Страница 52 из 57
— Но кого-то ты все-таки подозревал?
— Да, — признался барон. — Я исходил из того, что многие уловки могли быть известны только рыцарям Мальтийского ордена. Жака и Пьера надо отбросить — на том мы, по-моему, с тобой сошлись.
— До сих пор не сомневаюсь — они тут ни при чем.
— Тогда, — продолжал фон Штраубе, — оставались только отец Иероним и комтур (уж простите меня, граф). А после того как отпали все подозрения в причастности графа, то остался только отец Иероним.
— Но ведь он слепец, — возразил князь. — Неужели, ты думал, слепцу, к тому же девяностолетнему старцу, подобное по силам.
— О, — вмешался комтур, — этому девяностолетнему слепцу по силам весьма многое. В бою он стоит, быть может, и поболее, чем шестерых, но раздваиваться, чтобы одновременно и поджигать лавку, и резать кому-то горло возле статуи, — уверен, такого он все же не умеет. Тем более что барона он, как я знаю, однажды все-таки спас, и это, полагаю, вдвойне отводит от него подозрения.
— Да, теперь я и сам понимаю, что ошибался, — вынужден был признать фон Штраубе.
— Однако, князь, — обращаясь к Бурмасову, продолжал комтур, — не столь давно вы удивили меня своим умением привлекать логику. Помните ту задачку со скатертью? Снова напрягите ваш недюжинный ум. Возможно, мы все-таки найдем какую-нибудь отгадку.
— Что ж, будем рассуждать, — согласился Никита. — Итак! Некто, желающий нашего конца, располагает немалым числом подручных. Далее, он порой чрезвычайно щепетилен, посему предпочитает, чтобы господин комтур схлопотал пулю от нас, хотя что уж проще на тех же подручных это возложить. Стало быть, в нем присутствует хоть и весьма своеобразно понимаемая, но все-таки некоторая набожность… Впрочем, по отношению к слуге, чей хладный труп мы обнаружили у статуи, он был куда менее набожен и щепетилен… Наконец — он либо знал о шифре, переданном через газету, либо… — Внезапно Бурмасов как-то странно примолк.
— Либо что? — не выдержал Двоехоров.
— Либо… — проговорил Никита. — Либо он попросту знал о нашем машкераде, и его подручные имели возможность за нами проследить… — И вдруг обреченно сказал: — О боже, мы пропали! Не знаю, зачем ему, но совершенно ясно, что это мог быть только…
— Господи, сохрани нас!.. — выдохнул все понявший мигом комтур.
Христофор взмолился:
— Да говори ж ты, не томи!
С тяжелым вздохом Бурмасов сказал:
— Это мог быть только Александр…
Только через миг осознав смысл услышанного, бесстрашный досель поручик испуганным, каким-то вдруг детским голосом пробормотал:
— Боже, это конец!.. Сжалься над нами, Господи!..
Глава XXIII
Спасение, или Виват родинке!
— Вздор! — решительно сказал фон Штраубе.
— Карлуша, голубчик, объяснись! — все тем же детским голоском взмолился Двоехоров.
— Отчего же вздор? — спросил Бурмасов без обиды, а скорее с надеждой. — Я же логически…
Фон Штраубе перебил:
— Изъян в твоей логике, Никита, как зияющая дыра. Ты помнишь первое шифрованное сообщение в газете? «Барон скрывается во дворце…» Это что ж получается — лакей через газету сообщал престолонаследнику то, о чем великий князь сам прежде всех знал?
— Да, похоже, тут я маху дал, — радостно согласился Бурмасов, а Двоехоров, мигом приободрясь, проговорил:
— Просто жизнь ты в меня возвращаешь, Карлуша! Если венценосец будущий тут ни при чем, то я никоих супостатов не убоюсь!.. Кто же, однако, тогда все-таки?..
Фон Штраубе не торопился с ответом, ибо в его умопостроении также имелся пока немалый изъян.
Внезапно послышался какой-то непонятный шум, и комтур первым, догадавшись, воскликнул;
— Вода!
Действительно то была вода, откуда-то с шумом падавшая на пол. Не прошло и минуты, как она добралась до кромок их сапог и поднималась все выше.
— Неужто опять потоп? — пробормотал Христофор. — Такого не было, чтоб по два раза кряду…
— Увы, все еще хуже, — отозвался Литта. — В одном из мальтийских замков был такой каменный подвал. В любой миг его можно было затопить вместе со всеми, кто там оказался. Помнится, этим даже однажды воспользовались… Господи, настало, кажется, время помолиться в последний раз…
— Гм, весьма мудро, — сказал Бурмасов даже с некоторой одобрительностью. — Утопить вас здесь, а потом перебросить в Неву. И со временем выловят где-нибудь наши тела без всяких признаков насильственной смерти. Очень изощренный кто-то взял нас в оборот.
И тут фон Штраубе совершенно явственно услышал, как поодаль от них кто-то кашлянул. Явно они с самого начала были тут не одни.
— Граф, — обратился он к комтуру. — Когда дважды вспыхивал магний, мы смотрели на вас, но ваши глаза в это время были обращены в противоположную сторону. Наверняка вы что-то там видели; вспомните хорошенько — чту.
— Лучше всего, — вздохнул Литта, — я разглядел пистолетное дуло, готовое проделать дыру у меня во лбу… Но что-то еще и позади вас удивило меня несколько Ну да, конечны… Мгновения, когда ждешь смерти, не забываются! Там была надпись на латыни: «Gloria…»
— Прошу по-русски, ваше сиятельство! — взмолился Двоехоров.
— «Слава избравшим орден сей, достойным потому благодати Божьей…» — по-моему, так. А ниже не то семь, не то восемь имен, тоже на латыни. И первое имя — Уриил. Архангельское, кстати, имя…
— Да, архангел-хранитель и покровитель всех великих тайн бытия, — машинально подтвердил фон Штраубе. Мысли его были заняты другим.
О да, наконец отыскалось недостающее! Теперь-то он все знал!..
— Именно, — подтвердил комтур. — Покровитель тайн. — И печально добавил: — Однако, боюсь, нынешнюю тайну мы уже не успеем разгадать.
Вода и вправду прибывала стремительно, ноги уже начинали неметь, ибо она перехлестывала через голенища ботфортов. Скорая гибель была вполне возможна, и все-таки на окончательную разгадку этой тайны еще хватало времени. Фон Штраубе обратился в темноту, в ту сторону, откуда недавно он расслышал кашель:
— Вам не зябко тут в воде, отец Иероним?
И оттуда донесся приглушенный шумом воды слегка насмешливый голос слепца:
— Я всегда знал, что ты похвально догадлив, сын мой. Впрочем, скоро все твои догадки станут достоянием одного лишь Господа. Однако все же я думал, ты раньше догадаешься обо всем.
— Отец Иероним? — возвысил голос граф Литта. — Как вы осмелились?! Что все это значит?.. Отвечайте, вам комтур ордена приказывает!
— С каких это пор, — так же насмешливо спросил слепец, — комтур может приказывать магистру?
— По-моему, вы не в себе, — сказал граф. — Наш магистр — император Павел.
— Он имеет в виду совсем другой орден, — пояснил фон Штраубе. — Орден, который он сам основал и где именуется Уриилом. И куда нескольких заблудших все-таки смутил вступить. Мне как раз этого и недоставало: не понимал, где он подручных себе мог взять. Не таков он, чтобы нанять в помощь простых разбойников.
— Да, именно так: Уриил, магистр ордена охранителей тайны, — величественно подтвердил отец Иероним. — И напрасно ты, сын мой, именуешь заблудшими тех, кто всецело отдал себя этой тайне во служение. Они дали перед Господом обет посвятить без остатка жизнь свою сохранению великой тайны сей.
— О какой тайне говорит этот безумец? — не понял комтур.
— О моей, — сказал фон Штраубе. — О тайне деспозинов и святого Грааля.
— О той великой тайне, — продолжал за него отец Иероним, — которую ты, комтур, за земные блага вознамерился передать владыкам земным, оставить ее в стране неверных.
— Это мы, что ли, неверные? — вполголоса немало удивился Христофор.
Между тем вода поднялась уже выше сапог и ледяными тисками сжимала бедра. Комтур сказал:
— Но ведь ты своим мечом однажды спас жизнь фон Штраубе, а теперь хочешь его погубить.
— Да, — ответил слепец, — мой меч не дал свершиться тому, чтобы деспозин пал от руки неверных.
— Вижу, к Моей крови ты относишься иначе, — произнес комтур. — Так все пытался подстроить, чтобы мою кровь пролили именно неверные, как ты ошибочно называешь этих благородных христиан.