Реверс

Многие отличали незаурядное внешнее сходство Сизова с бардом Розенбаумом, только в миниатюре. Так же, как и брутал Александр Яковлевич, Ростислав Андреевич, облысев, брил череп наголо. Его казацкие вислые усы аналогично порыжели от заядлого курения. Задушевный баритон адвоката имел похожий хриповатый тембр. И одевался Сизов, как артист, стильно и дорого. Наряжаться ему было с чего, бабло он поднимал неслабое. Да что там одёжка? Двухэтажную хоромину возвёл он по соседству с УВД и Христорождественским собором.

– Почему не предупредили, что ФСБ будет? Я бы сухарей насушил заранее, – обнаружив в кабинете Яковлева, Сизов театрально ужаснулся.

В следующую секунду он уже хвастался белоснежной протезированной улыбкой:

– Здравствуйте, господа!

Приветствием ограничился словесным. Совать руку воздержался, дабы не попасть впросак.

– Господа в Париже, – смурной Яковлев ответил цитатой из «Собачьего сердца».

– И мы с супругой туда в июне собрались, – жизнелюбиво поведал адвокат. – К делу? А то в десять тридцать у меня судебное у Глазова.

Фээсбэшник, разумеется, не случайно оказался в нужном месте в нужное время. Сценарий действий они с Самандаровым выработали в соавторстве. Штурмовщина наложила на обоих заметный отпечаток. Яковлев осунулся, почернел, у плохо выбритого Рафы слезились воспалённые глаза. Но настрой они демонстрировали боевой. Знали – обратный ход заказан. В особенности Яковлеву. По факту утраты валюты, полученной им для проведения оперативного эксперимента, управление начало служебную проверку.

– Ростислав Андреевич, мы готовы войти в положение Левандовского. Жена всё-таки у него пострадала, не чужой человек, – следователь заговорил по-бульдозерному напористо. – Признайте вину, выдайте деньги, и мы свозим его в больницу. Пусть пообщается с супругой. Кто знает, как оно обернется. Законом, конечно, не предусмотрено, но я, так уж и быть, пойду на нарушение, а Тимур Эдуардович обещает любезно выделить сотрудников и транспорт.

Сизов озабоченно сморщил загорелое лицо:

– А как же моё ходатайство? С учётом чрезвычайности ситуации я ставлю вопрос об освобождении клиента. Ему сейчас необходимо заниматься спасением жены. Лекарства доставать, решать вопрос по переводу в Москву в хорошую клинику…

– Она в реанимации, нетранспортабельна, какая на фиг Москва?! – резкостью выпада Яковлев выдал силу натяжения нервов.

– Разрешите, я отвечу Ростиславу Андреевичу, – следователь не хотел, чтобы переговоры обернулись сварой. – Ходатайство ваше я рассмотрю в установленный законом срок. У меня трое суток.

– Ну-у, – гримаса адвоката сделалась страдальческой, словно он лично испытывал острую физическую боль. – Какие трое суток? Это неприемлемо…

– Вы только сами решение не принимайте. Передайте наши слова Левандовскому. Пусть он выскажется, – Рафа гнул своё.

– Разумеется, передам, но, боюсь, меня он всерьёз не воспримет. С ним лучше вам пообщаться, – адвокат понимал щекотливость момента.

Самандаров по таким поводам не комплексовал:

– Давайте мы поговорим, но в вашем присутствии. Чтоб он наши слова, как давление, не воспринял.

– Когда?

– Прямо сейчас! Я на колёсах, сгоняем в ИВС, за полчаса управимся.

Сизов глянул на циферблат понтового хронометра, который носил браслетом на волосатом запястье. Прикинул запас времени.

– Только если не тянуть резину.

В этот момент у него на поясе в чехольчике взорвался бурной полифонией мобильник.

– Жду на улице, – объявил адвокат, извлекая телефон и покидая кабинет.

– Так, компьютер выключать не буду, – следователь крутнулся на креслице к сейфу, повернул торчавший в скважине замка ключ, подёргал ручку. – Полетели!

– Рафаил Ильич, – фээсбэшник притормозил его, – полагаю, разговор следует провести без меня.

– Почему? – Самандаров, реактивно обежавший стол, на ходу подхвативший дипломат, изумился.

– Вы – процессуальное лицо, я – оперработник. Топорно получится, – объяснения не выглядели убедительно.

Действительную причину Рафа разгадал. Комитет, как обычно, прятался за чужие спины. Если подозреваемый вздумает накатать жалобу, отписываться придётся следствию.

– Могу и один, – Самандаров прошёл рубоповскую школу, где по одному месту ладошей гладить не привыкли.

Нынешнее сотрудничество с фээсбэшниками он записывал себе в актив. Полезная дружба! В условиях крепнувшей вертикали власти контора стремительно набирала прежнюю мощь. Недавно в правоохранительных и судебных органах появилась практика при назначении на руководящие должности запрашивать отзыв ФСБ. Отрицательный мог зарубить карьеру на корню.

Тут снаружи расстался бесцеремонный стук.

– Кто там? – Рафа подбежал, дёрнул на себя дверь. – Вам кого, женщина? – вопрос он адресовал валко перешагивавшей через порог крупногабаритной тёте.

– Мне к старшему следователю Сандарову, – женщина пихнула под нос хозяину кабинета мятую бумажку.

– Самандарову, – поправил Рафа.

– Написано Сандарову, – тон посетительницы был непреклонен.

Следователь пробежал глазами по повестке, заполненной его неразборчивым почерком. Зачем была вызвана на десять утра эта гражданка, он не помнил.

– По какому вопросу?

– Вызываете и не знаете?! – обрадовалась женщина. – Работнички! Я – Вахрамеева! Дверь у меня подожгли осенью! Вы должны расследовать!

Самандаров вспомнил. Возгорание в общаге на улице Муромской. Он проводит проверку в отношении ментов, отказавших материал за малозначительностью. В рамках кампании по борьбе с укрывательством ему тоже нарезали делянку. Площадью поменьше, чем другим следакам, но всё равно её нужно было возделывать. Само не рассосётся. Рафа рассчитывал на Алискину помощь, но стажёрка отпросилась для защиты диплома. На целую неделю, блин!

Отсутствие под рукой ассистентки вызывало ещё одно неудобство. В условиях аврала работоспособность Рафиного организма поддерживалась за счёт высокого уровня тестостерона в крови. Побочным явлением было дикое половое возбуждение при невозможности быстрой разрядки. Домой Самандаров возвращался за полночь, временем для свидания даже по самой ускоренной программе не располагал, а подруги, которая примчалась бы на полчаса чисто ради секса, он сейчас не имел. Правда, и лису Алису в последнее время развести на перепихон удавалось всё труднее. Дело шло к разрыву по знакомой схеме. Рафаил не печалился, свет клином на этой девчонке не сошёлся.

– Подождите, пожалуйста, – следователь прошмыгнул в щель между объёмным туловом Вахрамеевой и дверной коробкой, – буду через пятнадцать минут.

Сунул ключ в замочную прорезь, вспомнил, что внутри остался фээсбэшник, отворил, нервически посмеиваясь:

– Чуть Тимура Эдуардовича свободы не лишил. Извиняюсь…

– Барда-ак! – посетительница громогласно охарактеризовала состояние трудовой дисциплины в межрайпрокуратуре. – Сами вызывают и сами убегают черти куда!

Самандаров, не прощаясь с Яковлевым, стреканул по коридору к запасному выходу. С трудом вписавшись в правый поворот, саданул дипломатом по стене, чёртом выскочил на заднее крыльцо. Там уже нервничал Сизов, добивал до изжёванного фильтра сигаретку.

В дороге адвокат, попросив не обижаться, заметил, что уровень комфорта в «гольфе» на уровне трактора и хуже даже, чем в классике ВАЗа. Ещё он скромно сообщил, что берёт «Audi А6» прошлого года выпуска.

– У богатых свои причуды, – с плохо скрываемой завистью процедил сквозь зубы следователь.

Он припарковался на обочине улицы Ворошилова. Крохотная стоянка возле УВД была битком. С недавних пор во двор стали пускать лишь служебный транспорт да авто главных начальников. На отвороте с Ворошилова до КПП в шахматном порядке установили железобетонные блоки. Они понуждали водителей снижать скорость до минимума и рулить змейкой. Протаранить ворота с разгона сделалось невозможным. Милиция всё больше походила на осаждённую крепость. Труднее всего попасть за периметр ограждения стало законопослушным обывателям.