Страница 20 из 80
Наступил 1923 год, а с ним пришли новые летние каникулы и новые подземные походы в Комминже.
Благодаря моим рассказам о прошлогоднем походе в пещеру Монтеспан мои юные спутники и брат Марсиаль загорелись желанием детально исследовать ее вместе со мной.
В последнюю минуту возникли всяческие помехи, кое-кому пришлось отказаться от участия в походе, и мы вдвоем лишь с Анри Годеном поехали на велосипедах в Монтеспан и вскоре были у входа в пещеру. Годен, которому тогда было семнадцать лет, очень интересовался доисторическим периодом и был самым увлекающимся из любителей пещер. Он был полон решимости и энтузиазма, но в данном случае ему недоставало главного козыря — он не умел нырять. Как бы то ни было, но мы весьма оптимистично и еще более легкомысленно решили, что при прохождении сифонов я буду держать его за руку.
Лето 1923 года было необычно сухим, и это, к счастью, избавило нас от рискованной авантюры, которая, безусловно, могла бы плохо кончиться. Подойдя к сифону, мы с удивлением и облегчением обнаружили, что уровень воды гораздо ниже, чем в прошлом году, и что свод пещеры возвышается над водой. Это счастливое обстоятельство позволило нам преодолеть препятствие не ныряя, однако все же погружаясь в воду до самых глаз. У второго сифона потолок все еще соприкасался с водой, и мы, решив вернуться немного назад, покинули русло ручья метров на десять ниже по течению, у гигантского столба, частично скрывающего вход в высокий сухой коридор, который мы собирались обследовать.
При свете наших архаичных свечей мы прошли по этому коридору около двухсот метров, затем потолок внезапно понизился, нам пришлось передвигаться вперед ползком, и в конце концов мы оказались перед полнейшим тупиком. Вернувшись к тому месту, где можно было стоять в полный рост, я заметил некоторое расширение, как бы маленький овальный зал, где решил провести зондаж — слегка «поцарапать» в уголке, показавшемся мне обещающим.
Под скептическим, но полным покорности взглядом моего друга я вскрыл глинистую почву с помощью кирки, которую специально захватил для этой цели. После первого же удара пришлось очищать руками инструмент от налипших комьев вязкой глины, и вдруг я почувствовал под пальцами что-то твердое и острое — обтесанный кремень, вслед за которым я нашел много других! Я испустил победный клич! Итак, мои предположения и надежды подтвердились: доисторический человек добирался до этого очень далекого от входа укромного уголка, и здесь он потерял или оставил «лезвия» своих каменных ножей. Я тут же бросаю кирку, и теперь ее с жадным интересом берет Годен, пожелавший сменить меня, а сам подхожу к стенам в поисках рисунков, которые, как мне кажется, должны здесь быть, поскольку сюда приходили пещерные люди. Ведь охотнее всего они рисовали в глубинных частях пещер. На пути к стене я спотыкаюсь о какой-то камень. Инстинктивно освещаю это препятствие и разглядываю его одну или две секунды, во всяком случае достаточно, чтобы увидеть, что передо мной не камень, а ком глины очень странной формы. Пристально вглядевшись, я прихожу в полное изумление, так как узнаю силуэт какого-то животного, лежащего на животе с вытянутыми по земле передними лапами. Его массивные и округлые формы напоминают медведя. Несколько минут я стою молча, застыв на месте, потом кричу:
— Медведь!
Анри Годен перестает копать и с удивлением смотрит на меня.
— Медведь, говорю тебе, посмотри, это статуя медведя!
Он бросает кирку, подходит, смотрит, но, кажется, я его не убедил. Я показываю ему формы животного, подчеркиваю детали, и он, несмотря на плохое освещение, признает, что перед ним большая глиняная скульптура, изображающая медведя. Определить это нелегко, так как у статуи нет головы. Но я вижу еще что-то: между передними лапами животного лежит медвежий череп!
Пока Годен внимательно рассматривает статую обезглавленного медведя, я оглядываюсь и замечаю, что земляной пол местами покрыт какими-то неровностями, чем-то вроде застывших, гладких и отполированных кротовых куч. Оказывается, это маленькие горельефы, изображающие лежащих на боку лошадей.
Вглядываясь в поверхность стены и освещая ее сбоку по совету графа Бегуена, я начинаю постепенно различать тонкие рисунки, высеченные при помощи кремневого резца, и расшифровываю их: бизон, каменный баран, две лошади!
Мы оказались в удивительном доисторическом музее, который из-за нашего отвратительного освещения вначале пересекли, даже не заподозрив о его существовании, а теперь открыли благодаря находке при пробных раскопках обработанных кремней. Более часа мы рассматривали горельефы на полу и рисунки на стенах. Драгоценные уроки, полученные в Тюк д’Одубер и в гроте Трех Братьев, помогли мне обнаружить: следы пещерного человека и его шедевры. Эта почти неправдоподобная выставка явилась для нас вернисажем доисторического искусства.
Шаг за шагом мы рассматривали следы по всей длине коридора и вновь наткнулись на какие-то глыбы у стены, но на этот раз я смотрел на них уже наметанным глазом.
Без труда мы различили еще две статуи, плохо сохранившиеся, хотя и похожие, — двух львов в натуральную величину, тоже вылепленных из глины.
Мы вышли из пещеры и вернулись домой как во сне. Но этот сон был таким ярким, что не давал мне уснуть всю ночь. Я был потрясен и счастлив тем, что в этой пещере, показавшейся мне похожей на Тюк д’Одубер, открыл такие же следы доисторического искусства — наскальные рисунки и скульптуры.
На следующий день с утра, повторяя знаменитую телеграмму, которую когда-то отправил Картальяку граф Бегуен, я послал, теперь уже самому графу, телеграмму с таким текстом: «Мадленцы также лепили из глины». Телеграмма лишь немногим опередила меня самого в замке Эспа, куда я явился, чтобы лично рассказать о необыкновенной находке, вскоре ставшей достоянием прессы и всполошившей весь ученый мир.
Через восемь дней учитель Казедесюс, члены спортивной команды Сен-Мартори и аббат Мура, кюре из Монтеспана, прорыли дренажную канаву по галечному руслу ручья от сифона до самого выхода из пещеры. Таким образом удалось значительно понизить уровень воды в сифоне, и теперь можно было преодолеть его, погружаясь в воду только по грудь.
Лишь после этого состоялось посещение пещеры видными учеными, специалистами по доисторическому периоду, из которых многие были далеко не молоды. Но все они без колебаний вошли в воду, чтобы принять участие в длительном и опасном для здоровья предприятии. Особенно стоит упомянуть доктора Капитана из Коллеж-де-Франс, которому было шестьдесят семь лет, и профессора Селласа из Оксфордского университета, удивительно хорошо сохранившегося, мускулистого и стройного, как юноша, несмотря на свои семьдесят три года. Аббат Брейль и граф Бегуен первыми прибыли в Монтеспан вместе с профессором Гамаль Надрином из Льежа и графом Сен-Перье, который сам только что нашел в пещере недалеко от Леспюга удивительную ориньякскую статуэтку из клыка мамонта, изображающую обнаженную женщину: Венеру Леспюгскую.
Мисс Гаррод, ученица аббата Брейля, представляла в этой когорте ученых-первобытников юность и женственность. Юность, впрочем, была также представлена членами спортивной команды Сен-Мартори в лице Марсиаля, Анри Годена, Дюпейрона и Марраста, которые играли при ученых роль носильщиков и тащили для них сменную одежду до самой доисторической картинной галереи.
Хотя мы с Годеном в первый же день открыли и отметили основные находки в пещере, все же оставалось изучить еще много деталей, прежде чем можно было прийти к окончательному выводу.
Кроме статуй и примерно сорока изображений животных в первобытной галерее было обнаружено много обломков и маленьких загадочных произведений, тем более интересных, что в пещеру, после того как ее покинули последние мадленцы, не проникал никто. Все оставалось в полной неприкосновенности.
На стенах, местами покрытых глиной, сохранились отпечатки пальцев, а также царапины от медвежьих когтей и круглые отверстия, нанесенные дротиками и копьями. На естественных приступках можно было увидеть на прежних местах, где их когда-то положили, комки глины величиной с кулак. Из одного из них была вылеплена эмблема женщины. Шариками из глины к стене были прикреплены кремневые ножи. Таким же способом к стене была приклеена маленькая глиняная голова лошади и нечто напоминающее ласточкино гнездо, также вылепленное из глины.