Страница 2 из 19
Попробовал пошевелить рукой. Не вышло. Ноги тоже не слушались. Последствия операций, и скоро всё придёт в норму? Не пришло. Ни через день, ни через месяц. Единственное, чем я мог шевелить, были два пальца на правой руке. Как они сохранили чувствительность? Иначе как чудом это не назовёшь.
Никто из врачей со мной не говорил. Пару раз в день приходила молчаливая, с тревожными глазами, медсестра и делала перевязки. Я ежесекундно мучился вопросом: «Что с Леной и Женей? Живы ли? Не пострадали?».
Через три дня после пробуждения явились сотрудники полиции. Мельком посмотрели на меня, поговорили с лечащим врачом. Ушли. И что я мог им поведать нового, да и в целом сказать? Я лежал парализованным овощем, не в состоянии даже поднять руку или исторгнуть из зачерствевшей иссохшей глотки хоть звук.
Ещё через день к руке подсоединили устройство, убого слеплённое из тачпада, с парой мониторов, через которое я мог, пусть и медленно, но печатать текст.
«Жена? Дочка?», — было первым, что я напечатал одубевшими пальцами, когда в мою палату, наконец, заглянул врач.
Он вздохнул, пристально посмотрел на меня, а затем тихо произнёс:
— Сожалею, ваша жена погибла на месте… Похороны, насколько я знаю, состоялись ещё в прошлом месяце. Простите. Дочка находится с бабушкой, я так понял, это ваша тёща.
Это точно была тёща. Мои родители пропали в геологической экспедиции, когда мне было семь лет, уехали и не вернулись. То ли лавина, то ли ещё что. Поиски ничего не дали. Так что кроме Антонины Семёновны вариантов не было. Врач ещё пару минут посидел рядом, ожидая новых вопросов.
— Мужайтесь, — произнёс он и вышел из палаты.
Но ни его фразы, ни того, что он вышел, я не заметил. Пытался вспомнить лицо, сидевшего за рулём. Картинка не складывалась. За те доли секунд, что я видел мчавшийся автомобиль, запомнить его не получилось. От бессилия хотелось выть, но я не мог сделать даже этого.
Полез в интернет, благо возможность такая была. Медленно, но нашёл новость об аварии. Пять погибших, среди которых была и моя Лена. Несколько потерпевших с разной степенью тяжести. Но главное не это. Наконец, я увидел его. Среднего роста коренастый парень, лет двадцати пяти. На лице застыла счастливая улыбка. Виновником ДТП оказался некий Прохоров Егор Александрович. Сын одного из богатейших жителей России. Золотая молодёжь, голубая кровь… Падла!
Нашёл две записи заседания суда, а вернее, пародии на него. По версии всех, включая прокурора, у молодого человека случился эпилептический приступ, отчего он потерял управление и вылетел с дороги. «Очевидцы» подтверждали слова следствия. При этом другие источники сообщали, что он никогда не страдал подобным недугом, и всё это фарс, призванный выгородить виновника аварии. С чем я был склонен согласиться. А как по-другому?
Прошло две недели. Меня до сих пор продолжало колотить при мысли об этом подонке, а теперь ещё его отец соизволил прийти.
— У вас, молодой человек, есть два варианта. Первый: я ухожу отсюда, и больше мы никогда не увидимся. Живите, как знаете. Второй вариант: я открою счёт на имя вашего ребёнка и буду ежемесячно, до совершеннолетия, перечислять туда деньги, немного, но на жизнь хватит. Мне продолжать?
Я буравил его взглядом, но при этом пытался смирить гордость и ярость. Палец метался между буквами «Д» и «Н». «Да» или «Нет». Безумно хотелось выгнать его взашей, но стоит всё-таки потерпеть и хотя бы выслушать его. Что я выиграю, если скажу нет? Ничего, он просто свернёт разговор и удалится. Что будет, если скажу «да»? Как минимум улучшу жизнь дочери.
Пару кликов — «Да».
— Вот и хорошо. Значит о дочке мы договорились — денежное содержание до совершеннолетия. Для тебя тоже кое-что есть. Как ты понимаешь, у меня есть обширные связи, и я могу устроить тебя в военный реабилитационный центр. Вылечить тебя невозможно, я уточнял, но кое-что сделать всё-таки получится. Слышал о Эллирии?
Слышал ли я? Конечно слышал. Единственная виртуальная вселенная полного погружения. Огромный мир, неотличимый от реальности, продвинутый искусственный интеллект, десятки миллионов игроков и в сто раз больше «местных». Я даже задумывался над покупкой капсулы виртреальности. Сдерживало только одно — боялся сорваться.
Ещё в годы беззаботного студенчества, я мог сутками сидеть за компом и резаться в ММО, прожигая жизнь. Соскочить удалось с большим трудом. При этом потерял девушку и почти всех друзей, выгнали из института. И только осознание недуга помогло соскочить. Теперь я с большой опаской подходил ко всем подобным развлечениям. Но за новостями следил и был в курсе ситуации.
Тем временем Прохоров-старший продолжил:
— Если не вдаваться в детали, то в этот центр помещают искалеченных военных. Почти все парализованы, родственников нет, или ребята сами не хотят становиться обузой для родных и близких. Так вот, их помещают в специализированные капсулы длительного погружения с выходом в Эллирию. Возможно, ты скажешь, что это суррогат жизни? Пожалуй, соглашусь. Но там они хотя бы здоровы. У них есть руки, ноги, молодое и сильное тело. Не худший вариант в твоём случае. Подумай, Андрей, утром я хочу услышать ответ.
Он поднялся, положил мне на колени чёрную визитку с серебряным тиснением. Ещё раз внимательно посмотрел на меня и вышел.
Из меня будто вынули все чувства. Я сидел в своей коляске и невидящим взором смотрел на кусок картона. Почему всё так? Выбор без выбора. Либо лечь непомерной ношей на плечи тёщи с дочкой, отравляя им жизнь ежечасной заботой о себе, либо уйти в вирт и пытаться помогать им оттуда. Выбор трудный, но я знал, как будет правильно, хотя и до зубовного скрежета не хотелось принимать помощь от этого.
При этом душа разрывалась от того, что я бросаю дочь. В горле застыл тугой комок. Пальцы, сведённые злой судорогой, лихорадочно скребли по тачпаду. Ей ведь не объяснить, она не примет такого решения. Но заставлять их ежедневно, из года в год кормить меня с ложечки, делать уколы, капельницы, переворачивать меня на другой бок, чтобы не образовались пролежни, я не мог. Такого никому такого не пожелаешь. Решение принято, как бы ни было от него тошно.