Страница 5 из 14
Караман прикрыл глаза. «Бору» – это имя пришло к нему во время камлания. С этим именем была связана будущая слава и сила племени, всего народа Великой Степи и самого Карамана.
– Еке! – Караман остановился. – Мне было откровение. Духи снизошли до ответов. Они назвали мне имя…
– Какое? – оживился круглолицый кам.
– Бору. Ильбег-хан отдаст за него голос, и несколько других ханов, – заговорщески прошептал Караман. – Скоро узнаем, верно ли я понял волю Тенгри.
Еке просиял. От широкой улыбки глаза превратились в узкие щёлочки, утонувшие в складках жира на толстых щеках. Без тени зависти он обрадовался пророчеству другого кама. Ну разве можно было найти лучший способ разнести весть о нём по всему кагалу? Караман опустил глаза на пыльные носки своих сапог, опасаясь, как бы Еке не заметил в них блеск торжества. Когда они возвращались к шатру, собаки всё ещё спали. Караман, проходя мимо, сжал кулак и приподнял руку, тыльной стороной к бесцветному от жары небу. Собаки очумело заозирались, вывалив языки – чуть не спеклись на самом солнцепёке.
В назначенный день племенной совет вынес решение. Споры и ссоры завершились избранием нового хакана. В главном шатре собрались самые важные ханы племени, но Караману там было не место. Он мог бы стоять снаружи, среди взбудораженной толпы сородичей, но не стал. Вместо этого одиноко сидел в опустевшей палатке для гостей, с закрытыми глазами, и медленно покачивался из стороны в сторону. Тонкая пластинка серебра – амулет в виде сокола – мелькала между пальцев. Быстро-быстро переходила от указательного к мизинцу и обратно. Невидимое человеческому глазу тёмно-серое полотно Кромки обнимало его за плечи, поднималось к своду шатра и там начинало вращаться всё быстрее и быстрее, заполняя его целиком. В шатре ощутимо похолодало, но кам ничего не чувствовал. Он погрузился в транс и словно наяву увидел молодого кряжистого мужчину, гордо восседающего на войлоке, который, круг за кругом, проносят над головами племенной знати. Его широкоскулое лицо было напряжено, густые брови сведены, губы сжаты в узкую полоску над безбородым квадратным подбородком. Бору-хан, новый хакан племени Чобан, не подозревал, какое участие в его возвышении принял никому не известный кам из бедного рода.
Караман вздрогнул. Новый хакан племени был полон ярости, медленно кипящей внутри него, и могучая сила крови древнего рода медленно растворялась под жгучим ядом этого кипения. Это будет сложнее, чем собак в пыли валять, подумалось Караману, но что мог противопоставить юный хакан его собственной, крепнущей день ото дня силе?
***
Бору-хан был зол. Неудачный поход на ромеев заметно ослабил его влияние на младших ханов. Учитывая, что младшими они были отнюдь не по возрасту, и половине из них Бору годился в сыновья, это угрожало не только положению, это могло стоить ему, Бору, самой жизни. Воспоминания о судьбе Кортана, возглавлявшего племя до того, как на племенном сборе молодые воины вознесли на войлоке Бору, под рёв визг и улюлюканье толпы, были слишком свежи. А дерзкие обещания молодого хакана пока и не думали сбываться, будто Небо отвернулось от него в тот день, когда Бору, поднявшись на над головами соплеменников, вознамерился к нему приблизиться.
Старый ата-кам напрасно успокаивал. Разглядывал обгоревшие в огне бараньи кости, водил скрюченным пальцем по трещинам и обещал смерть врагам, славу и скорые победы. Не помогло. И щедрая жертва не помогла – овец и быка земля приняла, а греков в неё легло не столько, сколько Бору хотелось. Кого винить? Не себя же? Начать своё правление с похода было и его желанием. Разве не всё он сделал правильно? Разве не резвы его кони, не метки стрелки? И всё-таки верно говорил Кача, сын от второй жены младшего хана рода Чёрной реки, храбрый воин, помощник и друг: «Ата-кам не тебе служит, Бору-хан. И не Тенгри. Он и на Кортана не смотрел давно, и на тебя не станет. Видит себя Камом всех камов, не зря же тойонов со всех родов созывал. Что они делают на сходах своих? О чём камлают? Не верь Бычин-каму, Бору-хан»
«А кому верить?» – раздражённый своими мыслями, Бору вскочил на ноги посреди шатра, резко отпихнув Уту, третью жену, из полонянок, которая массировала ему плечи. В нём кипела ярость, неутоленная жажда славы и побед. Он знал, что способен всего этого добиться, но одного знания оказалось недостаточно, когда вместо быстрого и слаженного отряда умелых воинов, под его началом оказалось всё племя, с женщинами, детьми, скотом, бесконечными родовыми распрями и нуждами.
***
Для многих младших родов наступили печальные времена. Четверть воинов, призванная хаканом в поход к большой воде, не вернулась. Уцелевшие не привезли ни рабов, ни добычи, только раны и глухой ропот недовольства. Караман знал, что виной поражению Бору-хана был ата-кам. Это он нашептал молодому хакану, что победа над греками возвысит его и обогатит племя. Не своего хакана хотел возвысить, но сам жаждал возвыситься. С увеличением торговли между русами и ромеями росли и богатства последних. За каменные стены Сугдеи с моря и суши стекались товары, а пошлины для Константинополя на время оседали в крепости. Попытка урвать такую добычу сходу, полагая, что её плохо охраняют, была необыкновенной глупостью. Караман даже задумываться не хотел, почему старый ата-кам, который за столько лет ничего путного для племени не насоветовал, решил, что сейчас что-то изменилось? Но всё это было Караману на руку. Каждая ошибка Бычин-кама отдаляла того от Бору и давала возможность Караману сделать шаг навстречу своей цели. Он не спешил. Знал, что всё намеченное случится в положенный срок. Видел так же ясно, как волнующийся под ветром ковыль за своим шатром, несущуюся бесконечной рекой орду – огромную, яростную, единую в своём стремлении – несущуюся совсем не туда, куда попытался направить свой ручеёк глупый старик.
Кам поправил шапку, сунул большие пальцы рук за пояс и уверенно направился к шатру своего хана.
– Входи, Караман-кам, – пригласил его Ильбег-хан.
Он сменил толстый стёганый халат для войны, на дорогой парчовый, захваченный в последнем набеге, и восседал на горе подушек в окружении новых членов рода, присоединившихся к нему в последние дни.
Караман занял место на ковре, в круге гостей хана, и, в который раз, дослушал историю похода Бору-хана на Сугдею.
– Наш хакан был смел и бесстрашен. Под копытами его коня дрожала Великая Степь, его стрелы разили беспощадно и метко, но ромейский стратиг спрятался за высокими стенами, как трусливый пёс, и сколь угодно долго мог бы там оставаться, получая провизию с большой воды. Наш хакан не побоялся стрел и копий со стен, степным огнём прошел по тем, кто остался в поселении у крепости. Богатую добычу взяли мы и стали под стенами, но ночью хитрые враги обошли нас с двух сторон и напали. Хакан храбро сражался рядом с нами, но усталые воины не смогли бы выдержать долгой битвы, и Бору-хан велел уходить, чтобы нас спасти, – вещал Ильбег-хан. Свежий шрам на щеке служил подтверждением и его рассказу, и личной доблести воина.
Караман проглотил усмешку. После возвращения из Сугдеи4 хан прислушивался к его советам очень внимательно, и слово в слово повторял то, что советовал Караман: «Хакан юн, горяч, силён. Не его вина, что набег не принёс племени удачу, а вина тех, кто научил его идти на крепость такими малыми силами, без должной подготовки. Хакану нужна поддержка, и те, кто ему плечо подставит и коня вовремя подведёт, те и славу с ним разделят, когда придёт время. Я отправил хакану часть своей добычи с набега на русичей и другим советую. Наше племя должно быть самым сильным в Великой степи».
Отогнав жирную зелёную муху, норовившую залететь в широкий рукав, Караман задумался. Да, Византия богата, но и сильна. Тронь её окраины, и из-за моря придёт ответ. Зачем смотреть за море, если прямо под боком есть Русь – тоже богатая, но пока не столь сильная, а за ней – другие земли, и тоже богатые. Как сон наяву, увидел он двоих всадников, готовых сразиться – русича в золочёном шлеме и сияющей кольчуге, и Бору-хана, гордо восседающего на гнедом жеребце. На шлеме хакана развевался волчий хвост, и сам он был яростен и опасен, как благородный дикий зверь. Князь русичей собирал своё племя воедино, о том Караман знал. Бору-хан должен собрать своё, вот, к чему было это видение. Палец легко сломать, а кулак? Огонь и смерть, богатая добыча и многие сотни пленников, богатые земли для яйлака5 и городища для зимовий, сила и слава, перед которой склонится весь мир – вот, что может дать степному народу земля русичей.
4
Сугдея – русск. Сурожь
5
Яйлака – летние угодья, тюркск.