Судный день

Губы и брови накрашены, под шерстяным жакетом платье до пят в серебряных блестках, будто на маскараде, и туфли на высоких каблуках! Прям как актриса в каком-то американском кино, где она в баре цыганские песни поет… А на голове у Ольги фантастическая шляпка, да не шляпка, а целый сад-огород: немыслимой формы со всякими там фруктами по полям! Чудо-юдо, словом.

Шла она, Ольга, чуть покачиваясь, оттого что не привыкла ходить на каблуках, и было, наверное, больно ногам…

А Костик, хоть и смотрел в упор, потому что ждал свою Катю и все лица не только издалека, но и вблизи казались ему теперь Катиными, не узнал Ольгу, решил, что это пугало огородное какое-то вырядилось, чтобы пугать в темноте маленьких ребятишек.

А когда узнал, глаза вытаращил и даже в сторону отпрянул: еще бы, это ли не чудеса! Их непререкаемый комсорг, парень в юбке, которую никто в цехе за бабу не считал, один Толик чего-то там суетился, и то по линии не столько дать, сколько взять, расфуфырилась, как в театр, и тоже тут гуляет.

Увидела Костину растерянность, засмеялась победительно, наверное, считала сейчас себя неотразимой.

– Что? – спросила. – Не узнал?

Он кивнул оторопело, не сводя с нее глаз.

Поинтересовался сочувственно:

– Ляльк… Ты это что? Ты откуда?

– Красиво? – спросила она и кокетливо повернула голову. Но тут же посмотрела в глубину сада, за калитку. Наверное, ей хотелось, чтобы такой же ее увидели и остальные из тех, кто был там, на веранде.

Костик помолчал, не зная, что ей ответить на ее дурацкий вопрос.

Помявшись, ткнул пальцем в шляпку, спросил глуповато:

– А жратву зачем на голове носишь?

Ольга обиделась.

– Ну и видно, что лапоть деревенский! Не понимаешь в красоте! – И снова посмотрела вглубь, за калитку. – Ты бы захотел пригласить меня в кино?

– Куда? – удивился Костик.

– Ну, куда-нибудь… На танцы или в ресторан, например.

– Тебя? – переспросил ошарашенно Костик.

Ольге надоел этот бессмысленный разговор. И глупость Костика надоела. Хоть он и свой парень, и даже добрый. Но что он понимает в любви? Ради нее и не такое наденешь! Хоть ноги и правда болели, как после коньков.

– Я к примеру сказала, – успокоила Ольга. – Да ты и мал, чтобы кого-то куда-то приглашать. Я имела Толика в виду! Ты его не видел?

Костик не хотел врать. Но и правду он не мог сказать.

Ольга опередила его.

– Я знаю, он здесь… Он на свадьбе, у твоей этой… Которая с яблочками… Правда?

Костик вздрогнул от ее слов. Даже Толик не произносил этого невозможно тяжкого слова: свадьба. А Лялька раз – и бухнула. И чего ей вообще тут надо?

– Ляльк, – попросил Костик в отчаянии. – Ляльк… Уйди… А?

Но ей, наверное, нравилось так разговаривать с Костиком.

– Ты – ненормальный! – сказала она. – Тебя ведь за прогул судить будут!

– Ну и что?

– Вот до чего ты, Ведерников, опустился… Совсем себя потерял! Идешь на преступление из-за сопливой спекулянтки, которая тебя и знать не хочет!

Костик содрогнулся, как от пощечины. Сил не было терпеть эту вздорную Ляльку. Да еще каждую минуту мог выйти Толик, и тогда неминуем скандал. Он чувствовал по Ольге, что она настроена прямо на скандал.

– Ляльк, – попросил он, сдерживаясь как мог. – Будь товарищем, уйди! Мне нужно быть одному. Ну?

Но Лялька уже зацепилась за слово «товарищ».

– Вот! Вот! – засмеялась она истерично. – Для вас Лялька не баба, а свой парень! Товарищ! Именно… Один военпред на заводе мне так и сказал… Ты, сказал, не баба… А ты маленький мужчинка! Ты, говорит, Гаврошик! Когда ходишь по цеху в штанах… Ну а под штанами… Я хотела спросить, да не спросила. Под штанами я что же, не баба?

Тут из дома донесло музыку и смех. Оба они оглянулись, это случилось одновременно. Испытующе посмотрели друг на друга.

Ольга произнесла, но уже по-другому: горечь прозвучала в ее словах:

– Я, думаешь, зря тут болтаюсь… Я, как и ты, вокруг своего счастья хожу, которого нет… Я стояла тут, тебя не было, и слушала их музыку, на их свадьбе… Знаешь, о чем я думала? Господи, ну сделай так, чтобы мне повезло! Чтобы он сейчас вышел!!

«Она», – поправил про себя Костик.

– …И чтобы он понял, как я ему нужна! Ведь было же, было, когда он от меня ни на шаг не отходил… Даже в цехе… Я ему рисовать плакаты давала, и он целый день у меня, в комсомольской комнате, чертил… А сегодня он сам сказал: «Приходи…» Но я знала, что он-то не придет! Я знала!

Она шмыгнула носом и стала обыкновенной Лялькой, шебутной, но милой девкой из училища, которая почему-то еще и занималась в медкабинете и дежурила с коробочкой лекарств, и однажды, когда Костику было плохо, от слабости кровь носом пошла, она ему прикладывала сырой платок и утешала… Вот сейчас она была похожа на ту, простую и сердечную Ляльку. Куда-то весь гонор ее, поучительство, менторский тон пропали…

Она, мгновенно прозрев и осознав нелепость своего положения, вдруг сорвала с себя шляпку, швырнула ее на землю. Глядя на нее с ненавистью, топнула по ней ногой и посмотрела в глубь сада. Потом вздохнула, подняла, поправила смятые фрукты и пошла со шляпкой в руках, одна лишь зеленая виноградина осталась валяться на земле.