсов могут присутствовать родители».
Возможно, Руссо был неплохим педагогом, ибо вскоре он приобрел некоторое число учеников, в том числе дочь булочника, сына бакалейщика, старшего сына торговки фруктами, дочерей хозяйки молочного магазина, а также нескольких пенсионеров, которые целыми днями рисовали, сидя возле своего добродушного патрона.
5
Филотехнический – от греч. phileo – «люблю» и techne – «искусство». Любовь к искусствам.