Страница 20 из 22
* * * («Свет мой поздний – моя проходная…»)
Свет мой поздний – моя проходная,дай уснуть на твоей раскладушке,где горячей щекой припадаю,пропадаю в горячей подушке,где за дверью, запарившись к ночи,спит убитый работой рабочий,а напротив, скучая без денег,спит убитый бездельем бездельник.В малом мире, подверженном буре,в тесной кухне, где слухи да вздохи,постигаю на собственной шкуренеустрой коммунальной эпохи:есть друзья, а в душе недоволен,одиночеством, может быть, болен;есть враги, а в душе наболело,может быть, и вражда надоела.И однажды наступит расплата,и тогда, как куска побирухе,станет совестно доброго взглядаодинокой и бедной старухи,и увижу, что нету богатства,кроме нашего бедного братства,нету платы иной, кроме хлеба,нету правды другой, кроме Неба!1964Два стихотворения
I…А в эти дни горели за Посадомболота, и стояла мгла в Москве,и скрип травы, желтевшей самосадом,был жесток при неслышимой листве.А со степей казахских и каспийскихшел зной – и было небо как в огне.Душа болела о родных и близких,о матери я думал, о жене.Нет, не любовью, видно, а бедоювыстрадываем мы свое родство,а уж потом любовью, но другою,не сознающей края своего.Да что об этом! Жизнью и корнямимы так срослись со всем, что есть кругом,что кажется, и почва под ногами –мы сами, только в образе другом.Я вижу те места… Теперь там пусто.Поселок брошен, а погост сгорел.Могил не стало, и такое чувство,как будто я вдвойне осиротел.И где моя судьба в судьбе народной,и что со мною станется и с ней –не разберешь: так едок дым болотный!Земля горит на родине моей…1972IIА злоколючий пух чертополохакружился над разрытым пустырем,где в котловане новая эпохавбивала рельсы под высотный дом.И ухал молот по стальной опоре,а в стороне, когда молчал металл,за насыпью, как за окопом в поле,контуженый кузнечик стрекотал.И я вовек не чувствовал так жгуче,как горяча непавшая роса,как тяжела непролитая туча,на чем стоят железные леса.Ну что еще, какую тяжесть надоперетерпеть в судьбу и ремесло,чтоб всё – от инженерного снарядадо Божьей твари – смыслом проросло?1972* * * («Черемуха из-под дождя…»)
Черемуха из-под дождя,пятилепестковая одурь,тебя я услышал, поодальот ярких рядов проходя.Черемуха? Боже ты мой!Откуда? С какого вокзала?Какая нужда завязалатвой ворох суровой тесьмой?Зачем ты торчишь на торгу,как девочка в белой панаме?Цвела бы себе на поляне,на майском цыплячьем лугу!Да где там, на торг городскойтебя угораздило тоже.О, как мы с тобою похожисвоей несуразной тоской!Я грусти не знал бы весной,а этой весной и подавно,когда бы не дух твой так явно,твой дух не витал надо мной.Он словно бы в чем-то винил,и, сколько я шел по Садовой,черемуховый, черемховый –всё время вдогонку дразнил…1968Пасха на Клязьме
Стояла большая вода.Она затопила низины,где таяли редкие льдиныи плыли не зная куда.Потом добралась до лугови дом под холмом захватила,оставив трубу и стропилапоодаль чужих берегов.Смеркалось, и низкий тумантянулся с Оки и Онеги.Казалось, российские реки,разлившись, пошли в Иордан.И только у края землизашлось наконец половодье,мы тоже, Христово отродье,в забытую церковь пошли.Поплыли по черной реке,поднялись по временным сходням,томимые духом Господним,дотоль пребывавшим в тоске.А в храме в дрожаньи огней,в мерцаньи котомок пасхальныхсвидание близких и дальнихчиталось ясней и ясней.И в полночь, лишь колоколаоткрыли небесные сферы,я понял: возжаждала верыдуша, не избегшая зла.И вправду – неисповедимпуть блага в кругах мирозданья,хотя суета всепознаньяи правила веком моим.Но я, сознавая предел,провидел иную свободу,покуда вслед крестному ходушел в ночь и на свечи глядел.И чудо свершилось сполна:к рассвету или воскресеньюувидели новую землюи – ахнув – узнали: весна!И спала вода, и травупокрыла белесая пленка,как мокрую кожу теленка,рожденного в темном хлеву.И вот уже вниз по реке,по взгорьям и падям весенним –шла Пасха застольным весельемсо сдобной ковригой в руке.И день, освященный впотьмах,светился во славу творенья,и радостно, как Откровенье,горел поцелуй на губах!1966