Страница 10 из 63
В вечернем «Времени» показали большой репортаж из Саратова, состоящий из ряда высказываний людей в кабинетах и нарезки не сочетающихся с временем года кадров города — явно второпях монтировали первое попавшееся из архивов, чтобы не тратить время на согласования — там-то уже все одобрено. Наших имен, конечно, не прозвучало — заменили на «ревизор» без конкретики.
Репортаж мы смотрели с неподдельным интересом — подробностей нам никто рассказать либо не захотел — как дед — либо не смог, как дяди, которые и сами не в курсе. Исключение — Семен, который поведал, что его в тот вечер собирались убрать с нами за компанию — вопросов он слишком много задавал и лез куда не просят.
«Спрут» оказался даже не своим собственным подобием из моего времени, а гораздо масштабнее и гаже — из-за кооперативов и возросших аппетитов коррупционеров, надо полагать.
Обо всех мутных делишках своего бравого капитана Капульника генерал Щукин знал изначально — ему долю заносили. Когда грянули элементы капитализма, они быстренько навели порядок в Саратовском КГБ, разделив сотрудников на две категории — жадные и пойманные на компромат, и честные, которые к «бизнесу» не допускались. После этого молниеносный сговор с тогда еще БХСС, сверху — личные высокоуровневые связи с «торговиками» — и вуаля, работа пошла полным ходом: рэкет, ростовщичество, воровство везде где можно и нельзя, целая сеть борделей и кооперативов, где кладут болт на запрет на торговлю алкоголем, без проблем наливая посетителям самогонки. В конце репортер зачитал длинный-предлинный список арестованных граждан, и я натурально схватился за голову — если в одном закрытом городе такая чудовищная ОПГ сформировалась, значит и в других так же? Да сколько же народу нужно пересажать, чтобы коммунизм построился⁈
Глава 5
Сегодня, с самого утра, мы с Вилочкой при помощи доставленного в палату проектора с экраном смотрели «Участок» — совхозный монтажер дособрал сериал без моего участия и прислал на «одобрямс». Двенадцать пятидесятиминутных серий пролетели незаметно — с перерывами на процедуры, конечно — теперь можно отправить пленочку товарищу Щелокову. Не для согласования, а чтобы Николаю Анисимовичу было приятно — по себе знаю как обидно становится, когда перестают спрашивать.
В дверь постучали, и вошел укутанный в маску, колпак и перчатки дядя Федя с опечатанным конвертом в руках.
— Вовремя вы! — приветливо прошептал я. — Нам надо передать пленку из проектора Министру внутренних дел.
— Передадим, — пообещал он. — Письмо от Екатерины Алексеевны принес, — протянул мне конверт.
— Спасибо, — поблагодарил я.
Пока я распечатывал почту, КГБшник вынул из проектора пленку, подобрал бобины с остальными сериями, сложил это все в авоську и ушел.
Просмотрев письмо, с улыбкой передал его Виталине. Быстро прочитав текст, она согрела меня полным гордости за любимый «объект» взглядом:
— «Поздравляю!».
— «Спасибо, но тут, мне кажется, дело не во мне, а в товарище Леонове», — поскромничал я.
Премию «Хьюго» Советские граждане до моего появления не получали, а теперь — победа сразу в двух номинациях: «Премия „Хьюго“ за лучший роман» — это мне, за «Марсианина» — и «Премия „Хьюго“ лучшему иллюстратору книги фантастического жанра» — Алексею Архиповичу Леонову, за иллюстрации.
— «Просто они не смогли проигнорировать почти двести миллионов проданных копий», — с улыбкой поспорила Вилка.
Такой вот скромный тиражик у моего главного (на данный момент) бестселлера, и это не считая время от времени допечатываемый «внутренний» вариант.
— «И это тоже», — кивнул я.
— «А еще это — сигнал», — добавила Виталина.
— «Поделись пониманием», — попросил я.
— «Фантастика в СССР перестала считаться „низким“ жанром — смотри, целый космонавт за нее награды получает, значит и другим фантастикой заниматься не стыдно — разве есть более достойный пример для подражания, чем космонавт?».
— «И ведь правда», — согласился я. — «Помнишь как товарищ Булычёв комплексовал?».
— «Больше не будет».
— «Никто не будет! А еще в жанр сейчас ломанутся все те, кто раньше от него воротил нос», — предположил я.
— «Я бы почитала производственный роман о, например, космическом заводе по производству космических крейсеров», — помечтала она.
— «В этом и суть фантастики — меняются только декорации, а люди в них — те же», — поумничал я.
— «Напиши про космический завод!»
— «Давай училке эту идею сгрузим», — отмазался я.
— «Я хочу чтобы ты написал», — закапризничала девушка.
— «Давай может лучше сценарий космической трилогии про борьбу храбрых повстанцев со злой, поработившей всю галактику, Империей?»
— «Сережа, как коммунист ты должен уделять произведениям о перевыполнении плана в сложных условиях больше времени», — важно заметила она.
— «Коммунист никому ничего не должен».
— «Дедушке пожалуюсь, он тебе уши надерет за такие слова».
Ладно, переработаю десятка три стандартных образчиков соцреализма, перенеся действие в космос — чудо-голова справится легко. Но «Звездные войны» нужно потихоньку начинать писать, чтобы хитрый Джордж Лукас не спёр. Название, впрочем, не сопрёт — уже зарегистрировали на СССР.
— «Что-нибудь придумаю. Но если будет не очень — я не виноват, у меня с соцреализмом плохо», — на всякий случай подстраховался я.
Оригинальный контент — это всегда риск нарваться на крики «Ткачёв уже не тот».
— «Я могу смотреть на твои руки и печатать», — кивнула на стол с печатной машинкой Виталина.
— «Если у меня болят суставы, значит у тебя тоже», — с улыбкой покачал я головой. — «Мы здесь надолго, успеем».
— «Тогда просто расскажи», — попросила она и легла на бок, положив щечку на подсунутые под голову ладони.
Ладно.
— «Федоров снял шлем скафандра и с наслаждением вдохнул пахнущий соснами тёплый летний воздух. Вот уже тридцать лет минуло с тех пор, как он покинул родной дом, от распределения до пенсии отработав на орбитальном судостроительном заводе в системе Сириуса…».
На ходу сочиняемый производственный роман я «жестикулировал» прямо до вечернего «Времени».
— «Ничего особенного, но интересно», — сделала вывод по итогам трети объема Виталина.
— «Метасюжет», — пожал я плечами. — «В Минкульте прямо методички есть по написанию всех сортов соцреализма: и производственный роман, и роман-эпопея о Революции, и малые жанровые формы — вот по ним и шпарю. Суть-то всегда одна и та же, просто меняешь персонажей и декорации».
Чудо-голова компилирует просто сказочно — с абсолютной-то памятью!
— «Это вот был типа „мир полудня“, а можно сделать капиталистическое видение будущего: например, команда корабля-рудоносца находит на необитаемой планете потерпевший крушение корабль пришельцев, а в нем — коконы с очень страшной космической тварью, которая начинает бегать по кораблю и резать команду своих „спасителей“».
— «Насколько страшной»?
Я нарисовал ксеноморфа.
— «Жуть!»
— «Вместо крови у него кислота, а во рту, вместо языка, еще один рот — вот насколько злобный. А на свет будет появляться вот так…».
— «Цензура такое никогда не пропустит!» — погорячилась Виталина.
— «Там весь фильм об ужасах капитализма, лживости корпораций и важности соблюдения техники безопасности», — усмехнулся я.
Если правильно обосновать, пропустят что угодно.
— «Короче планов — громадье», — подытожил я. — «Не обидишься, если я попрошу выделить нам временную машинистку, понимающую язык глухонемых?».
— «Было бы на что обижаться», — улыбнулась она.
Отбивка «Времени» закончилась, и диктор перенес нас в Краснодарский край, на сжатое поле, где обутый в кирзовые сапоги товарищ Медунов рассказал о том, какой рекордный в их крае в этом году урожай. Последний тучный год вообще задался, причем без моего участия — эксперимент-то не закончился. Но повлиял косвенно — через смену власти на более активную и постоянные пинки Министерству сельского хозяйства.