Страница 9 из 42
По главному сюжету сто сыновей слепого Дхритараштры, известные как Кауравы, лишили царства Пандавов, сыновей Панду, своих двоюродных братьев. Как водится, в деле была замешана женщина, прелестная Драупади. На церемонии выбора жениха, устроенной ее отцом, избранником красавицы стал Арджуна, третий из Пандавов. Меткий стрелок, он единственный выиграл состязание, попав из лука в глаз рыбы, глядя на ее колеблющееся отражение в сосуде с маслом. Брачный союз с Драупади заключили все пятеро братьев, однако божественная прелестница перед каждым супругом представала девственницей.
Завистливые и злобные Кауравы не могли ужиться вместе с Пандавами, и мудрый Бхишма, их дед, разделил царство на две части. Пандавы жили счастливо в построенном ими городе Индрапрастхе, а Кауравы исходили злобой. Наконец старший из них, Дурьодхана, пригласил старшего из Пандавов, Юдхиштхиру, на игру в кости. Юдхиштхира, страстный игрок, проигрался в пух и прах, но царь Дхритараштра аннулировал проигрыш. Однако азартный Юдхиштхира снова сел за игру, проиграл свою половину царства, Индрапрастху и был вынужден вместе с братьями и женой отправиться на двенадцать лет в изгнание в лес, и еще один, тринадцатый год провести неузнанными.
Пандавы выполнили все условия, но Кауравы не спешили возвращать им часть царства. Конфликт пришлось решать на поле брани, где произошла восемнадцатидневная битва, описанию которой посвящены четыре книги Махабхараты. Полегли все, кроме пятерых Пандавов и Кришны, возницы Арджуны. Справедливость восторжествовала, Юдхиштхира сел на царство и правил много лет, но, мучимый раскаянием, оправился в мир богов вместе с братьями и общей женой.
В самый напряженный момент, когда Пандавы и Кауравы после долгих лет непримиримого соперничества привели свои армии на поле битвы Курукшетру и замерли, глядя в лицо друг другу, в Махабхаратс звучит Бхагавадгита, «Божественная песнь», которую американский индолог Ф. Эджертон назвал «любимой библией Индии». Арджуна просит своего возничего и друга Кришну поставить колесницу в удобном для обозрения месте, и тот ставит ее так, что Арджуна оказывается напротив своих родственников и учителей. Он потрясен: как он может их убить? Когда Кришна видит, что его ответы не могут до конца удовлетворить Арджуну, он являет ему свой истинный облик великого бога, который ярче тысячи солнц, одновременно засиявших на небе, — образ, вспомнившийся Р. Оппенгеймеру, «отцу атомной бомбы», во время ее взрыва в Лос-Аламосе. Отсюда же и название книги Р. Юнга об атомщиках: «Ярче тысячи солнц».
Кришна наставляет Арджуну в истинном знании — оно и составляет содержание Бхагавадгиты, своего рода «божественное откровение». Он объясняет, что смысл жизни — не в войне и не в завоеваниях царств. Все эти дела совершаются на поверхности жизни, а в глубине душа должна оставаться незамутненной ненавистью и исполненной любви. Как тигр не отвечает за то, что он рожден тигром и должен питаться мясом, так и воин должен выполнять свой долг на поле брани. Получается, что, следуя божественному промыслу, Арджуна должен выполнить долг, идти и убивать своих родственников и учителей. Заодно Кришна объясняет Арджуне устройство мироздания и место человека в нем.
Бхагавадгита, необычайно сложная и многозначная, по-разному воспринималась в разные эпохи и породила обширную комментаторскую литературу. Дж. Неру писал: «Все школы мышления и философии обращаются к ней и толкуют ее каждая по-своему. В период кризиса, когда разум человека мучат сомнения и терзают противоречивые обязанности, он все более обращается к Гите в поисках ответа и руководства… В прошлом к Гите было написано множество комментариев; они продолжают неизменно появляться и сейчас. О ней писали даже современные властители дум и действия — Тилак, Ауробиндо Гхош, Ганди, — причем каждый давал ей свое толкование. Ганди обосновывает на ней незыблемую веру в ненасилие; другие оправдывают с ее помощью насилие и борьбу во имя правого дела». В самом деле, убийца Ганди, брахман Натхурам Годсе, был вдохновлен той же Бхагавадгитой.
Она хорошо известна на Западе. Американский философ-экзистенциалист Генри Торо писал: «По утрам я погружаюсь умом в грандиозную и космогоническую философию Бхагавадгиты, по сравнению с которой наш современный мир и его литература кажутся ничтожными и пошлыми». Знакома она и широкому российскому читателю, причем не столько благодаря популяризации научных индологических знаний, сколько усилиями наших отечественных неокришнаитов, распространяющих книгу под названием «Бхагавадгита как она есть».
Вторая эпическая поэма, Рамаяна, также зародилась в устной традиции примерно в V–IV вв. до н. э., но не в северной, а в южной части долины Ганга. Ее легендарным автором считается мудрец Вальмики. В семи ее книгах повествуется о подвигах царевича Рамы, справедливого и мужественного наследника Дашаратхи, правителя государства Айодхьи.
Подзуживаемый злобной второй женой Кайкейей царь отправил Раму в изгнание и передал трон Бхарате, сыну Кайкейи. Вместе с Рамой в изгнание отправились его верная жена Сита и преданный брат Лакшмана. Во время их жизни в лесу царь демонов-ракшасов Равана похитил Ситу. Долго искал се Рама и наконец нашел на острове Шри-Ланка. Вместе с надежными помощниками — хитроумной и бесстрашной обезьяной Хануманом, сыном бога ветра Вайю, и обезьяньим войском — он переправляется на Ланку, убивает Равану, возвращается в Айодхью и занимает трон, утверждая идеальное «царство Рамы».
Как и Махабхарата, Рамаяна считается священной книгой индуизма. В отличие от вед они были доступны широким слоям населения, приобретя статус «пятой веды». Обе поэмы неоднократно перелагались на новоиндийскис языки; они и сейчас остаются неисчерпаемым источником поэтического вдохновения. В Индии по Махабхарате снимаются многосерийные телевизионные сериалы, а индийские дети с упоением играют в ее главных героев.
Европа познакомилась с ней не только в поэтических переложениях отдельных фрагментов. В 80-е гг. прошлого века знаменитый английский режиссер Питер Брук поставил спектакль на сюжет из Махабхараты и снял две версии фильма — шестичасовой для телевидения и трехчасовой для кино.
Особую разновидность текстов смрити представляют собой пураны — древние предания, своды мифов, легенд, генеалогических списков, описания космических циклов, истории главных правящих династий, сведения из области теогонии, философии, басни и другие фольклорные жанры, факты реальной жизни и т. п. Пураны, как и эпос, свидетельствуют о том, что индуизм в первые века новой эры развился в мощное религиозное течение. В свою очередь эпические и пуранические традиции пронизали собой весь последующий индуизм.
Самая яркая черта средневекового индуизма — движение бхакти, т. е. преданности божеству. Возникнув на дравидском юге в VII–XI вв., оно распространилось по всей Индии. В его основе лежал новый способ богопочитания, предполагающий поклонение единому Богу, проникнутое беззаветной любовью и истовой верой; отказ от сложного брахманского ритуала и посреднических услуг брахманов; провозглашение равенства перед Богом всех слоев населения и обоих полов и использование для общения с Богом не санскрита, а родного разговорного языка. Движение бхакти в основных чертах завершило становление индуизма в его современном виде.
В новое время индуизму пришлось пережить столкновение с чуждой западноевропейской цивилизацией. Ответом на этот «вызов» стал ряд перестроечных явлений в XIX — первой половине XX в., получивших названия реформации, ренессанса, обновления. В условиях колониальной зависимости индуизм окончательно утвердился как национальная религия Индии, незыблемая основа национальной традиционной культуры и мощный культуротворящий источник.
Так веками складывался индуизм. Он умело примирял крайности и вознаграждал свои потери, противился любым причинам разрушения и облекал свои идеи в самые причудливые формы, возрождаясь из самого себя.
Глава 3
БОГИ БЛИЗКИЕ И ДАЛЕКИЕ
Сколько богов в индуизме?
Вопрос: «Верите ли вы в бога?» в Индии могут задать только иностранцу. Отрицательный ответ вызывает ужас, скорбь, оживление — любые чувства, кроме доверия. Как можно не верить в бога? Это все равно что не верить в солнце на небе! Впрочем, реакцией на вопрос может быть и воодушевление: всегда остается надежда на то, что атеиста еще можно обратить в истинную веру.