Страница 25 из 139
Справиться с возложенной на них задачей городским властям не удалось. Между тем ранним утром могло показаться, что обстановка начала разряжаться: вновь начали ходить трамваи, улицы стали убираться, на Сенной площади принцем Ольденбургским был организован шатер-колбасная, продававший дешевую и качественную колбасу – ее активно раскупали люди. Вскоре картина резко изменилась39. Тем же утром сорокатысячная демонстрация прорвалась с Выборгской стороны через Литейный мост на Литейный, а далее и на Невский проспект. Значительное количество людей проникало по льду в центр города, где возникали стихийные митинги. Командование ввело в полную силу 3-е положение40.
Для поддержки полиции все чаще стали посылать войска. Демонстранты поначалу игнорировали распоряжения военных или применяли по отношению к ним оружие. Войска отвечали им выстрелами41. Пока что армия выступала скорее в качестве свидетеля происходивших событий и только реагировала на нападения. Уже два дня в столице шли волнения и на ее улицах появлялись армейские части. Тем не менее даже среди командования по-прежнему не было решительности и единства во взглядах относительно того, как их следует использовать. Командование считало, что появления войск будет достаточно для успокоения, и решило воздерживаться от применения оружия42.
Одним из проявлений этой нерешительности было то, что информация о событиях в Петрограде, получаемая в Могилеве, была крайне сбивчивой и неточной. 25 февраля (10 марта) Хабалов известил Алексеева телеграммой о том, что в столице началась забастовка, вызванная недостатком хлеба, и что в столкновениях с демонстрантами принимают участие войска, не употребляющие пока что оружия. «В подавлении беспорядков, – сообщал командующий Петроградским военным округом, – кроме петроградского гарнизона, принимают участие пять эскадронов 9 запасного кавалерийского полка из Красного Села, сотня лейб-гвардии сводно-казачьего полка из Павловска, и вызвано в Петроград пять эскадронов гвардейского запасного кавалерийского полка»43. В штабе Хабалова в это время все были спокойны и уверены как в войсках, так и в правильности выбранного поведения44.
Между тем положение было сложным, и оно ухудшалось с каждым часом. Приехавший 25 февраля (10 марта) с Северного фронта в Петроград генерал А. П. Будберг с удивлением обратил внимание на то, что на вокзале и улицах отсутствовали представители власти: были лишь наряды запасных нижних чинов гвардейских полков. Вид и поведение солдат напомнили генералу пережитые им дни волнений во Владивостоке в 1906 г. Будберг немедленно направился в штаб гвардии и предложил немедленно приступить к выводу ненадежных гвардейских запасных частей и заменить их вызванной с фронта кавалерией. Чебыкин проигнорировал это предупреждение: он по-прежнему не ожидал серьезных проблем от своих подчиненных45.
Сомнений у командования запасные части еще не вызывали46. Зато их поведение на улицах порождало надежды у революционеров. Уже начинали проявляться последствия нерешительности командиров и, как следствие, бездействия слабых в кадровом отношении подразделений. Армия уже не была единой и перестала восприниматься сторонниками революции односложно. «Я вспоминал атмосферу Московского восстания 1905 года, – отмечал Суханов. – Все штатское население чувствовало себя единым лагерем, сплоченным против военно-полицейского врага. Незнакомые прохожие заговаривали друг с другом, спрашивая и рассказывая о новостях, столкновениях и о диверсиях противника. Но замечалось и то, чего не было в Московском восстании: стена между двумя лагерями – населением и властью – не казалась такой несокрушимой: между ними чувствовалась диффузия. Это увеличивало возбуждение и вливало в массы подобие энтузиазма. Прокламации Хабалова срывались со стен совершенно открыто. Городовые-одиночки вдруг исчезли с постов. Заводы встали. Трамваи не ходили»47.
Твердой уверенности в войсках у командования не было. 25 февраля (10 марта) в Ставку пришла телеграмма от Протопопова, извещающая о том, что беспорядки в городе вскоре будут подавлены. В это же время весьма активную личную деятельность развил Родзянко. Он ездил по городу, встречался попеременно с министрами и думцами, убеждая и тех, и других, что только его приход к власти может гарантировать восстановление порядка: «Дайте мне власть, я расстреляю, но в два дня все будет спокойно и будет хлеб»48. Таким образом, и Протопопов, и Родзянко были уверены в том, что подавить начавшиеся волнения силой, в принципе, возможно.
Между тем утром и днем 25 февраля (10) марта в Петрограде продолжались многочисленные столкновения войск и полиции с демонстрантами49.
Демонстранты у Казанского собора опрокинули два проезжавших воза с пустыми бутылками и стали забрасывать ими полицию. Когда подошла пехота, люди стали уговаривать солдат не стрелять и часто имели успех50. В целом, полиция, пехота и кавалерия действовали энергично, были случаи применения оружия. В отличие от них казаки продолжали вести себя вяло, в ряде случаев своим поведением демонстрировали сочувствие митингующим. Появляются первые признаки будущего развала воинской дисциплины. На Знаменской площади у памятника Александру III казак зарубил шашкой пристава полиции, пытавшегося рассеять толпу и отнять красный флаг. Новость об этом воодушевила демонстрантов. Вскоре один из конных взводов 4-го Донского полка обстрелял наряд полиции. Со второй половины дня войска и полиция все чаще пускают в ход огнестрельное оружие, что приводит к панике на Невском. Демонстранты начинают разбегаться51. Здесь же на Невском казаки вновь отличились: они атаковали нагайками и разогнали полицию52.
С вечера в центре города царила полнейшая тишина; именно в это время приходит телеграмма императора, предписывающая командующему войсками округа немедленно «прекратить беспорядки в столице». Хабалов отдал распоряжение: в случае мирного хода демонстрации продолжать действовать конницей, в случае агрессивного, то есть революционного поведения, открывать огонь после трехкратного предупреждения. Утром 26 февраля (11 марта) в Петрограде установилось видимое спокойствие53. Хабалов известил об этом Ставку, добавив, что им было «…выпущено объявление, воспрещающее скопление народа на улицах и подтверждающее населению, что всякое сопротивление беспорядка будет подавляться силою
оружия»54.
«День 25 февраля был нами проигран во всех отношениях, – справедливо отмечал генерал Балк. – Не только руководители выступлений убедились, что войска действуют вяло, как бы нехотя, но и толпа почувствовала слабость власти и обнаглела. Решение военного начальства импонировать силами, в исключительных случаях применять оружие не только подлило масла в огонь, но, замотавши войска, дало им возможность думать, что на хулиганские выступления начальство смотрит растерянно, как бы боится “народа”, а помехой всему власть и ненавистная полиция»55.
Поздним вечером 25 февраля (10 марта) на квартире у председателя Совета министров князя Голицына было собрано совещание правительства. Начавшись около 12 часов ночи, оно завершилось в 4 утра 26 февраля (11 марта)56. В ходе совещания обсуждался вопрос о роспуске Думы. Вызванные Протопопов, Хабалов, Белецкий и Глобачев производили впечатление колеблющихся людей, но тем не менее они предложили распустить Думу и ввести в городе осадное положение. В результате этот вопрос так и не был решен, но зато Голицын поручил министрам иностранных дел и земледелия вступить в консультации с лидерами Думы и намекнул на то, что в правительстве могут произойти перемены. Имелась в виду отставка Протопопова. Что касается демонстраций, то совет согласился с предложением Хабалова обратиться к их участникам с предупреждением о том, что войска будут действовать против них оружием57.
Правительство колебалось между политикой «кнута» и «пряника». Риттих требовал не останавливаться перед пролитием крови, потому что в противном случае ее прольется гораздо больше. Покровский предлагал обратиться к императору с просьбой разрешить уйти в отставку, так как члены правительства «не снискали доверия страны». В целом, большинство участников совещания все же склонялось к выбору решительных действий58. В результате было принято решение о введении осадного положения, но при этом главный исполнитель был в растерянности. «На членов Совета министров генерал Хабалов произвел неудовлетворительное впечатление, – вспоминал Барк. – Он, видимо, растерялся, и в нем не чувствовалось надлежащей энергии для проведения решительных мер»59.