Духи безвременья

– У тебя еще пол минуты, рожа ты поповская, а потом расстреливать тебя поведем, – масляным голосом напомнил Петров.

– Так вот, товарищ Петров, ваше представление обо мне настолько превратно, что один Господь ведает, как вы, дорогой товарищ, заблуждаетесь! Я ведь тоже против Церкви! Тоже! И все мы тут против! Мы же сами по себе, у нас община!

Услышав слово "община", Петров чуть привстал со стула и в глазах его появился проблеск мысли, что Иона моментально уловил своими зоркими глазами. Не дав этому интеллектуальному озарению испариться навсегда, Иона продолжил:

– Понимаете, милый, драгоценный мой товарищ Петров, я что хочу сказать! Я хочу сказать, что мы с вами не враги, а союзники! У нас в селе никогда никакой власти не было, жили, как умели, а тут такое новшество – власть Советов! Мы же люди темные, малограмотные! Что за люди, эти Советы ваши, не разумеем. И сколько их не знаем! Но знаем одно, – в порыве пафоса Иона вновь попытался подняться и взмахнуть руками, – мы знаем, что уже любим Советы всем сердцем, все душой!

Особенно, если они против Церкви!

– Ну, ты, поп, даешь! Сколько попов видел, так все за веру держались, а ты Христа продаешь, даже за так отдаешь, я бы сказал… – Петров задумчиво смотрел на отца Иону.

Раскольник в свою очередь окончательно убедился, что еще далеко не все потеряна и игра стоит свеч. Ему удалось посеять зерно сомнений в душе этого странного представителя загадочных Советов. Оставалось лишь закрепить результат и, возможно, таким образом спасти свою жизнь.

Тем временем красный командир Петров встал из-за стола и начал ходить туда сюда по тесной избенке. Продолжалось это примерно пару минут, после чего он остановился и вновь кликнул из коридора караульного. Тщедушный парнишка лет шестнадцати пулей влетел в комнату и по приказу командира развязал Иону.

– Вот что, поп, расстрелять я тебя всегда успею, а вот поговорить нет. Так говоришь, против церкви вы тут все и с Советами готовы жить в мире?

– Так и есть! – Ионе наконец удалось сделать то, что он порывался совершить уже несколько раз – он вскочил со стула, всплеснул руками и поклонился Петрову. Тот, в свою очередь, ненавидящий любые формы буржуазного низкопоклонства, уже, было, собирался двинуть Ионе, что есть мочи, но все же остановил себя, ибо перед ним стоял человек пожилой и, похоже, нужный. Петров приказал строго-настрого больше никогда не кланяться ему, ибо в противном случае он Иону все-таки расстреляет.

Иона все быстро понял и земных поклонов больше никогда в своей жизни никому не отвешивал.

Весь остаток дня Петров и Иона провели вдвоем за разговорами, в ходе которых революционер в общих чертах постиг идеологию старообрядчества, а святой отец, в свою очередь, вник в основы марксизма – ленинизма. Вечер завершился приглашением, которое Иона сделал Петрову, дабы познакомить его со своей младшей дочерью, которая до сих пор не отведала любовного плода. Петров не отказался и всю ночь прокувыркался с Матреной, Иониной дочерью, на сеновале. А ровно через девять месяцев Матрена родила мальчика, который довольно скоро станет отцом Игоря Аркадьевича Паклина.

Петров пробыл в Лихих Кручах еще пару лет, а потом был отозван партией на более ответственную работу. К этому времени Матрена ему изрядно надоела, а по сему ее с собой он решил не брать, как в прочем решил и не возвращаться в это богом забытое место никогда более.

Прошло двадцать лет, и началась война с фашистами. Семену Петрову к тому моменту было ровно двадцать и его тут же призвали на фронты Великой Отечественной. С боями и друзьями он дошел до Берлина, где и встретил славный праздник Победы. И именно девятое мая стало днем зачатия Игоря Семеновича Паклина. А произошло это так.

В тот самый момент, когда советские воины водружали знамя Победы над поверженным Рейхстагом, Семен Петров решил отлучиться из расположения своей части, стоящей в нескольких километрах от Берлина с целью разведки, ибо хитрые фрицы могли прятаться где угодно. Получив согласия командования, он взял автомат, пару гранат и направился в ближайшую деревню. Обойдя почти все дома и убедившись, что в них абсолютно никого нет, он уже собирался возвращаться с докладом, но внезапно прямо перед ним возникла девушка, которая взяла его за руку и повела по направлению к одному из домиков на окраине деревни. Шли задними дворами, и девушка все что-то лопотала по-немецки, но Семен ничего не понимал, так как языкам был не обучен. Но в общих чертах он догадался, что, скорее всего, в том доме, к которому они в результате подошли, находятся гестаповцы.

Семен снял автомат с предохранителя начал медленное движение вдоль белой стены, прижавшись к ней. Дойдя до окна, он присел и миновал его гуськом, сидя на корточках. Около двери он остановился, набрал в легкие воздуха и вышиб эту самую дверь одним ударом ноги. В доме действительно оказалось несколько немецких офицеров, правда настолько деморализованных, что никакого сопротивления они не оказали, а просто молча встали со своих мест, подняли руки и пошли вслед за Петровым.

В тот же день Петров получил орден "За Отвагу". И он прекрасно знал, кого ему нужно благодарить. Вечером он вновь попросился отлучиться, и ему с радостью дали суточный отпуск. Почти бегом он достиг уже знакомой деревни. Оказавшись на месте, он с яростью и надеждой стал обегать пустые дома, пока, наконец, не понял, что там никого нет. И опять она появилась из ниоткуда. Но теперь уже Петров взял ее за руку и повел в тот самый дом, где еще недавно сидели немецкие офицеры. Не успела закрыться дверь, как их губы сплелись в безумном поцелуе, переросшем в грандиозный акт любви.

Когда советские войска начали возвращать в Советский Союз, Петров с огромным трудом упросил своих командиров разрешить взять с собой ему свою Марту (именно так звали девушку). Таким образом, в Лихие Кручи Петров вернулся с орденом и юной немкой, под сердцем которой зрел плод их межнациональной любви.

Если сказать, что в Лихих Кручах молодых встретили враждебно, значит не сказать ничего. Сектанты не приняли Марту, ибо, во-первых, она была немкой, а, следовательно, католичкой, во-вторых, она была немкой, а, следовательно, фашисткой, и, наконец, в третьих, она была немкой, а следовательно просто чужой.

Здесь следует добавить, что масла в огонь подлил и сам Семен Петров, который заявил, что собирается сочетаться с Мартой законным браком! Подобные заявления не могли найти понимания в сердцах его односельчан, так как испокон веков лихокрученцы не признавали брака, и, более того, относились к нему с ненавистью.

Несмотря на все препятствия, Семен и Марта все же побывали в районном загсе и стали законными супругами. После этого они вернулись в Лихие Кручи и поселились в родовом доме Петровых, который собственно стал таковым после смерти отца Ионы.

Молодожены обзавелись скромным скарбом и зажили себе тихонечко, дожидаясь рождения первенца. Марта разродилась в новогоднюю ночь 1946 года. Таких тяжелых родов местные жители еще не видели. Марта кричала так, что находится в селе было просто невозможно. Кричала она по-немецки, и довольно часто можно было услышать из ее уст имя Гитлера, фашистское "Зиг Хайль" и другие словечки, имеющие прямое отношение к недавно разгромленному Третьему Рейху. Определить, в каком контексте они употреблялись, возможности не было, так как никто из местных жителей немецкого языка не знал. А, значит, открывалось весьма широкое поле для бурной фантазии староверов. Большая часть из них, а главное, и единственная в селе бабка-повитуха, пришли к выводу, что Марта не больше, не меньше – фашистская шпионка, прибывшая в Лихие Кручи со спецзаданием. Суть задания была ясна абсолютно всем, но первым ее озвучил дед Лука, который, потрясая палкой, прошамкал:

– Марта эта здеся, чтобы веру нашу разрушить!

И зашептали – зашипели Лихие Кручи. Слух разнесся по селу с какой-то невероятной, просто космической скоростью. Уже через несколько минут наиболее активные староверы приступили к созданию секретного полупартизанского отряда для борьбы с Мартой. Возглавил отряд дед Лука. Действовать решили без промедлений. Толпа, выкрикивая проклятия в адрес Марты в частности и всего немецкого народа в целом, в ту новогоднюю ночь окружила дом Петрова. Затем от толпы отделился дед Лука, который размахнулся своей палкой и со всей дури шибанул ей по петровской двери.