Держиморда

— Сука! — я аккуратно прислонил выдавшую меня винтовку к кирпичной стене и торопливо тянул, опять зацепившийся шпорой за карман, револьвер.

Раздались тяжелые шаги, напротив ворот появился темный силуэт, и я выстрелил два раза, плотно прижав ствол револьвера к деревянным створкам.

— Еб! — человек схватился за живот и тяжело осел, а я, понимая, что терять мне нечего, приставил ствол «Вессона» напротив пластины щеколды и выстрелил еще раз.

— Банг! — от страшного удара мягкой, но шестнадцатиграммовой, пули вырвало щеколду из крепления, и она беспомощно повисла на одном гвозде.

Я приоткрыл скрипнувшую калитку ворот и бросился на пол, вытянув руку в оружием вперед и влево, откуда слепило меня яркое пламя, бьющееся в железной буржуйке.

— Бах! Бах! Бах! — яркие вспышки рассвели чуть правее круглого корпуса печи, пули свистнули над моей головой. Если бы я просто шагнул во внутрь, все три прилетели бы мне в грудь или живот, успел подумать я, выпуская два оставшихся патрона, целясь по вспышкам.

В почти наступившей тишине (человек, в которого я стрелял первым, сучил ногами и сипел что-то сквозь сжатые до хруста зубы) я, на четвереньках, отполз назад. Спрятавшись за телегу, направив ствол винтовки на приоткрытую калитку, на случай контратаки противника изнутри, я судорожным движением переломил револьвер и теперь набивал дымящиеся каморы барабана новыми патронами. Возвращение на склад происходило в том же порядке, что и первый раз — полз на четвереньках, выставив ствол револьвера вперед. Человек, стонавший у входя, мешал мне слушать тишину, поэтому получил пулю милосердия куда-то в выгнутую в мою сторону спину, после чего сразу замолчал. Потом я долго лежал на пороге, всматриваясь в темную кучу, виднеющуюся между ножек буржуйки. Треск дров и гудение пламени в печи мешали мне слушать, поэтому я, на всякий случай, произвел контрольный выстрел и в эту кучу тряпок, после чего, на корточках, опять двинулся вперед. Первой моей жертвой был мужик с большим топором, одетый в распахнутый нагольный полушубок и валенки с калошами. За печью я нашел второго, такого же бородатого, но уже в дорогом пальто, с воротником из гладкого блестящего меха и щегольских хромовых сапогах, высоких и со шпорами. Возле раскрытой ладони покойного бандита лежал какой-то автоматический пистолет. На небольшом столе, освещаемой керосиновой лампой, на каких-то листовках была разложена богатая по нынешним временам снедь — сдобные калачи, порезанная крупными кусками, одуряюще пахнущая, колбаса, типа «краковской» моего времени, шмат сала с толстой прожилкой, шириной в пару пальцев, темного мяса и миска соленой капусты. Бутылка на столе поражала красотой красно-белой этикетки «столового вина №21 торгового дома П. А. Смирнова». Шикарно живут в тревожные дни революции бандиты. На столе я вновь перезарядил свой верный револьвер, после чего притащил с улицы винтовку и мешок, а то еще сопрут, сунул счастливой лошади половину калача и как смог, приделал на место погнутую от удара пули щеколду. Теперь можно было идти проводить спасательную операцию в темноте склада. На всякий случай я попытался проверить пистолет, доставшийся от второго бандита. В первое мгновение я решил, что схожу с ума — на ладони у меня лежал наш советский ТТ, образца одна тысяча девятьсот тридцатого года. Через минуту я, в колеблющемся свете керосинки, разобрал выбитые на затворе буквы, которые уверяли меня, что это произведенный на бельгийской фабрике пистолет, выполненный по патенту Браунинга. То есть не ТТ и, наверное, у этого оружия должен быть нормальный предохранитель. К моему удовольствию магазин оружия имел защелку, как на родном «макарове», а из обоймы я выщелкнул три аккуратных патрончика с блестящими, никелированными пулями. Решив, что десяти патронов на два ствола для моей экспедиции должно хватит, я сунул «браунинг» в карман и двинулся вперед, держа керосинку на, вытянутой до упора в бок, левой руке.

Пройдя метров десять по затемненному проходу между, заставленных какими-то ящиками и мешками, стеллажей, я увидел на куче мешков лежащего навзничь человека. Только то, что я двигался очень медленно, не поднимал над полом ногу, как бы скользя ступнями параллельно ему, я не запнулся об, валяющегося перед кучей мешков, человека. Вернее, об его тело. Худой старик лежал на спине, задрав вверх седую бороденку и глядя в стропила крыши широко раскрытыми, немигающими глазами. Щеки его впали, пара от дыхания видно не было, а седые прядки волос на голове спеклись какой-то темной коркой. Я осторожно обошел тело жертвы преступного семейства Епишевых и сделал еще два осторожных шага.

На мешках, в неудобной позе — бедра были выше головы, лежала замотанная толстыми веревками молодая девушка, со страхом следящая за приближающимся огоньком керосиновой лампы, огромными, блестящими от слез, глазами.

— Аня, не бойтесь, меня прислал ваш отец. — я, стараясь не делать резких движений, медленно приблизился к своей находке и выдернул из ее рта какое-то дранное полотенце.

— Не трогайте меня, пожалуйста — с трудом двигая, окровавленными и распухшими губами, зашептала девушка, стараясь, извиваясь как гусеница, отползти от меня подальше.

Имя: Петр Степанович Котов

Раса: Человек

Национальность: вероятно русский

Подданство: Российская Империя

Вероисповедание: православный

Параметры:

Сила: 3

Скорость: 2

Здоровье: 2

Интеллект: 6

Навыки:

Скрытность (1/10)

Ночное зрение (0/10)

Достижения: Найдена и спасена Аня Пыжикова. Нейтрализована банда.

Активы: винтовка, револьвер неизвестных систем, пистолет «Браунинг», носимый запас патрон, одежда, вещмешок, пальто, сапоги, галоши, шапку

Пассивы: нет

Глава 6

Российская Империя. Ориентировочно начало двадцатого века.

«…Крестьяне далеко не все понимают, что свободная торговля хлебом есть государственное преступление. „Я хлеб произвел, это мой продукт, и я имею право им торговать“ — так рассуждает крестьянин, по привычке, по старине. А мы говорим, что это государственное преступление».

Ленин В. И. Полное собрание сочинений Т. 39. С. 315.

— Аня, успокойтесь, меня зовут Петр и я вас искал по просьбе вашего отца — Ефрема Автандиловича Пыжикова. Вас больше никто не тронет. Черт! — веревка была намотана вокруг тела девушки десятками колец, и я не мог найти узла, не перевернув девицу: — Подождите, я там нож видел, сейчас принесу и веревки разрежу.

— Нет! — взвизгнула Аня.

— Нет. — повторила она, уже спокойнее: — Если вы искали меня, не бросайте меня одну, я очень боюсь. Помогите мне встать.

— Аня, я только на минуту. Там на столе…

— Я вас очень прошу, не оставляйте меня одну. Помогите мне дойти.

— Ну хорошо. — я ухватил, не такую уж и легкую, девушку, и поставил ее вертикально, а потом, взяв под руку, повел ее, мелко семенящую из-за связанных ног, в сторону стола.

Веревка, спеленавшая девушку, была целым канатом, поэтому острым ножом, типа финки, я пилил Анины узы очень долго, стараясь при этом не поранить спасенную.

Затем я попытался усадить Аню за стол, но она отстранила мою руку и, взяв керосиновую лампу, долго всматривалась в лица, сначала одному, а потом другому, мертвым бандитам.

— Скажите… э-э-э?

— Петр, Котов Петр Степанович, правовед.

— Скажите, Петр Степанович, а они — девушка кивнула на лежащие тела: — точно мертвые? Вы уверенны в этом.

— Уверен, хотите, можете сами проверить. Вот сюда, на запястье, если на шею положите пальцы…

— Нет, спасибо, я вам верю! — девушку даже передернуло: — Сюда никто больше не придет?

— Я точно не знаю, но Сенька мне сказал…

— О, господи! — девушка в отчаянье, прикусила кисть руки: — Тут же, кроме этих двоих, еще и Сенька Епишев был, он был вместе с ними. Что же делать? Он, наверное, скоро сюда опять придет!