Держиморда

Господа, что заседают в Таврическом дворце, новые наши властители, считают, что главное сделано — власть от царя перешла к ним. Сейчас они делят министерские и прочие посты, потом будут убеждать наших союзников, что мы продолжим воевать против Германии до победного конца. До ежедневных нужд простого человека очередь дойдет еще очень нескоро. Нашими нуждами они займутся ближе к выборам в Учредительное собрание, когда каждый из них будут драть глотки, выступая на митингах или перед газетчиками, чтобы доказать, что он лично и его партия — самые лучшие. Но, нам, здесь собравшимся, до лета еще надо будет дожить. Сейчас, сегодня, когда машина царизма рухнула, у нас есть возможность взять обеспечение правопорядка в свои руки. В Америке, где я бывал, есть хорошая традиция — народ сам, раз несколько лет, выбирает начальника полиции, который называется шерифом. Если он плохо выполняет свою работу, в следующий раз его не изберут. Шериф сам решает, без оглядки на верховную власть, сколько нужно полицейских, чтобы обеспечить спокойствие граждан на своей территории. Сейчас, в Таврическом дворце, где сидят новые руководители страны, очень много марксистов. Маркс и его товарищ Энгельс в своих работах писали, что постепенно армия и полиция будут исчезать, а вместо них придёт всеобщее вооружение народа, которое они назвали милицией. На рабочих заставах уже созданы отряды милиции. Рабочие создали их сами, без оглядки на разрешение правительства, получили оружие и теперь сами охраняют свои кварталы. Туда теперь не суются ни пьяный солдаты, ни одуревший от кокаина матросы, ни уголовники. А куда пойдут эти вооружённый люди, если их не пускают на рабочие окраины? Правильно, граждане! Они пойдут к вам, и очень скоро вас будут грабить и убивать прямо здесь, среди бела дня, при всём честном народе…

Тут произошло непредвиденное. Честное слово, если бы я был режиссёром общественных праздников, и то не смог бы придумать сценарий более выигрышно для себя. Из переулка, что располагался шагах в ста, от места проведения схода, донесся дикий визг, через минуту с криком «Убили», оттуда выбежала женщина в тёмном платке на голове и, пробежав несколько шагов, кубарем покатилась по булыжной мостовой. Чуть погодя, из того же переулка, вразвалочку вышли два персонажа, и, покосившись на замолчавшую в изумлении толпу, неторопливо пошли в сторону Московского проспекта.

- Никто не расходится, товарищи, я скоро вернусь,- Я улегся на телеге и толкнул в бок растерянного, как и все, Тимофея:

- Быстро догоняем тех двоих, погоняй, живо.

Звёздочка неторопливо тронулась вслед за удаляющимися типами, а я улёгся на телегу, спрятавшись за спину возчика, наблюдаю за жуликами одним глазом. То, что это, одуревшие от безнаказанности, мелкие грабители, я, ни сколько, не сомневался. Гопота, что при Иване Грозном, что при Ельцине, ведёт себя примерно одинаково.

Мы неуклонно догоняли двух, весело галдящий что-то свое, парней. Когда нам с Тимофеем оставалась проехать всего метров двадцать, чтобы поравняться с нашей целью, один из них, что-то почувствовав, обернулся и увидел меня, приподнявшегося и готового к прыжку с телеги. Что-то крикнув, парень толкнул напарника, и они бросились к ближайшим воротам, стремясь уйти проходными дворами. На мою удачу, ворота были заперты. Безнадёжно потолкав чугунные решетки ворот и калитки, потеряв на этом пару секунд, парня бросились вдоль по набережной, один, старался держаться левее, в надежде убежать по, уже близкому Измайловскому мосту, переброшенному через Фонтанку. Второй же, бежал по краю тротуара, имея намерение свернуть направо, в сторону Садовой. До пересечения с Измайловским проспектом, где мне пришлось бы выбирать, за каким из двух «зайцев» гнаться, оставалось всего два десятка шагов.

- Тарань! — в отчаяние крикнул я, уже не надеясь ни на что, но тут Тимофей сумел меня удивить. Левого типа он, как кеглю, снёс краем телеги, так что парень, с криком закувыркался по щербатым булыжникам. Второго жулика возчик перетянул кнутом где-то в районе бедер, так что он запутался в собственных ногах и упал к фасаду здания.

Тпру!- мой водитель кобылы, изо всех сил натянул вожжи так, что Звёздочка пошла юзом, скрежеща подковами по камням и оглашая окрестности возмущенным ржанием.

Я спрыгнул телеги и подошёл к телу, сбитому транспортным средством на проезжей части. Парень жалобно скулил и попыток подняться не делал. — Молодец Тимофей! Если хочешь, в награду, пересажу тебя на бричку! — я хлопнул возчика по плечу и тут же навалился на него, пригибая к земле с вырвавшимся из меня, испуганным криком: — Ложись!

Тип, сбитый с ног ударом кнута, лежа, опираясь спиной на фасад здания, вытащил из засаленного бушлата пистолет и деловито целился в нас. Я, уронив Тимофея на землю, сам скрючился за колесом телеги, которое являлось хреновым укрытием от пули. Но, вместо ожидаемого хлопка выстрела и удара в плечо или бок, раздался лишь металлический щелчок, потом ещё один, и ещё…

Я осторожно выглянул и увидел, что стрелок растерянно вертит пистолет перед своим носом. Обнаружив меня, мой противник, рябой парень лет двадцати, уже сильно потасканный, с опухший физиономией, снова направил на меня ствол пистолета, двумя большими пальцами оттягивая назад курок и снова нажимая на спуск. Грянул выстрел, зазвенел металл, одновременно раздался дикий вопль. Выл стрелок, катаясь по тротуару, поджав под себя руки, а рядом с ним блестел брошенный пистолет. Несмотря на слёзные мольбы задержанных поскорее отвести их к доктору, сначала они были связаны верёвкой, найденной в телеге у запасливого Тимофея, после чего подвергнуты тщательному обыску. И лишь потом, тому, что скуля, нянчил полуоторванные, опухшие большие пальцы обеих рук, я перемотал кровоточащие кисти, истратив на бандита еще один перевязочный пакет. Очевидно, неопытный горе-стрелок, ставя курок на боевой взвод, оставил их не пути мчащегося назад, под воздействием порохового заряда, массивного затвора.

- Обращаться умеешь? — я протянул Тимофею пахнущий порохом «Браунинг», поднятый с тротуара.

— Ага! — взрослый мужик с детской улыбкой на лице, выхватил у меня оружие и спрятал в кармане полушубка.

— Давай, в телегу этих забросим и обратно, сход надо заканчивать.

Когда мы лихо развернули наш тарантас перед замолчавшей при нашем появлении толпой, все, внезапно, замолчали. Явно, что что-то случилось. Судя по всему, пока мы гонялись за грабителями, кто-то успел сбегать на перекресток Фонтанки и Невского, полюбоваться на выложенные на мостовую двадцать тел ликвидированных бандитов. Женщина, что выпала из переулка, теперь выла, сидя на холодных камнях, склонившись над недвижимым телом пожилого мужчины, одетого в поношенный, серый армяк. Лицо мужчины застыло в кривой улыбке, ветер шевелил еще живые, седые волосы.

Я подошел к рыдающей женщине, рывком поднял ее с земли.

— Что у вас случилось?

— Мы с мужем все имущество продали, собрались ехать к его родне, в деревню, под Псков. Вышли со двора, чтобы на вокзал идти, а тут двое подскакивают. Один спрашивает — ты Пров Исаков? Муж отвечает, что он Исаков и есть. Тогда тот нож из-за голенища достает, и мужа моего два раза ножом в живот ударил. Я в крик, а меня второй по голове кулаком ударил, я и сомлела, больше ничего не помню. Очухалась, а перед мной Проша мой лежит не живой! — женщина скривила некрасивое лицо и снова завыла.

— Подожди, денег сколько было в мужа?

— Сто семьдесят рублей ассигнациями, барин.

Я достал из кармана бекеши цилиндрик перемотанных суровой ниткой купюр, обнаруженный у одного из бандитов.

— Твое?

— Мое, кормилец! — женщина перестала скулить, утерла слезы рукавом кацавейки с протертым на рукавах меховым обшлагом и потянулась за деньгами.

— Эй, ты, как тебя там…офицерик! — подал голос сбитый телегой тип: — Ты наши деньги чего раздавать удумал? Ты давай нам деньги взад верни, и к доктору вези. А не то вечером наша кодла тебе чик-чик сделает.

— Сколько здесь денег? — я повернулся к говорливому жулику.