Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 27

4 (17) февраля «Русские ведомости» опубликовали переписку Хабалова и Гучкова по вопросу о рабочей группе, предшествовавшей ее аресту. Демонстративная оппозиционность руководителя ЦВПК стала широко известной18. 9 (22) февраля 1917 г. было проведено заседание ЦВПК, на котором обсуждался арест рабочей группы. Протокол заседания, опубликованный почти сразу же после Февральской революции, производит потрясающее впечатление. Очевидно, возбуждение было настолько сильным, что выступающие не очень следили за логикой, нервозность их речей постоянно увеличивалась. Руководитель рабочего отдела ЦВПК П. П. Козакевич начал с утверждения о том, что вся деятельность группы сводилась исключительно к защите прав рабочих, к созданию профсоюзов и т. п.19 Впрочем, удержаться в рамках защиты он не смог и вскоре сам перешел к наступлению.

Признав, что арестованные обсуждали вопрос о мире и занимались политическими вопросами, он заявил: «С точки зрения правительства политическая деятельность преступна, но с точки зрения нашего правительства политическими преступниками являются и все здесь присутствующие, поскольку они вмешиваются в политическое положение. Больше того, в этом преступлении повинна вся страна. И когда правительство ведет страну к гибели, рабочие не могут не вмешиваться в политику. Борьба ведется сейчас в России всеми общественными силами, всеми классами, и не принять участия в ней рабочие не могут»20. Выступление завершилось призывом к Думе и всем общественным организациям: «…нельзя отдать рабочую группу на растерзание правительству, приведшему страну к ужасной внешней и внутренней катастрофе»21. Разумеется, этот призыв был встречен бурными аплодисментами, а при дальнейшем обсуждении действий властей вновь прозвучали милюковские слова «глупость или

измена»22.

На следующий день под председательством Гучкова состоялось «многолюдное заседание» ЦВПК, на котором руководитель комитетов изложил историю рабочей группы и рассказал о том, что руководство ЦВПК сделало для нее. Речь получила полную поддержку слушателей, а выступивший вслед за Гучковым председатель рабочей группы Московского ВПК А. А. Федоров заявил, что рабочие твердо выступают против «мира во что бы то ни стало», и призвал обратиться к общественным организациям, Думе и «ко всей стране» с запросом о судьбе рабочего представительства в военно-промышленных комитетах. Предложение Гучкова одобрить работу ЦВПК было принято с одобрением23. Казалось, что мечта лидера октябристов о контроле сверху начала осуществляться на практике, несмотря на то, с каким трудом начиналось ее воплощение в жизнь.

Влияние рабочей группы на рабочих было все же немалым, и с ним должны были считаться и большевики, тем более что накануне февральских событий их позиции в столице были крайне слабыми. Попытки действовать самостоятельно и организовать выступление рабочих к 10 (23) февраля, то есть к очередной годовщине суда над депутатами-большевиками, успеха не имели24. Накануне Милюков призвал рабочих отказаться от выступления и не выходить на улицы25. Очевидно, сказалась и продемонстрированная властями готовность к действиям. Еще 8 (21) февраля Хабалов обратился к рабочим столицы с воззванием. Генерал призывал их не поддаваться на призывы устроить демонстрацию в день открытия думской сессии и оставаться на рабочих местах. «Берегите нашу общую Мать, нашу Родину – Россию, – гласил этот документ. – Тем же, кто останется глух к моему обращению, я напомню, что Петроград находится на военном положении и что всякая попытка насилия и сопротивления законным властям будет немедленно прекращена силой оружия»26.

Обращение Милюкова последовало за этим воззванием. Призывы к выступлению лидер кадетов назвал провокацией «темных сил». Коварная реакция только и ждала удобного случая, чтобы расправиться с либералами, но те, по его свидетельству, оставались начеку: «Общественной России известно, какие именно темные силы борются у нас с идеей народного представительства, от каких именно организаций только что вышла пресловутая петиция о разгоне Государственной думы. Эти темные силы мы смело ставим в непосредственную связь с теми силами, которые рассылают сейчас по заводам и фабрикам агентов-провокато-ров, подстрекающих под маской членов Государственной думы рабочих к выходу на улицу»27.

Итак, к этим призывам, как убеждал Милюков, Дума не имела никакого отношения. Открестился от них и ЦВПК, благо на его заседании представитель рабочей группы Московского ВПК А. Ф. Федоров-Девяткин призвал воздержаться от эксцессов, вредных для дела обороны государства28. Точно такую же позицию занял и Родзянко. По его мнению, заявление Хабалова не имело никаких оснований, никто не обращал к рабочим призывов выйти на улицу. Впрочем, по его мнению, русские рабочие и сами прекрасно понимали, что происходит: «Я глубоко убежден, что все русские рабочие всех заводов и предприятий настроены вполне патриотично, и поэтому все эти слухи и предположения мне кажутся совершенно невероятными»29. Следовательно, власти не было никакой необходимости запугивать рабочих применением силы.

Демонстрация сорвалась, что, во всяком случае, не означало отказа от планов выступления. В искренность заверений Милюкова и Родзянко верится с трудом. Представляется, что можно доверять словам Гучкова, сказанным сразу же после февраля в Петрограде о ЦВПК, о его политике после ареста рабочей группы: «И вот таким образом мы, мирная, деловая, промышленная, хотя и военно-промышленная организация, вынуждены были включить в основной пункт нашей практической программы переворот, хотя бы и вооруженный»30. В планы переворота были посвящены и представители Антанты в России. Для союзников вопрос о грядущей революции в России стоял довольно остро до донесения Хора от 20 января 1917 г. Тесные контакты с французским и британским посольствами в России оппозиция установила с осени 1915 г. В мае 1916 г., после того как вслед отставкой Поливанова выявилась новая линия в отношении финансирования общественных организаций, она впервые попыталась повлиять на власть через правительства и общественное мнение союзников31.

Контакты оппозиции с союзниками

Британский посол Бьюкенен поддерживал доверительные контакты с Милюковым и Гучковым, в Москве ту же работу возглавил вице-консул Р. Б. Локкарт. Активно участвовала в этом процессе и великокняжеская фронда во главе с Кириллом Владимировичем (его супруга Виктория Федоровна (Виктория-Мелита Кобург-Готская) была внучкой королевы Виктории и давно дружила с британским послом). На происходившие в России события британские дипломаты смотрели глазами русских либералов. Естественно, что их не могли не волновать разговоры о «немецкой партии», германофильстве императрицы и мифических планах заключения сепаратного мира1. Не удивительно, что в ноябре 1916 г. на конференции в Шантильи среди английской военной делегации ходили разговоры о возможности детронизации Николая II2. Берти отмечал, что французские официальные источники со второй половины августа 1916 г. предсказывали революцию в России, что вызывало закономерную обеспокоенность французских государственных деятелей (А. Бриан), боявшихся, что она начнется до окончания войны. 2 января 1917 г. во французских газетах была опубликована без каких-либо купюр скандальная речь Милюкова в Думе от 1 ноября 1916 г.3

Действия либеральной оппозиции, направленные на дискредитацию монархии, приводили к дискредитации страны. «В Лондоне относились к России с большим недоверием, – вспоминал русский представитель при Гранд Флите. – Виной этому была внутренняя политика России в связи с начинавшимся экономическим развалом, военной усталостью и другими явлениями. Многочисленные скандалы при дворе, усилившееся влияние Распутина и назначение Штюрмера премьер-министром усилили недоверие, и в январе 1917 года меня часто спрашивали, действительно ли Россия желает заключить сепаратный мир с Германией?»4