Страница 5 из 6
– Ну что Вы, сегодня нам предстоит длинная ночь! Пройдёмте, Вы ведь не против прогуляться?
– Как Вам будет угодно, мне давеча некуда спешить, – спокойно заметил Хуан Карлос.
Старческой походкой он покинул веранду. Асьендадо и его гость неспешно двинулись от дома в сторону маленькой бухты в месте впадения реки Сан-Лоренсо в море Кортеса через поля имения.
– Превосходная сегодня ночь, не так ли? – вопросил сеньор де Муэрте.
– Ничем не лучше и не хуже многих других. Много их было, и после меня будет, быть может, даже лучших, – ответил безразлично Хуан Карлос, медленно бредя и глядя себе под ноги.
– Стойте, сеньор де Вито, – повелительно вымолвил гость, когда они проходили мимо старой лиственницы, а до берега оставалось ещё с полчаса ходьбы.
Асьендадо остановился, продолжая угрюмо смотреть на землю. Меж тем сеньор де Муэрте сорвал лист с ветки и потёр его в руках. Затем положил на ладонь сеньора де Вито:
– Что Вы чувствуете?
– Смерть. Она мгновенье за мгновеньем теперь уничтожает этот лист.
– Нет, это не так. Лист пахнет окончанием старой жизни, давая начало новой. Посмотрите – он ведь жёлтый, радует глаз и окружающий мир в последние дни неповторимым блеском. Подходя к закономерному итогу, он отдаёт всё, что забрал, через призму особых красок. Настанет зима, облетят последние листья, а с приходом весны появятся вновь. Тем самым лист даёт место новому, даёт начало жизни, помогая дереву сохранить живительные соки для будущих поколений, – с улыбкой отметил сеньор де Муэрте.
– Это Вы так видите, но мне не дано. Я всего лишь старик, обременённый тяжестью оставленного срока, как пень от срубленного дерева, который ожидает раскорчёвки.
– Неужели?! Идёмте дальше.
Они продолжили путь. Ночь висела тяжёлой громадой, но ветер начал что-то шептать. Они дошли до следующего кукурузного поля, и гость снова остановился.
– Что Вы слышите, Хуан Карлос? – спросил он.
– Ветер, который завывает на старых могильниках, неся очередную весть.
– Нет, и это не так. Это тихий шёпот, которым ветер переговаривается с маисом. Только вслушайтесь, как шумят поля – они впитывают в себя добрые истории, принесённые ветром, чтобы людские семьи и всякая тварь живая смогли получить эту частицу тепла, взлелеянную руками тружеников под светом солнечных лучей.
И они двинулись дальше. Ветер нежно шептался с землёй, но земля молчала. Мир спал, мир молчал. Два путника пришли, наконец, к побережью океана. Сняв свои сапоги, сеньор де Муэрте зашёл в свежую воду до колен. Хуан Карлос, сняв свои лёгкие гаураче, последовал за своим гостем.
– Что Вы видите, сеньор де Вито?
– Океан. Безбрежный мир, таящий угрозу и жизнь, – ответил асьендадо, у которого снова вспыхнул взгляд. Он напряг силы и выпрямился, продолжая. – Это жизнь для верных и смерть для непочтительных.
– Отчасти Вы правы на этот раз. Вы смотрите и видите, но смотрите узко. В действительности перед Вами необозримое пространство, сохранившее жизнь всему живому, созданному Творцом нашим, но это не всё – Вы привыкли смотреть вниз, а теперь посмотрите на небо – перед Вами вечность, которая была до Вас и будет после, если будет на то воля Отца нашего. Но никто и ничто не исчезает там бесследно. Соприкасаясь с этой частицей непознанного, мы можем почувствовать дыханье и присутствие самых близких, которые ушли от нас, но продолжают жить в груди, потому что весь мир вокруг нас – единое целое, каждый из нас часть этого единого, и мы вечно будем с теми, кто нам дорог, потому что в едином не может быть отделённого, лишь составные части, независимые по себе, но объединённые чем-то большим. И когда нам не с кем смотреть на звёзды, мы должны помнить, что мы никогда не были одиноки и самые особенные люди навеки остаются с нами, – закончил де Муэрте.
Маленькие капли стекали и капали в воду. А Хуан Карлос стоял и смотрел туда, в бесконечность. Туда, где мерцали мириады огоньков, как на Диа де Лос Муэртос горят свечи на кладбищах по всей Мексике.
– Как же я люблю этот мир и эту жизнь, сеньор. Едва ли есть хоть что-то прекраснее, – в ошеломлении промолвил асьендадо.
– Идемте, Хуан Карлос, нам пора, скоро забрезжит рассвет, – после минутного молчания заметил гость.
Сеньор де Вито вышел из воды и надел гуарачи, то же самое проделал сеньор де Муэрте, натянув свои сапоги для верховой езды. Они двинулись в обратный путь. Мир вокруг говорил с живущими, отвечая тысячами голосов. Луна, направляясь к краю небосклона, одаривала идущих последним часом света. Хуан Карлос чувствовал каждым мускулом, каждой частью своего тела окружающую жизнь, он будто растворился в окружающем. Его глаза блестели свежестью и искренней радостью. Таким его и запомнил сеньор де Муэрте. Наконец, они дошли до асьенды.
– Благодарю Вас, кабальеро. Это было лучшее время со дня смерти моей дорогой Марты, – немного придя в себя, сказал асьендадо.
– Для меня было честью провести его именно с Вами, сеньор де Вито, Вы прожили очень достойную жизнь, – ответствовал Менсахеро де Муэрте. – А теперь прощайте.
– Прощайте. Да сопутствует Бог Вам в делах Ваших, – ответил Хуан Карлос и направился ко входу в дом. Он поднялся к себе, дом дышал жизнью. Лёг на кровать и заснул с блаженной улыбкой на устах вечным сном достойного человека.
Сеньор де Муэрте меж тем постоял ещё некоторое время, задумавшись, а затем, козырнув по-военному, выпрямился в полный рост и рассыпался на лепестки ярких бархатцев, которые ветер ещё долго раскладывал по окрестным полям…
***
– Хорошо. Неплохой рассказ в завершение серии, он будет опубликован в нашей газете. Но Вы должны понимать, Пьер, что в тяжёлые послевоенные годы, причём после войны, проигранной нашему заклятому соседу, деньги должно расходовать крайне экономно, – сказал редактор.
– Господин Рекю, не говорите мне о войне с пруссаками, я сам там был, знаете ли. Я понимаю, что Вы заплатите мне немного, чего таить. Но я всё равно благодарен, Вы единственный, кто согласился опубликовать мои рассказы. В конце концов, они ведь для людей, а не для звонкой монеты, – ответил молодой джентльмен двадцати семи лет на вид в потёртом, но чистом сюртуке, с тёмными курчавыми уложенными волосами и аккуратно подстриженной бородой и усами. Также следует упомянуть взгляд больших серых с голубизной глаз, добродушно смотревших из-под пенсне на редактора.
– Благодарю за понимание, господин Трасиньяр. Вот Ваши пять франков. Не скрою, мне было приятно с Вами сотрудничать, и, надеюсь, это не последняя наша с Вами встреча, – проговорил господин Рекю.
– Благодарю месье. Это не совсем то, на что я рассчитывал, но я надеюсь на будущее сотрудничество. Благодарю Вас, что уделили мне время. Хорошего дня! – сказал Пьер, вставая, чтобы пожать руку редактору.
– Благодарю! Не прощаюсь с Вами, – заметил господин Рекю, отвечая на рукопожатие.
Писатель вышел из редакции в не столь радужном расположении духа, как бывало прежде. И небо разразилось потоками слёз, как бы выражая в каждой капле сочувствие неоценённому таланту героя. Пьер уныло брёл по запруженному кварталу Рошуар… «Каких-то пять франков, – думал он. – Этого едва ли хватит, чтобы пережить ближайшие пару дней».
Вокруг шумел столичный день. Посреди этой невероятной и невообразимой кутерьмы и гама, через которые, казалось, писатель, не в состоянии был пробраться, он вдруг уловил лёгкий и нежный порыв изливаемых шарманкой звуков. Пьер последовал по нотной дорожке и остановился в нескольких шагах от старого шарманщика. Шарманщик был в почтенных летах, одетый в старую, поношенную, запачканную застарелыми пятнами грязи форму сержанта французской армии. Из-под форменной фуражки выбивались седые засаленные волосы. Шарманщик был слеп.
«Мда… А ведь кому-то ещё хуже, – рассуждал про себя Пьер. – Хотя, далеко ли мне да такого же нищенского существования, когда вынужден цепляться за каждый грош всеми своими талантами. И всё же как плохо обходится жизнь и страна с военными! Вот ты нужен для защиты своей Родины, здоров и силён, а потом вдруг – раз, и война закончилась, а ты достопочтенный калека, которому приказали долго жить на нищенское пособие, отправляя под молоток заслуженные награды – отход промышленного производства под названием „Война – пополнение счетов монополистов“…»