Уничтожить

– Кто мог это сделать? – Он задал этот вопрос спонтанно, почти непроизвольно; на этот раз Мартен-Рено откровенно усмехнулся.

– Нам самим не терпится это узнать, понятное дело. – Он переглянулся с Дутремоном. – Никто из известных нашим службам людей, во всяком случае. С самых первых сообщений мы пребываем в полной неизвестности. А на этот раз последствия могут быть весьма серьезными. Китайскому руководству не составит труда обезопасить перевозки товаров, производимых его предприятиями, но если к каждому контейнеровозу понадобится приставить эсминец, никаких средств не хватит. Кроме того, морская страховка взвинтит цены.

– То есть это нанесет ущерб мировой торговле? – Этот вопрос задал Дутремон; Полю ответ был очевиден, и глава ГУВБ сформулировал его предельно просто:

– Если кто-то захочет навредить мировой торговле, то лучше способа не найти.

Сама собой напрашивалась мысль об определенных группах активистов, скорее крайне левых, но крайне левые активисты, хоть и доказали свое умение испоганить любую протестную акцию, пока еще все-таки не продемонстрировали никаких военных навыков, да и с финансами у них не очень, а торпедная установка – дорогое удовольствие, независимо от того, как бы они взялись ее добывать.

Мартен-Рено помолчал.

– Я хотел увидеться с вами еще по одному делу… – сказал он наконец. – У вашего отца остались кое-какие важные документы.

Поль удивился: документы? Но ведь он же на пенсии.

– Да, конечно, но когда занимаешь такой пост, на пенсию окончательно уйти нельзя, – заметил Мартен-Рено. – Документы эти не то чтоб прямо документы, ну, трудно объяснить. Можете почитать их, – продолжал он, – но вы мало что поймете. Да-да, можете, никакого грифа секретности на них нет, – прибавил он, – именно поэтому, собственно, мы не принимаем никаких мер предосторожности, чтобы их не украли: вряд ли кому-нибудь удастся почерпнуть из них какую-то информацию.

В общем, он имеет в виду не столько некие досье, сколько подборку странных фактов и сведений, связь между которыми установил только отец Поля; при этом они не дают никаких серьезных оснований, чтобы начать расследование или установить наблюдение. Это, скажем так, что-то вроде головоломок, над которыми он иногда бился годами, угадывая в них угрозу безопасности государства, но не умел при этом определить ее характер.

– У него в кабинете в Сен-Жозефе, я там однажды побывал, – сказал он, – хранится несколько картонных папок. Вот мы и хотели бы, на случай, если произойдет несчастье, ну, на случай неблагоприятного исхода, попросить вас передать нам эти папки.

Сначала Поль подумал, что Мартен-Рено намеренно избегает слова “смерть”, чтобы не сделать ему больно, но, взглянув на комиссара, понял, что тот правда растерян и встревожен.

– Я очень любил вашего отца, – подтвердил он. – Не скажу, что он был моим наставником, хотя он работал со многими другими начинающими агентами моего поколения, но я многому у него научился.

Поль никогда ничего толком не понимал в профессиональной деятельности отца; помнил только, что время от времени ему звонили на защищенный смартфон “Теорем” – иногда посреди обеда или ужина, – и он немедленно выходил из комнаты, прежде чем ответить. Он никогда не рассказывал им потом, о чем шла речь, но явно был чем-то озабочен, и, как правило, его не отпускало до конца дня. Озабочен и молчалив. Да, профессиональная деятельность этого человека неизбежно ассоциировалась со словом озабоченность, это все, что он мог сказать по его поводу.

Естественно, он согласился.

– У меня тоже будет к вам одна просьба… – добавил он. – Люди, ответственные за кибератаки – и теперь за теракт, – располагают, очевидно, значительными ресурсами, но все-таки эти ресурсы не безграничны.

Он знает, что в прошлом предпринимались попытки удалить эти сообщения, но они вскоре появлялись на других ресурсах, а иногда и на том же самом. Теперь, когда накопилось много сообщений, они, возможно, будут уделять меньше внимания самым первым. Видео с отрубанием головы глубоко задело министра. Он по-прежнему из-за него переживает; нельзя ли как-то подумать о том, чтобы его истребить раз и навсегда?

Мартен-Рено с готовностью кивнул:

– Мне кажется, ваши соображения вполне обоснованны… Да, мы займемся этим сразу по возвращении.

К тому моменту, когда встреча закончилась, уже смеркалось; какая жуть этот декабрьский сумеречный свет, подумал Поль; вот уж правда, идеальное время для смерти.

11

На следующий день объявился экипаж. Судно потопили в районе Ла-Коруньи, у самой границы испанских территориальных вод; Поль с удивлением узнал, что этими гигантскими кораблями управляет экипаж человек из десяти. Их допрос мало что дал властям: кто-то связался с ними по радио и, разумеется, не представился. Они выпустили первую торпеду, задев корму, просто показали, что не шутят, а затем дали им десять минут, чтобы покинуть корабль.

Поначалу журналисты с предельным вниманием отнеслись к этому событию – теракт такого типа совершался впервые, – но потом, поскольку никаких новых сведений не поступало, интерес быстро иссяк. О встрече с Мартеном-Рено Поль вкратце рассказал Брюно и изумился, как невозмутимо тот воспринял происходящее. Его и раньше озадачивало относительное безразличие, с которым Брюно отнесся к первым кибератакам, за исключением той, что касалась его непосредственно. Притом что последствия для финансовых операций оказались довольно разрушительными – всеобщая неуверенность в безопасности интернета затронула биржи, и они вернулись в эпоху телефона и факса, скакнув лет на сорок назад; но Брюно всегда испытывал некоторое презрение к финансовому капитализму. На самом деле нельзя выдумать деньги из ничего, считал он, в один прекрасный день разница станет очевидной, без обращения к производству реальных товаров в конечном итоге будет не обойтись, и фактически система материального производства продолжает работать более или менее неизменно, даже когда замедляется финансовый оборот. На этот раз, однако, пострадала реальная экономика; но, по правде говоря, пусть этот аргумент и нельзя озвучить публично, ограничения, наложенные на китайскую внешнюю торговлю, оказались для Франции не такой уж плохой новостью. С самого начала Брюно не играл в эти игры; он вел свою игру.

И еще Поль чувствовал, что Брюно переполняют тревоги иного рода, непосредственно связанные с политикой. Ситуация, в общем-то, не прояснилась: Брюно не только не объявил о выдвижении своей кандидатуры, но и отказался делать какие-либо заявления по этому поводу, повторяя всякий раз, что “еще не время”. У него не было ни одного серьезного конкурента в партии президента: гипотеза о кандидатуре нынешнего премьер-министра иногда мелькала в прессе, но ее тут же отметали: получив этот пост в самом начале пятилетнего мандата президента, он всегда был лишь марионеткой в его руках. С самого начала и до конца президент прислушивался только к Брюно, он один в окружении главы государства имел достаточный авторитет, чтобы влиять на политику страны.

Недавно, откуда ни возьмись, появился новый соперник. Бенжамен Сарфати, он же Бен, а то и Биг Бен, пришел с самого дна телевизионного энтертейнмента. Он сделал карьеру на TF1, начав с ведущего программы для подростков, явно вдохновленной телесериалом “Чудаки”, с той только разницей, что предлагаемые испытания были больше связаны с унижением участников, чем с опасностью для их жизни: спустить штаны, блевать и пердеть – вот из чего складывалась его программа, благодаря которой впервые в истории канал TF1 возглавил рейтинги в подростковом и молодежном сегменте.

Продвигаясь по служебной лестнице, он свято хранил верность каналу и не избежал всеобщей дрюкеризации – телевизионного эквивалента джентрификации городских кварталов, – кульминацией чего явилось приглашение на прощальную передачу Мишеля Дрюкера[12] в день его восьмидесятилетия, ставшую одним из самых знаменательных событий на телевидении двадцатых годов этого века. Через еженедельные, а затем и ежедневные ток-шоу Сарфати прошли ведущие политики и лучшие умы страны – труднее всего оказалось уговорить Стефана Берна[13], он боялся, что пенсионеры, из которых состоит его аудитория, будут обескуражены; но он тоже в конце концов сдался, и это был звездный час в карьере Сарфати, к тому же ему подфартило – практически одновременно сошел с дистанции Сирил Хануна[14]. У Поля вылетело из головы, обвиняли ли последнего в эксгибиционизме, сексуальном домогательстве или даже в изнасиловании, так или иначе, он был уже сбитым летчиком, он-то считал, что у него есть надежная поддержка в профессиональной среде, но увы, в итоге он исчез с экрана и из умов еще быстрее, чем появился, никто и не вспоминал уже, что когда-то работал или вообще пересекался с ним. “Буиг отомстил Боллоре”[15], – скупо прокомментировал Брюно это событие.

12

Мишель Дрюкер – популярный журналист, ведущий развлекательных программ на французском телевидении.

13

Стефан Берн – французский журналист, радио- и телеведущий.

14

Сирил Хануна – французский радио- и телеведущий, писатель, колумнист.

15

Буиг, Боллоре – владельцы крупнейших медиагрупп, конкурирующие друг с другом.