Страница 65 из 71
Так вот, мне кажется, что очень многие явно болезненные порождения в искусстве нашего века, всякое нарочитое уродство и дисгармония, кубизм в изобразительных искусствах и, в сущности, как бы он там ни назывался, — в музыке это всего лишь следствие неспособности творить выше себя. То есть то же бессилие. Такое искусство способно подчас поражать воображение, но оно не несет очищение, оно не возвышает и не радует, а ведь только в этом и есть его сверхзадача.
Безверье.
Тайный страх.
Разлад с природой.
Одни шипы на розах без цветов.
Занятные, по-своему, уроды.
Пророческий, но бред угарных снов.
И нет души.
А если есть — так зверя.
Изобретать так изобретать. Лично я ничего не имею против введения в состав оркестра такого экстравагантного инструмента как ванна с водой и периодически макаемая в нее пила (привет вам, незабвенные Залкинд & К !), но мне известны и более радикальные новшества. Особая труба, издающая инфранизкие звуки. Человеческое ухо их не слышит, но эффект, тем не менее, потрясающий: слушатели падают в обморок! Правда, не понятно, какое это имеет отношение к искусству. Равно как и приклеенный к холсту картины старый носок; видимо художник руководствовался соображением, что в хозяйстве ничего не должно пропадать. Подобных примеров немало.
Когда вы сталкиваетесь в искусстве с чем-то новым для вас, не шарахайтесь от него, но и не спешите тут же падать на колени. Задайте себе простой вопрос: стало ли вам легче дышать? Пусть не сразу — по прошествии какого-то времени. Ибо высокая трагедия тоже несет в себе очищение, но ее надо осмыслить и пережить. Таковы (в 20 веке) лучшие произведения Шостаковича. Таковы почти все фильмы Федерико Феллини. Но очень, очень много такого, где формальная новизна не несет в себе ни поэзии, ни величия духа, ни благородства.
апрель 1998
НАИВЫСШЕЕ НИЧТО
/По следам телевизионной передачи/
Справедливо ли называть Казимира Малевича «великим мистификатором»? — сомневаюсь. По-моему, ему явно не хватало фантазии. Спору нет, «Черный квадрат» — удачная выдумка, нечто вроде знака «Въезд запрещен» для водителей, но уж если Малевичу захотелось таким образом поставить крест (кресты он тоже неплохо умел рисовать) на всем предшествующем ему, мессии, искусстве, можно было бы пойти куда дальше. Например, изобразить на огромном белом полотне черную точку и назвать это «Черной дырой» — по крайней мере нечто космогоническое. Можно и вообще ничего не изображать, вдобавок сэкономив на холсте и на раме, — просто повесить на пустую заштукатуренную стену табличку с надписью «Великое Ничто» — вот где разыгралось бы воображение зрителя!
А какие возможности открывает супрематизм в сфере музыки! Что там Булез, Варез и Штыкхаузен вместе взятые? Жаль, что я сам не композитор, — я бы им так нос утер! Представьте, что вы на концерте суперматической музыки. В программе... ну хорошо, назовем это «Три ступени в никуда». (Как видите, я и здесь обошел Малевича, по которому искусство состояло всего из двух ступеней: первая — до него, а вторая, высшая, — Он.) Итак, на сцене оркестр, но никто ничего не играет, все спят. Ровно через час звонит будильник, оркестранты встают, раскланиваются и уходят. Перерыв. (Да, чуть не забыл: никаких мобильных телефонов у слушателей, это исключительно важно). Начинается второе отделение: на сцене никого — только большие песочные часы. Теперь уже от слушателей требуется куда больше внимания (чтобы не проспать окончание) — на то и вторая ступень. Третье отделение — на сцене ничего. То есть решительно ничто не мешает слушателю всецело погрузиться в состояние глубокого медитативного восприятия музыки Сфер. Однако, как же он узнает о ее окончании? Очень просто, и вот в этом-то как раз главная изюминка. Небольшой пиротехнический эффект посреди эстрады! Вот он теоретически обоснованный Малевичем «дополняющий элемент» в искусстве! Да никакой Бах не потрясет вас так сильно, как 50 грамм тротила, неожиданно рванувших под самым носом! Концерт окончен. Уцелевшие слушатели с чувством ни с чем не сравнимого удовлетворения расходятся по домам. Да, жаль, что я не композитор, — такой суперматический концерт никто не услышит!
Но вернемся к нашему суперматиссу — к Малевичу. Если бы он действительно был мистификатором, можно было б согласиться, что «Черный квадрат», хоть и никакой не живописный шедевр, но и впрямь неординарная выдумка. Однако, для мистификатора Малевич был слишком серьезен, о чем свидетельствуют хотя бы его научные изыски. Нет, его истинной целью, как и многих других выдающихся творцов того времени, являлось именно уничтожение искусства — неважно, с помощью креста, квадрата или же натурального ослиного хвоста. Пожалуй, это можно понять: такова была эпоха с ее идеями тотального разрушения старого мира (как не вспомнить здесь Адама-творца братьев Чапек!), но спрашивается: при чем тут искусство? Ну а что касается нашедших в подобном творчестве «свою нишу», да еще развесивших над ней сакраментальные флаги «о вкусах не спорят», то я вам вот что скажу: в медицине это называется синдромом «голого короля». Хотя возможен и другой диагноз: шизофрения. Какой в каждом конкретном случае, решать специалистам.
И однако же у меня остается несколько неразрешимых вопросов. Первый касается самого Малевича. Ладно, если бы он сотворил всего один «Черный квадрат» — все-таки что-то уникальное. Но у него их, оказывается, целых четыре... В общем-то, мы ему должны быть даже благодарны за подобную щедрость: вот и Эрмитаж стал обладателем бесценного сокровища. Но с другой стороны, охотно признавая, что подделать Вермеера или Ван Гога намного проще, чем «Черный квадрат»; все же не понятно, почему другие музеи до сих пор не обзавелись хотя бы приличными копиями. В связи с этим не понятно также, почему копирование «Черного квадрата» все еще не введено в программу обучения молодых художников: это дало бы им куда больше, чем корпение над картинами безнадежно устаревших того же Вермеера, Тициана и Репина.
Воистину прав был Конфуций: очень трудно искать в темноте черную кошку, особенно когда ее там нет.
февраль 2003
ЕСЛИ БЫ НЕ БЕТХОВЕН!
— Сказав А, нередко приходится говорить и В, не так ли? Вот я и предлагаю начинать с того, на чем ты остановился в прошлый раз. Цитирую: «Когда вы сталкиваетесь в искусстве с чем-то новым для вас, не шарахайтесь от него, но и не спешите тут же падать на колени. Задайте себе простой вопрос: стало ли вам легче дышать?» Звучит красиво, но у меня вопрос: всегда ли тебе становится легче дышать, послушав, к примеру, Трио Чайковского или Финал Четвертой симфонии Брамса? Я понимаю, что вопрос, как удачно сказал Баш-мет, «ниже пояса», и все-таки?
— Во-первых, это уже будет не В, а С: было еще «Отделяй, отделяй!», а твоя цитата из «О новом в искусстве». Во-вторых, цитату ты не окончил; там еще сказано: «Пусть не сразу — по прошествии какого-то времени. Ибо высокая трагедия тоже несет в себе очищение, но ее надо осмыслить и пережить.» Это важно. В третьих. Что вообще нужно по-твоему человеку, чтобы стало легче дышать?
— Мудрое доброе слово!
— Да. И очень хорошо, если это слово произнесено на языке Поэзии, то есть окрашено Красотой. Но ведь Красота может оказаться слишком сильнодействующим лекарством, вроде как соль на рану...
— А разве Красота сама по себе уже не несет в себе утешение? Даже если о том, что болит.