Страница 13 из 45
Близилось время к отбою, и я направился к каюте доктора, чтобы проследить за Катрин. Мне удалось спрятаться неподалёку от неё за углом, я наблюдал со стороны. Ровно ко времени Катрин подошла к каюте с подносом, на котором находился красно-розовый смузи и тарелка с фиолетовыми ягодами. Она переложила поднос в одну руку и постучалась в дверь. Через пару секунд он открыл, и девочка вошла. Ещё через минуту она вышла с одним только подносом, но большими от страха глазами, и быстрым шагом направилась ко мне. Отвертка и кусачки уже были заготовлены, поэтому я быстро снял с неё ошейник, и она убежала по коридору к остальным детям, не сказав ни слова.
Я наблюдал за каютой, было тихо. Где-то полчаса оттуда не было слышно никаких звуков, и я уже думал, что не сработало, и стал разрабатывать план убийства ножом. Но неожиданно дверь открылась, и показался доктор. Он был явно дезориентирован и шёл по коридору, как пьяный пират, в обратную сторону от меня. Должно быть, Гемилион направлялся в лабораторию, но сделав ещё несколько шагов, упал, держась за сердце. Тогда я и подбежал к нему, испытывая облегчение на душе.
– Маркус, у меня, видно, инфаркт, помоги дойти до лаборатории, – он бормотал мне, протягивая руку, чтобы я помог ему встать.
– Нет!
– Если я умру, ошейники остальных детей активируются. Ты убьёшь не только меня, но и их тоже, – он упал на пол, корчась от боли.
– Нет! Больше вы не будете ставить над нами эксперименты! – с такой злостью я ещё никому не возражал.
– Я обещаю… Я отпущу всех… только помоги… – его глаза наполнились кровью, и он захрипел. – Пожалуйста… Без меня и ты пропадёшь…
В его глотке послышалось бульканье крови.
– Ошейники сняты, кораблём управлять мы умеем. Вы не нужны нам, доктор! Я даже не буду облегчать вашу смерть.
– Ты никогда не узнаешь, кто ты… – на его лице показалась усмешка, а изо рта уже шла кровавая пена.
– Вы что-то знаете о моих родителях? – я резко наклонился и потряс его за плечи, но доктор больше не мог говорить, мучаясь в судорогах.
Я с брезгливостью смотрел, как он умирает и молчал, но мне не было его жаль. Это убийство не было похоже на те, что меня заставлял совершать Эдвор. В этот раз без слёз и истерик я ощущал свою полноправную силу. Мою душу уже не терзал непреодолимый ужас, скорее, наоборот: я испытывал облегчение. Но разумом я всё же надеялся, что эта смерть на моей совести будет последней. Искра в моей душе разгорелась, и тепло пролилось по всему телу. Я не знал, что это. Искра не боялась причинить боль другим, а другая – разумная часть меня – страшилась происходящего.
Я оттащил тело доктора к шлюзам для выхода в космос, и сделал с ним тоже самое, что он делал с мёртвыми детьми. Через несколько минут его тело скрылось в пустоте тёмной бездны.
Там, вдалеке, виднелась красивая голубая планета. На несколько мгновений я забыл обо всём, разглядывая её. Такую крошечную, но непревзойдённо красивую. Через пару минут я уже побежал к остальным детям, с криками: «Получилось! У нас получилось!». Все проблемы померкли, и я, наконец-то, открылся истинному счастью быть свободным! Давно я так не радовался.
Дети услышали мои крики и вышли из своих кают. Они стали по очереди обнимать меня. Элиз, казалось, прижимала меня к себе крепче, чем все стальные, и благодарила за храбрость.
– Теперь мы свободны! – прокричал я.
На что освобождённые хором кричали: «Свобода!», и так несколько раз, пока один из детей не спросил с недоумением:
– Что мы теперь будем делать?
Я на секунду задумался и сообразил, что нам нужно узнать курс корабля. Мы с несколькими ребятами побежали в рубку для прокладывания нового курса. А другие остались в столовой праздновать.
Куагон сел в кресло штурмана и стал нажимать нужные кнопки на сенсорной панели. Я встал рядом и наблюдал. Он долго смотрел на мониторы и сверял данные с бортовым журналом.
– До Амарана лететь два месяца, – сказал он, наконец, развернувшись ко мне.
– Нам не нужно на Амаран. Какая ближайшая планета? –я облокотился на кресло и посмотрел в монитор.
– Земля. А почему ты не хочешь обратно? – Куагон слегка нахмурился.
– Элиз не хочет туда, и мне там тоже делать нечего. Меня там ждёт участь пирата, убивающего всех подряд. И то, если выживем и найдем знакомых…
– Да, это так себе счастье… Я бы хотел прилететь на развитую планету, стать пилотом и узнать, как использовать этот корабль в мирных целях. Он же теперь наш?
– Да, ваш. Но я хочу пожить там, где будет спокойно. В бортовом компьютере есть какие-то данные о Земле?
– Эмм… Сейчас гляну.
Куагон поискал информацию. На экране высветилась карточка планеты:
«Третья по удалённости планета от звезды Солнце, относится к третьему типу (близко ко второму). Большая твердотельная планета Солнечной системы. Площадь поверхности – 510 072 000 км². Земные сутки равны 24 часам, а земной год составляет 365 дней».
Земной год на тридцать пять дней был меньше стандартного, а сутки почти не отличались от тех, по которым мы жили на корабле, а вот про тип планеты я ничего не понял. В карточке было ещё очень много цифр, не дающих никакого понимания о планете, и я попросил Куагона пролистать дальше.
Мы прочитали историю формирования Земли, выяснили, что на ней комфортный для проживания температурный режим и низкая радиация, атмосфера состоит из пригодных для дыхания газов – азота и кислорода. Их соотношение в цифрах было такое же, как у нашего корабля. Все эти данные оказались очень важны, ведь на некоторые планеты мы раньше высаживались в кислородных масках, а на каких-то детям становилось плохо из-за жары. Но люди ко всему приспосабливаются – такой вывод я сделал из всех своих путешествий. Наконец-то, мы дошли до обитателей:
«Население – гуманоиды типа человек. Развиты информационные технологии. Основное достижение – интернет. Полёты в космос уже осуществляются. Посадка строго запрещена! Искусственные спутники!».
Последние два предложения на мониторе выделялись большими красными мигающими буквами.
– Мы можем подлететь к ней поближе? – спросил я Куагона.
– Да, но я рисковать не буду, не просто так же предупреждение…
– Хорошо. Посмотреть издалека нам никто не запрещает, – я развёл руками.
Мы пролетели вдали от красной планеты – Марса, и Куагон включил режим сливания с окружающей средой. Так наш корабль подошёл ближе к орбите спутника Земли. Подлетев чуть дальше расположения Луны, Куагон сбросил скорость, приостановил двигатель, и я смог насладиться видом из иллюминатора в рубке.
Таких красивых планет я точно ещё не встречал. Она казалось сине-голубой: океаны жидкой воды покрывали большую её часть. На материках не было глубоких кратеров, в отличие от многих обитаемых планет, а континенты казались зелёными. Планету покрывали белые облака, что придавало ей ещё больше загадочности. Где-то внутри облаков были еле заметны огни больших городов на обратной стороне от Солнца.
– Как думаешь, какие люди там живут? – спросил я, не отводя глаз от иллюминатора в рубке.
– Тут этого не написано. Мы в любом случае не сможем сесть на неё, – ответил Куагон. – Полетели обратно? Нужно составить список мест, куда вас всех отвезти.
– Я что-нибудь придумаю, – неожиданно для самого себя объявил я.
– Что? Ты хочешь туда? Нет никакой гарантии, что тебя там сразу не убьют! – наш новый пилот посмотрел на меня с широко открытыми глазами.
– Я ещё точно не решил, – ответил я вполне спокойно. – Есть ещё какие-то сведения?
– Минуточку, – бормотал Куагон, быстро перебирая пальцами на сенсорной панели.
– Я могу зайти позже, если нужно время найти, – я уже собирался покинуть рубку.
– Погоди, тут есть несколько литературных произведений людей с Земли, переведённых на общий язык. Ты можешь почитать, если интересно, а я пока поговорю с остальными, куда они хотят.
Куагон вывел на экран одно произведение, освободил мне кресло и пошёл с бортовым журналом к другим детям, которые уже к этому времени радостно разбрелись, кто куда. Я сел в его кресло и долго читал. Так я узнал, что такое стихи, и кто такие поэты. Кроме языкового учебника на корабле, я, вообще, ничего не читал. Авторов указано не было, но стихи сильно отличались друг от друга, вызывали разнообразные чувства и яркие впечатления, даже несмотря на то, что в них что-то пропадало из-за перевода. Люди, которые сочинили их, должно быть, очень чувственные. Земляне проникались невероятным состраданием друг к другу. Большинство из описанных ими чувств, я не испытывал и только мог догадываться, как они прекрасны.