Страница 19 из 26
В марте 1916 г. Алексеев в разговоре с генералом М. С. Пустовойтенко так отозвался о партнерах по Антанте: «Нет, союзникам вовсе не надо нас спасать, им надо спасать только себя и разрушить Германию. Вы думаете, я им верю хоть на грош? Кому можно верить? Италии, Франции, Англии? Скорее Америке, которой до нас нет никакого дела…»29 Все уже было бессмысленно – в России окончательно убедились, что операции на Балканах невозможны, во всяком случае, на этом этапе. В качестве главных направлений ударов Антанты были выбраны именно германские участки фронта, что, в частности, привело к бесперспективным наступлениям русской армии между озерами Нарочь и Вишнев и английской – на Сомме.
Верден – Нарочь
В начале 1916 г. германское командование не испытывало тревоги относительно наступательных возможностей противника на востоке. В целом немцы были довольны достигнутыми результатами. Фалькенгайн писал о результатах кампании 1915 г.: «На востоке поставленные цели были достигнуты. К ним не могла относиться задача уничтожения вооруженной мощи России в ее целом. Держались рамок возможного, ограничиваясь лишь тем, чтобы вызвать паралич ударной силы колосса»1. В конце 1915 г. в штабе Восточного фронта господствовало представление, что после таких потерь, которые понесла русская армия за прошедшую кампанию, германские войска здесь долго еще будут находиться в безопасности. Правда, существовали и опасения, что русские все же смогут перейти в наступление в ближайшее время, но в них мало кто верил2.
22 ноября 1915 г. в своем дневнике Гофман отметил, что, по его мнению, русские войска активно готовятся к переходу в наступление, но они смогут справиться с этой задачей только осенью следующего года3. Иностранные военные наблюдатели придерживались похожей точки зрения. Японский представитель при Ставке майор Накадсима в октябре 1915 г. доносил своему начальнику Генерального штаба о том, что и в наступающем году германские прорывы на Восточном фронте могут продолжиться. Будущее войны, по мнению японского офицера, зависело от того, как скоро союзникам удастся восстановить русскую военную мощь4.
За зиму 1915–1916 гг. положение русской армии в некотором смысле улучшилось, наметилось улучшение в снабжении боеприпасами, продовольствием и вооружением. Солдатский мясной паек был увеличен вдвое, тыл поставлял армии 10 тыс. быков ежедневно. Сахарный паек вырос в три раза, с двух до шести фунтов в месяц5. «Износившиеся орудия были заменены новыми, – вспоминал Брусилов, – и мы могли жаловаться только на то, что тяжелой артиллерии у нас было еще далеко недостаточно, хотя и ее несколько прибавилось»6. Чрезвычайно важно было и то, что за зиму, во время передышки, последовавшей вслед за окончанием Великого отступления, пришедшие на фронт пополнения смогли получить хорошую подготовку. Войска многому научились в области тактики и обороны новой, позиционной войны7. Важно было превратить приходящие на фронт пополнения в полноценные войска. Армия сама была вынуждена заняться своим восстановлением, создавая запасные батальоны в непосредственной близости от тыла.
«Запасные батальоны, – вспоминал один из инструкторов, служивших в начале 1916 г. на Западном фронте, – появились в полках как нововведение, продиктованное опытом войны. Цель запасных батальонов при полках – доучить или, вернее, переучить заново пополнения, прибывавшие в полк. Еще с середины 1915 г. в действующие полки стали присылаться такие пополнения, которые совершенно были не подготовлены для ведения какого бы то ни было боя и даже не умевшие заряжать винтовок. Многие полки, в том числе и наш (13-й лейб-гренадерский Эриванский. – А. О.), боролись с этим злом домашними средствами, а именно: к приходившему пополнению командировалось два-три офицера с соответствующим количеством унтер-офицеров или даже старых солдат и где-нибудь за передовой линией, верстах в четырех-пяти его сколачивали и обучали всем необходимым премудростям. Нигде, ни в какой казарме, ни в одном полку в мирное время не шло таким быстрым темпом обучение, как здесь. Тут молодому солдату не нужно было фантазировать и представлять себе какие-то окопы, проволочные заграждения, атаку невидимых укреплений и т. п. Здесь все было под рукой. Нужно было показать атаку укрепленной позиции – это производилось наглядно на наших тыловых укреплениях. Нужно было научить строить окопы – была и в этом обильная практика каждую ночь. Нужно было научить обращаться с ручными гранатами – и гранат было достаточно. Их бросали. Солдаты могли убеждаться в их действии, так как редкий урок проходил без так называемых несчастных случаев. Обучение стрельбе, службе дозоров, секретов, часовых шло попутно, и через месяц такого обучения солдат знал все необходимое для ведения современного боя. Воспитание солдат шло параллельно со строевыми занятиями и за месяц обучения давало незначительные результаты. Тут нужно было время, нужен был кадр опытных людей, а ни того, ни другого не было. Да, же позиционная война с ее кажущимся затишьем уносила много жертв, и полки все время нуждались в пополнении своих рядов. Что же ка, сается ка, драучителей, то таковых было недостаточное количество, ибо все са, моелучшее погибло в 1914 г. (курсив мой. – А. О.)»8.
Результат не замедлил сказаться. Множество проблем решалось, и весьма успешно. «К ранней весне в каждой пехотной дивизии, – вспоминал Брусилов, – было от 18 до 20 тыс. человек, вполне обученных, и от 15 до 18 тыс. винтовок в полном порядке и с изобилием патронов»9. Обучение рядового солдата все же не успевало за воспитанием, но проблемы армии не ограничивались этим. Полки и дивизии все же не успели полностью восстановить свою способность к наступательным действиям. Показательно положение, сложившееся ранней весной 1916 г., то есть непосредственно перед началом наступления, в 56-м Сибирском стрелковом полку 14-й дивизии 12-й армии Северного фронта. Сибирским этот полк был уже преимущественно по названию, пополнение, в основном это были крестьяне, призванные из центральных губерний, приходило из запасного полка, расквартированного в Москве. Большинство кадровых офицеров и унтер-офицеров выбыло в боях 1914–1915 гг., их место заняли наспех подготовленные прапорщики и прошедшие трехмесячные учебные команды унтер-офицеры, бывшие рядовые. Без опытных и обученных младших командиров полк не мог эффективно наступать в условиях позиционной войны. Для них своеобразной школой становилась разведка, или, как говорили тогда, мелкие поиски10.
Армии необходимо было минимизировать вред, нанесенный и организации, и морали, вернуть войскам «ударную силу». Одним из способов достижения этой цели были небольшие по размерам операции, успешный исход которых имел как бы воспитательный характер. В ноябре 1915 г., узнав, что в немецком тылу работает много русских пленных – бывших ополченцев, обозников и так далее, Алексеев обращает внимание на эти действия: «Некрасивая картина, сообщенная штабом 3-й армии относительно обслуживания немецкого тыла значительным числом наших пленных, указывает на больное место этого тыла, на возможность сильными налетами небольших конных отрядов вносить сильное расстройство в службу тыловых учреждений, разгоняя тех негодяев, которые служат обозными, хлебопеками, рабочими… Прошу сообщить это на фронты, дабы выработать вдумчивый план действий в тылу, имея в виду именно это обстоятельство. Разбитый и сожженный обоз, уничтоженные кухни – все это достижимо, все это внесет расстройство в деятельность неприятеля»11.
В конце 1915 г. один из инициаторов создания партизанских отрядов – есаул А. Г. Шкуро – был вызван в Ставку, где предложенная им практика действий получила одобрение со стороны императора и генерала Алексеева. Особенно активными эти отряды были в районе Полесья, где природные условия усложняли создание глубоко эшелонированной непрерывной линии обороны. Эти набеги поднимали настроение войск после тяжелых боев во время Великого отступления. С другой стороны, они должны были способствовать началу партизанского движения среди местного населения. Последняя цель, ввиду пассивности последнего, так и не была достигнута, хотя помощь армейским партизанам все же оказывалась. Конечно, далеко не везде практика диверсионных действий в тылу противника была применима. Зависело это от конкретных условий, в том числе от того, насколько непрерывной была линия фронта. Некоторые военачальники, как, например, Брусилов, выступали в принципе против организации подобных отрядов, другие, как, например, Иванов, создавали их там, где они не могли действовать. Однако в районе Припяти диверсии партизан держали войска противника в постоянном напряжении и поначалу наносили ему существенные потери12.