Страница 40 из 139
Для связи со Ставкой в штабе фронта был оставлен генерал-квартирмейстер генерал-лейтенант В. Г. Болдырев. Рузский и Данилов ждали прибытия императора около двух часов. За это время из Ставки было получено сообщение о восстании в Москве и Кронштадте4. Болдыреву и была передана из Могилева просьба доложить императору о «безусловной необходимости принятия тех мер, которые указаны в телеграмме генерала Алексеева Его Величеству…». Просьба была передана от лица Алексеева и великого князя Сергея Михайловича. Просьбу передавал Клембовский – помощник Наштаверха. Он же проинформировал Псков о том, что «Великий Князь Сергей Михайлович, со своей стороны, полагает, что наиболее подходящим лицом был бы Родзянко, пользующийся доверием»5. Позже, уже накануне своего ареста и казни в Пятигорске, Рузский оставил воспоминания об этих днях, в которых придавал особое значение этой информации и объяснял свои действия исполнительностью: инициатива, по его словам, принадлежала исключительно Алексееву6. Это не помогло – в Белом движении именно его считали главным виновником событий, и даже страшная смерть генерала ничего не изменила.7
В какой-то степени Рузский был прав: трудно было бы представить возможность самостоятельных действий главнокомандующего Северным фронтом без переписки с Могилевым. По мнению Болдырева, именно события в Москве и Кронштадте подтолкнули Ставку пойти на решительные требования. «Дай Бог удачи Родзянке, – записал он в своем дневнике 1 (14) марта, – про него много говорят, и в добродушно шутливом тоне, но судьба его вынесла и – исполать ему! Большую роль во всем это сыграло решение адмирала Непенина, командующего Балтийским флотом, он первый признал Исполнительный комитет Госуд. думы и, может быть, спас от анархии флот. Любопытно, что он уже ставит деловые, вызываемые боевыми условиями, требования новому начальству: требует сталь, муку и пр. – видно, что он имеет на первом плане не борьбу властей, а интересы Отечества. Между тем события растут; преступная медлительность питает анархию; восстала Москва, охвачен бунтарством Кронштадт, где убит уже командир порта. Странно складываются события: неограниченный монарх, лишенный опоры, бродит по своей стране и просит одного из своих главнокомандующих о беспрепятственном проезде через Псков. Этому городу и Рузскому, видимо, суждено сыграть великую историческую роль; здесь, в Пскове, опутанному темными силами, монарху придется вынужденно объявить то, что могло быть сделано вовремя»8.
Уже в 17:37 Рузский сам обратился к Родзянко как к главе Временного комитета Думы, а фактически как к главе правительства, с просьбой принять меры для водворения в столице порядка и обеспечения безопасности вокзалов и железных дорог9. Родзянко ответил категорично: «Все меры по охранению порядка в столице приняты. Сообщение по железным дорогам поддерживается тщательно и непрерывно. Опасений за подвоз продовольствия нет, распоряжения даны, возникающие беспорядки ликвидируются. Спокойствие, хотя с большим трудом, но восстанавливается»10. Приблизительно в восемь часов вечера поезд Николая II прибыл в Псков, на вокзале его встретил с докладом губернатор: в городе было спокойно. Главнокомандующий фронтом отсутствовал. По свидетельству Рузского, он распорядился, чтобы приезд этот прошел незаметно, и вместе со штабом поехал на вокзал. Придя в вагон, где находились сопровождающие монарха офицеры, Рузский обрушил на них свое раздражение. Все свидетели этой сцены вспоминают, что генерал вел себя предельно жестко, даже бесцеремонно. Повторяя обвинения о влиянии Распутина, на просьбу о помощи Рузский ответил предложением сдаться11. Правда, Данилов, присутствовавший при этой сцене, считал, что сухой, желчный стиль был особенностью речи Рузского и он всего лишь казался грубым12. Пожалуй, это единственное свидетельство такого рода.
Из этой беседы Рузский выяснил, что окружение императора ожидает, что в Царское Село прибудет Иванов, а за ним – снятые с фронта части, вслед за чем волнения быстро прекратятся13. После этого разговора генерал был принят Николаем II и зачитал ему телеграммы, полученные от Алексеева14. Перед императором Рузский вел себя достаточно корректно, а того больше всего беспокоило положение семьи в Царском Селе15. Их разговор был достаточно длительным и продолжался около полутора часов. Рузский сидел напротив императора и активно доказывал ему необходимость создания ответственного министерства16. Для подкрепления этой мысли он имел в руках солидные, как могло показаться, аргументы.
Прочитанные главнокомандующим Северным фронтом телеграммы содержали программу Наштаверха. 14 марта Генбери-Вилльямс решился написать Николаю II письмо, в котором изложил свои взгляды на сложившуюся ситуацию. При этом сначала он обратился к Алексееву с вопросом, одобряет ли он содержание письма и самый факт его посылки к императору. Алексеев согласился с тем, что письмо полезно и 15 марта отправил его с офицером в Псков. Содержание письма одобрил и великий князь Сергей Михайлович17.
Через несколько дней письмо вернулось нераспечатанным, следовательно, особой роли в псковской драме оно не сыграло, и для нас оно важно как дополнительный источник для выявления позиции, занятой Алексеевым во время февральского кризиса. Оно начиналось с естественных в этой ситуации извинений за самый факт обращения к императору по вопросу о внутренней политике Империи, оправдываемого таким весомым, по мнению Генбери-Вилльямса (и, как мне представляется, не только его) аргументом, как уверенность, что самое главное – это довести войну до победного конца. Генерал убеждал Николая II принять правительство, избранное представителями народа для победы над германским заговором, и внимательнее относиться к народному представительству.
Центральной частью документа были следующие слова: «Ваше Величество является самодержавным монархом (autocrat), но самодержец в наше время может править только с помощью хороших советников, и народ хочет чувствовать, что эти советники выбраны им из своей среды… Свободное обсуждение (государственных проблем. – А. О.) кажется мне выходом, чтобы люди могли чувствовать, что те, кого они посылают в совет Императора, могут выражать их мысли»18. Письмо английского представителя хорошо соотносилось с той телеграммой, которую отправил к императору и сам Алексеев. Как только в Могилеве узнали, что поезд Николая II находится на станции Дно, Алексеев отправил к нему телеграмму, к которой прилагался проект манифеста об ответственном министерстве. В составлении этого документа принимали участие несколько человек. Н. А. Базили по распоряжению Алексеева писал первый вариант. «Вложите в него все свое
сердце», – призвал генерал. Базили сумел сделать это за несколько часов, после чего Алексеев внес в документ небольшие правки, а после великий князь Сергей Михайлович одобрил текст19.
1 (14) марта в 22:20 телеграмма была отослана. Апеллируя к угрозе анархии и распаду армии, которые может отвести только формирование ответственного правительства, Алексеев предложил императору поручить формирование такового Родзянко. Предлагаемый проект манифеста гласил:
«Объявляю всем верным Нашим подданным: грозный и жестокий враг напрягает все последние силы для борьбы с нашей Родиной. Близок решительный час. Судьба России и честь нашей геройской армии, благополучие народа, все лучшее будущее Нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Стремясь сплотить все силы народа для скорейшего достижения победы, Я признал необходимым призвать ответственное перед представителями народа Министерство, возложив образование его на Председателя Государственной думы Родзянко из лиц пользующихся доверием страны.
Уповаю, что все верные сыны Родины тесно объединятся вокруг Престола и народных представителей, дружно помогут Нашей доблестной армии завершить ее великий подвиг. Во имя нашей возлюбленной Родины призываю всех русских людей к исполнению своего святого долга перед ней, дабы явить, что Россия столь же несокрушима, как всегда, и никакие козни врага не одолеют его. Да поможет Нам Господь Бог»20.