Страница 38 из 63
Еще из неожиданного — не знаю, в чем тут сигнал, но Мао в этой истории на восемь лет раньше взялся за восстановление разгромленного хунвэйбинами института Комсомола. Из-за расположения к деду, надо полагать, которого по слухам сильно уважает — на Китай старательное создание симулякра Сталинизма произвело прямо волшебное впечатление. «Вот он» — решил Мао — «Тот человек, с которым можно иметь дело». Второй причиной такого отношения я считаю политический путь Андропова — к власти пришел после насильственной смерти предыдущего правителя, передушил врагов, пережил покушение. Словом — руководитель почти китайского уровня политической хитрости.
Пионеров тоже успели починить, до этого они считались «юными хунвэйбинами» — к ним тоже зайду.
Приземлившись в Пекине уже по темноте, мы немного потупили, пока охрана разнюхает обстановку и втроем, с Фурцевой и Громыко, вышли на устланный ковровой дорожкой трап. Никаких легкомысленный маханий ручкой — мы тут важные, а вот улыбаться — можно и нужно. На улице было прохладно, шел ледяной дождик, но ни одного зонтика на усыпанным народом (на 9/10 одетым в военную форму) и освещенном прожекторами летном поле не найти — все терпят.
А вот и товарищ Мао — высоко подняв голову, в компании жены, нашего посла и Линь Бяо стоит на противоположной стороне ковровой дорожки. Миновав коридор, сформированный «девяткой», мы сблизились и обменялись поклонами с местным начальством. Далее — поручкались, не забыв сказать по реплике о том, как сильно мы счастливы быть здесь.
Послушали гимны наших стран, торжественные залпы артиллерии, и на этом пока все, можно садиться в завезенные в Китай ради нас Советские «членовозы» и ехать в Посольский квартал, откуда раньше Китай прямо управлялся, а теперь просто располагаются иностранные представительства.
Мао нас, конечно, провожать не стал — у него много дел, а время позднее, поэтому официальное присутствие китайцев обозначалось только сопровождающими наш кортеж военными грузовиками с автоматчиками и даже парочкой броневиков. Следует воспринимать как уважение — вон как много китайцев нашу безопасность обеспечивают, значит любят и ценят.
И немножко мук совести — на всем протяжении нашего маршрута вдоль улиц стояли китайские товарищи с плакатами, знаменами, портретами Ленина, Сталина, Мао и Андропова, которые всячески демонстрировали свое к нам расположение. Одеты колоритно — от полувоенных форм до гражданских, темно-синего цвета сюртуков. Кое-кто — в этнических широкополых соломенных шляпах.
— Защищает от дождя? — указав на такого китайца в шляпе, спросил я.
Юрий Иванович Раздухов, с шестьдесят шестого года живущий в Пекине и доросший от поверенного по делам во времена спада дипломатических отношений до главы дипмиссии во время их оживления, плешивый (стрижкой очень напоминает Мао) спокойный мужик пятидесяти с половиной лет с непроницаемым лицом, ответил:
— Защищает.
— Юрий Иванович, поделитесь, пожалуйста, с молодежью особенностями дипломатической работы на фоне «культурной революции», — попросил Громыко.
— Хунвейбины на нас сильно злы были, — пожал тот плечами. — Маоисты на каждом митинге нас клеймили на чем свет стоит. Со временем с площадей и стадионов китайцы начали приходить в Посольский квартал, нас в осаде держать, камни кидали в окна, охрану провоцировали, на принудительную диету нас посадили — как продукты завозить, если машины не пропускают? Мы уж думали всё, будут нас штурмовать, но на это, к счастью, храбрости у них не хватило. Нам социалистические соседи помогали — привозили наши продукты к посольству Монголии, они ночью на грузовиках через грушевый сад к нашему забору подъезжали и перекидывали нам мешки с крупой да консервы — хунвейбинам их трогать запретили, но все равно нервно было, вопили жутко. Как-то так осаду и пережили. Вообще к нам даже капиталисты сочувствием прониклись — весь квартал понимал, что можно стать следующим в любой момент.
— Это чтобы ты понимал, насколько хрупко наше положение здесь, — вывел мораль Громыко.
— Все понимаю, товарищи, — кивнул я.
Задрала эта внешняя политика.
Глава 19
Пекин этих времен выгодно отличается от Токио отсутствием промышленного смога. Пока не освоили, получается. Больше выгодных отличий я не нашел — просто большой, по большей части многоэтажный город. Архитектура вполне колоритная — за застройку частично отвечали колонисты, частично — подражающие им либо обученные нашими при Сталине китайцы, из-за чего, с поправкой на выстроенный в азиатском (это когда белый домик под специфической формы крышей) стиле частный сектор, некоторые районы с виду почти не отличались от Москвы и других наших городов. Даже копия главного здания МГУ есть, но поменьше. В мои времена китайцы вообще макеты всего подряд себе построят, и я не против эту идею спереть — прикольно же. А в саму копию МГУ было бы неплохо разместить филиал этого самого МГУ — в программе у Фурцевой этот пункт есть, но о здании там ни слова. Пойду скажу.
Потянувшись, чмокнул в щеку продолжающую спать Виталину и посмотрел в окно. Еще темно, но в свете фонарей у ворот посольства видны оставленные весь вчерашний вечер проходящими мимо нашего посольства китайцами цветы. Целая гора! Особенность менталитета, о которой нам рассказывали на инструктаже в МИДе: когда китаец «наисполнял», извиняться он не стремится, опасаясь, что это будет воспринято как напоминание о неприятном или даже насмешка. Вместо этого китайский товарищ подлизывается и окружает вниманием, как бы искупая делом. Что мы сейчас и наблюдаем — Мао понимает, что не прав, но кто старое помянет — глаз вон. Теперь-то у нас «вечная дружба», и ее плоды видны невооруженным глазом, иначе нас бы здесь и не было.
Побрызгав в лицо холодной водой и почистив зубы отечественной пастой — вообще уже не дефицит, три завода занимаются, один — целиком на экспорт, я оделся в рубаху с брюками и вышел в коридор, где поздоровался с дядей Вадимом — последние два часа двадцать минут тут сидел, сменится через сорок минут — и мы с ним пошли по покрытому старенькой ковровой дорожкой коридору. В жилом крыле здесь скромненько, но скоро такое положение дел изменится — после тяжелого периода «культурной революции» посольство вновь ожило, а значит сюда обратит внимание государственный бюджет.
Громыко и Фурцева живут по соседству, в конце коридора, в трехкомнатных апартаментах. Разных, конечно — двери друг напротив друга. Мне — в правую, но для этого дяде Вадиму нужно показать документы двум вооруженным автоматами и одетым в бронежилеты дядям ранга повыше. Мне достаточно показать себя — я же такой один!
— Не знаете — Екатерина Алексеевна уже проснулась? — спросил я.
— Вода шумела, — ответил дядя с автоматом и вернул «корочку» владельцу.
— В карты без меня не играть, — повеселил я «девятку» приказом и постучал в дверь.
Пожилые рано встают, поэтому баба Катя открыла дверь уже одетой в юбочный костюм — платьями Цзян Цин с ней мериться не будет, жене Мао такое невместно.
— Доброе утро, — поздоровался я.
— Доброе утро, Сереженька, ты в гости? — с приветливой улыбкой спросила она.
Вообще не волнуется, либо не показывает — привыкла представительские функции тащить.
— Немножко поговорить.
— Проходи, немножко поговорим, — посторонилась она.
В небольшой прихожей нашлись вешалка, тумбочка и антикварного вида лампа на стене. Новодел, но хороший. Сняв туфли, прошел за хозяйкой в типа-гостиную, где нашлись обитый кожей диван, телевизор — у нас тоже есть, показывает китайское телевидение, то еще удовольствие, конечно — и пара кожаных же кресел. «Стенки» нету — на постоянной основе здесь никто не живет, значит и вещей нет. Вторая комната, по идее, спальня, а третья — кабинет, но до них мы не дойдем.
— Даже угостить тебя нечем, — сев в кресло, Екатерина Алексеевна указала рукой на свободное.
— Все равно завтрак скоро, — пожав плечами, я уселся. Вполне удобно! — Чего аппетит перебивать?