Страница 8 из 100
— Вы забыли, Гюисманс, что я могу уйти из ваших лап, когда захочу. Остановить дыхание не так уж трудно.
Гюисманс задумался, полуприкрыв морщинистые веки.
— Мы серьезные люди, — он выпрямился. — Предлагаю вам деловой, взаимовыгодный контракт.
— Сначала ответьте на мои вопросы.
— Я не мелочен. Спрашивайте.
— Во-первых: что будет с пассажирами? Во-вторых: ваша цель? В-третьих: куда мы летим?
Гюисманс достал сигару, не торопясь закурил («Совсем как Большеголовый», — мелькнула мысль), выпустил сразу штук пять колец и пронизал их струйкой дыма.
— Удивительно, — сказал он. — Удивительно, как благородные чувства мешают людям жить. Вам не кажется, что добро не может победить зло, потому что его способы борьбы бессильны, а бороться со злом оружием зла, значит превратить само добро во зло? И что поэтому добро заведомо обречено на поражение? Подумайте. Вспомните историю, она подтверждает мой вывод.
— Это не ответ.
— Ответ разочарует вас. Кто мы? Вы уже сказали: пираты. Зачем нам все это нужно? Второй ответ вытекает из первого. Что будет с пассажирами? Все зависит от их благоразумия, можете убедиться в этом на собственном опыте. Куда мы летим? В пояс астероидов.
— Зачем?
— Не разочаровывайте меня в ваших аналитических способностях. Вы же психолог.
Полынов выругался про себя.
— Хорошо, так что вам от меня нужно? Он встал с видом хозяина, дающего гостю понять, что его дальнейшее пребывание нежелательно.
— Гордыни в вас много, Полынов, гордыни, — Гюисманс сокрушенно вздохнул, любуясь, как медленно расплываются в воздухе кольца дыма. — Вы с детства убеждены, что истина с вами.
«К чему эта лиса клонит? — недоумевал Полынов. — Что означают эти душеспасительные разговоры?»
— У нас еще будет время пофилософствовать, — словно отвечая на его мысли, сказал Гюисманс. — Вопи вы примете мое предложение, конечно. Мы недавно лишились врача. Вы были врачом много лет. Вот и все.
— Та-ак… Вы предлагаете мне участие в ваших грязных делишках?
— Человек всюду человек, а помощь страждущим — моральный долг врача. Делишки, говорите? Я нечувствителен к оскорблениям. Не судите да несудимы будете, ведь пути человека, как и пути господни, неисповедимы. Если мы договоримся, я надеюсь убедить вас, что наши помыслы направлены в конечном счете к благу.
Полынова передернуло.
— Нет!
— Подумайте как следует, подумайте. Нам не к спеху. Договоримся, что я не слышал сейчас вашего ответа. Подумайте и, если угодно, попробуйте, насколько приятна… остановка дыхания.
Гюисманс встал, не выпуская сигары, поклонился.
— Приятных размышлений!
Он вышел, оставив Полынова в замешательстве еще большем, чем прежде.
Но на этот раз психолог быстро собрался с мыслями.
Со стороны могло показаться, что его больше всего занимают маникюрные ножницы, которые он вертел в руках. Но это была манера Полынова сосредотачиваться: большинству для размышлений помогает сигарета, Полынову любая безделушка.
Пираты…
Он щелкнул ножницами.
Ладно, пираты. Глупо, дико, но факт. Он им нужен. Значит, есть шанс сохранить жизнь. Будет время, следовательно возможность, вступить с ними в борьбу.
Полынов удовлетворенно кивнул. Это умозаключение сомнений не вызывало.
Хорошо, но лечить бандитов? Видеть все мерзости и — молчать? Ведь не удержишься…
А если надо? Простая логическая задача. Вариант первый: снова выкрикнуть «нет!». Как просто, картинно, гордо… И совершенно бесполезно.
Вариант второй: «да». Без эмоций. «Да» — чтобы начать схватку. А если проигрыш? Жалкий конец. Но кто от этого в накладе? Никто.
Есть и третий вариант: все то же, но в конце — победа. Тогда поступок оправдан.
Если будет победа.
Если будет. И потому схема ошибочна. Его поражение коснется многих. Ведь человечество рано или поздно узнает о пиратах. Тогда его поступок будет выглядеть скорей всего так: малодушный трус, то ли он действительно хотел бороться, то ли просто спасал шкуру. Вполне логичное предположение. Земные гюисмансы ой как обрадуются, уж это несомненно.
Полынов зажмурился. Только теперь ему открылся весь ужас положения.
Он огляделся, по привычке ища книжную полку. Но ее здесь не было, да и чем могли помочь книги? Это не научная, а моральная проблема, и справочники тут бессильны.
И все же Полынов машинально перелистал лежавшую на тумбочке библию, единственную книгу, которая оказалась в каюте. «В дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй», — бросилось в глаза. С досадой Полынов перевернул страницы: «Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое», — но это было уже в веках, бывших прежде нас».
Полынов отшвырнул пузатую книгу. Ему послышался вкрадчивый голос Гюисманса, цитирующий последние строчки.
Библия шлепнулась на стол, и звук ее падения слился с шумом за дверью. «Сюда», — послышался грубый голос. Дверь отлетела, толчок в спину швырнул внутрь комнаты девушку. Полынов едва успел ее подхватить. Дверь захлопнулась.
— Вы?!
— Я…
Полынов разжал руки. В глазах девушки бились тревога и радость. На подбородке запеклась струйка крови — час назад ее не было.
— Вас… били? — только и нашелся спросить Полынов.
— Меня? А что… — она тронула подбородок. — Кровь? А, это я прикусила губу. Боялась разреветься… Пустяки. А вас… вы…
— В полном порядке, как видите, — пробурчал Полынов, совершенно не представляя, что теперь делать. — Что с остальными?
— Увели поодиночке. Меня последнюю. Я уж думала…
— Какая-то ошибка, что вас втолкнули сюда, — Полынов шагнул к двери, чтобы постучать.
— Не надо! — Девушка схватила его за руку.
— Почему?
— Как вы не понимаете! — В ее голосе было отчаяние. — Опять коридор и эти…
Объяснений не требовалось.
— Но вам самой будет лучше с…
Она перехватила его невольный взгляд.
— Да не все ли равно! И вы… — Она насупилась. — Нет, не все равно… С вами лучше. Вы не будете причитать, как наши… — Она вскинула голову. Хотите, я стану на колени?
— Что ты, деточка! — опешил Полынов.
— Не называйте меня деточкой! Я взрослая и вообще… — Она топнула ногой. — Представьте, что я ваша сестра. Ну и все…
«Н-да, — подумал Полынов, — не слишком ли это много? Впрочем, девчонка права, сейчас не до пустяков, а она, похоже, с характером, бросилась закрывать меня, глупая. Ну, ничего, обойдется; но хотел бы я знать — зачем ее сюда… нелепо… Хотя… чем больше нелепостей, тем труднее что-нибудь понять, в этом есть расчет, ну, посмотрим еще кто кого…»
— Ладно… — он опять не знал, что сказать. — Как вас зовут?
— Крис. И можете говорить мне «ты». И ругаться, если хотите.
— Почему — ругаться?
— Не знаю, — она рассеянно огляделась. — На всякий случай.
Она скинула туфли — теперь она не доставала Полынову до плеча, вспрыгнула на кровать, резким движением головы отбросила со лба челку, умостилась поудобней. Чисто женская особенность в любой обстановке уметь непринужденно устраивать вокруг себя подобие уютного гнездышка: два-три взмаха руки — гнездышко готово. Она притихла. Полынов как дурак стоял посреди каюты.
— Что будет с нами? — вдруг быстро спросила она. В ее широко раскрытых глазах снова был страх. Но уже смягченный, словно она оторвалась от испугавшей ее книги.
— Хотел бы я знать… — буркнул Полынов.
— Вот никогда не думала, что попаду в плен к пиратам. А вы кто: бизнесмен, инженер?
Полынов объяснил.
— О! — Теперь в глазах Крис был восторг. — Тогда мы спасены.
— Да почему?
— Очень просто. Вы умеете гипнотизировать, да? Входит бандит — ну с обедом, что ли, — вы усыпляете его, лайтинг ваш, мне пистолет (я умею стрелять!), мы захватываем рубку и…
Полынов рассмеялся.
— Чему вы смеетесь? Крис сказала глупость?
Полынову стало легко и просто. Редко, но встречаются люди, чьи слова самые обыденные — всегда непосредственны и свежи. Секрет не в словах, даже не в интонации: в раскованности чувств, когда ничто не мешает им тотчас отразиться во взгляде, в мимике лица, в движении.