Страница 4 из 78
— Так воздух тут не поможет, — махнула рукой старушка. — В проклятье дело-то. Тут хоть холодной водой обливайся по утрам, хоть вокруг дома бегай, хоть приседай — всё едино, не будет силы ни в руках, ни в ногах. Ох, прости, батюшка, дуру старую! — расстроилась она, заметив мой пристальный взгляд и решив, что её слова сделали мне больно, напомнив о недуге. — Не надо мне болтать! Всё, ухожу! — и она, подхватив грязные тарелки, юркнула в дверь прежде, чем я успел её остановить и расспросить.
Вот ведь бойкая старуха!
Выйдя на улицу, я попытался вдохнуть полной грудью воздух, но не смог: под рёбрами засвербило, и меня согнуло от саднящего кашля. Да что ж за болезнь-то такая⁈
Опираясь рукой о стену, я прошёл до угла, свернул и увидел коренастого мужика, точившего на пне то ли длинную косу, то ли снятый с рукоятки изогнутый клинок.
— А, барин! — весело окликнул он меня, заметив. — Подходите! Что, вышли растрясти гнилые косточки? Хе-хе… Дело хорошее. Что, не прилетел к вам дракон сегодня?
— Не прилетел, — ответил я и, подойдя поближе, сел на хлипкий перевёрнутый вверх дном ящик. — Не видать мне академии, как собственных рого… ушей.
Мужик покивал, соглашаясь.
— Это всё папаша ваш воду мутит, — проговорил он осуждающе. — Не в обиду ему будет сказано. Вы знаете, барин, я за вашего батюшку и в огонь, и в воду, и в землю. Но зря он на вас это взвалил. Давно уж не прилетали к Распутиным драконы. С чего бы к вам-то вдруг прилететь? Вы вот лучше того, придержите конец этот. Не порежьтесь только. Дар кровь останавливать у вас не остался — смогли князья Юсуповы и его отобрать у вашего рода, чтоб они все сгорели в своём замке вместе с детьми и слугами! Так что лучше аккуратность соблюдать. Вы и так вон, как одуванчик, качаетесь. Того гляди — ветром подхватит и унесёт.
И совет, и хулу на Юсуповых, которые, очевидно, и были врагами рода Распутиных, наложившими на них родовое проклятье, мужик произнёс ровным тоном, как скороговорку. Видать, поносить князей давно вошло у него в привычку, и он уже не вкладывал в свои присказки никаких эмоций.
Я держал конец косы, пока мой собеседник её правил. Вдруг со стороны чёрного хода раздался окрик Аглаи:
— Пахомыч! Ты же это делаешь, стервец старый⁈ Барина к работе припряг! Сам не справишься, что ли, бесстыжие твои глаза⁈
Мужичок всполошился, спрятал косу за пень и вскочил, развернувшись к приближавшейся старухе.
— Ну, что ты, что ты⁈ — попытался он её утихомирить. — Ярослав Игоревич просто погулять отправились да мимо шли. Ну, и завели со мной разговор. Вот я им сесть и предложил. В ногах-то правды нет. А барин, сама знаешь, не марафонец.
— Да как ты смеешь такое говорить! — взвилась Аглая, видимо, припомнив собственный недавний промах. — Вот я тебе покажу, подлец!
И она принялась гоняться за Пахомычем, яростно размахивая полотенцем. Он ковылял от неё, прихрамывая на правую ногу, и бубнил что-то успокаивающее. Я решил, что лучше оставить их разбираться самим, и отправился назад. Когда поворачивал за угол, до меня донёсся приглушённый расстоянием окрик Пахомыча, которого старушка успела отогнать метров на двадцать прочь:
— Сходили бы вы, барин, на погост! Предкам помолились да силушки у них попросили! Вся мощь ведь у человека в роду!
— Давай-давай, топай! — зазвучал тут же голос Аглаи. — Ещё советы он молодому хозяину раздаёт! Нешто он сам не разберётся, без тебя, дурака старого!
Погост — это интересно. На кладбище рода можно многое узнать о предках. Например, как давно они здесь поселились. А по могилам нетрудно увидеть и то, когда именно было наложено проклятье, и род Распутиных пришёл в упадок. Насчёт попросить чего-то там, конечно, глупости. Мёртвые могут служить живым, но они не дают им ни силу, ни исцеление. Напротив: это мы, некроманты, на время возвращаем им подобие жизни.
«Тебя тянет на кладбище вовсе не желание что-то узнать о Распутиных, — честно признался я себе, — а ностальгия по прежней жизни, где ты повелевал мертвецами, наводя на всех ужас!»
Ну, и плевать! Что я буду за некромант, если даже не взгляну на фамильный погост своих предков⁈
Так, где обычно устраиваются подобные захоронения? Правильно — в саду. Людям кажется, что их почившие родственники смогут насладиться видом из могил.
Я отравился искать погост Распутиных. Поместье заросло скрюченными деревьями и буйным кустарником. Судя по срезанным веткам, Пахомыч мужественно боролся с наступающими на дом растениями, но на остальную территорию, которая оказалась весьма обширна, сил у него не хватало. Да и нужды не было приводить сад вокруг усадьбы в порядок: едва ли Распутиных посещали гости.
Примерно через двадцать минут я понял, что не рассчитал ни свои силы, ни размеры сада. У меня болело всё тело, меня шатало, сердце бешено колотилось, норовя выпрыгнуть из груди, а лёгкие горели. Я уже собирался повернуть назад, не представляя, как доберусь до дома, когда в просвете между вязами мелькнул серый, вертикально поставленный камень. Никак надгробие⁈
Собрав остаток сил и хватаясь за попадавшиеся по пути стволы деревьев, я двинулся сквозь заросли в сторону обелиска. Через несколько минут, понадобившихся, чтобы преодолеть это небольшое расстояние, я раздвинул жёсткие ветки смородины и протиснулся на поросшую бурьяном площадку, на которой стоял фамильный склеп. На вид — относительно новый. Думаю, в нём едва ли лежали два-три последних поколения Распутиных. Вокруг торчали кресты и могильные камни. Было их много: дальняя часть кладбища терялась в начинавшихся через тридцать метров зарослях.
Я подошёл к склепу. Замка на железной двери не оказалось. Петли протяжно скрипнули, когда я потянул её, чтобы войти.
Внутри было темно и сыро. От затхлого воздуха сразу запершило в горле. На полках лежали всего несколько покрытых густой паутиной гробов. Как я и думал. Кому же принадлежали остальные могилы? Неужели Распутины вели свой род испокон веков? Что-то, по словам отца, непохоже. Помнится, за обедом он говорил, что наш род получил дворянство не так уж давно.