Страница 24 из 30
12
Хайме осадил коня у ворот приземистого дома. Застучал колотушкой. Долго пришлось стучать, пока не вышел старик-привратник.
– Кто там? – спросил дребезжащим голосом.
– Я, виконт до Заборра! Протри глаза, старик, не узнаешь, что ли? Живо открывай!
– Никого нет дома, сеньор.
– А где он? Ну, говори толком, где дун Дьего?
– Не знаю, сеньор. – Привратник почесал под мышкой. – С утра уехал дун Дьего. Нету его, сеньор…
Хайме, бормоча проклятия, ударил ногой по решетке. Тронул коня.
Где же может быть дорогой друг? Дорогой друг…
Злая усмешка появилась и угасла на его лице. Да нет, наваждение какое-то… Не способен благородный фидальго на такую подлость. Он разыщет дуна Дьего, и тот рассеет сомнения.
Но никто из домашних не мог совершить кражи, а из чужих был в доме только дун Дьего…
Тут Хайме заметил, что проезжает мимо мрачного здания с угловой башней – торгового дома Падильо и Кучильо. На этот раз не пришлось долго ждать, пока откроют ворота. Толстяк Кучильо принял Хайме в кабинете с узкими полукруглыми окнами. Указал на покойное кресло у полыхающей печи, сам сел напротив, добродушный, в длинном теплом халате. Спросил, перекидывая костяшки огромных четок:
– Не угодно ли вина, виконт?
– Нет. Впрочем, давайте.
Хайме вытянул кубок до дна, закашлялся.
– Что-нибудь случилось, виконт?
– Да, сеньор, случилось.
И он рассказал купцу о странном повелении командоро-навигаро прекратить погрузку. Кучильо покачал лысой головой, но Хайме не заметил на его лице особого удивления.
– Право, не знаю, что вас так обеспокоило, виконт. Погрузка не делается в один день.
– Пусть так. Но что вы скажете, сеньор, если одновременно с прекращением погрузки у корабельного астронома выкрадывают портуланы?
Теперь Кучильо, похоже, удивился.
– У вас украли портуланы?
– Да. – Хайме вскочил, прошелся по комнате, звякая шпорами. – Но не в этом дело… Я помню наизусть каждый штрих на портуланах. Нам пытаются помешать, сеньор, – вот что меня тревожит…
Купец нагнулся, неторопливо поворочал кочергой поленья в печи. Посыпались искры. Кучильо откинулся на спинку кресла, благодушно посмотрел на юного собеседника.
– Сядьте, виконт, прошу вас. Скажите откровенно: вы уверены, что достигнете Островов пряностей?
– Уверен. – Хайме остановился, пристально посмотрел на купца. – Похоже, сеньор, что вы потеряли интерес к экспедиции.
Кучильо улыбнулся – так взрослые улыбаются неразумным словам ребенка.
– Мы с сеньором Падильо не можем потерять интереса. Не забудьте, что мы несем половину всех расходов. – Он заметил презрительную мину Хайме. С лица Кучильо сбежала улыбка, голос стал суше: – Люди живут на грешной земле, виконт, а жизнь очень дорога. Никто не хочет выбрасывать деньги. И уж если вкладывать их в дело, то, согласитесь, человек вправе знать, принесет ли дело прибыль. Иначе – нет смысла, виконт. Нет смысла.
И он стал перебирать четки с видом человека, высказавшегося до конца.
Хайме стоял, понурившись.
– Прибыль значит, – сказал он тусклым голосом. – Вы, сеньор, вместе с вашим тестем, или кем вы там приходитесь… вы просто испугались. Решили выйти из игры.
Рыхлое лицо Кучильо приняло скорбное выражение.
– Виконт, – сказал он со сдержанным достоинством, – я действительно прихожусь зятем сеньору Падильо. А сеньор Падильо умел рисковать еще тогда, когда вас не было на свете. В торговом деле не обходишься без риска, потому-то мы, сеньор Падильо и я, согласились взять на себя снаряжение вашей экспедиции. Однако, скажу вам прямо, виконт, существуют серьезные сомнения в успехе экспедиции. Вы спрашиваете, испугались ли мы? Отвечаю: нет. Но, рискуя, мы не должны забывать об осторожности. Посудите сами: что было бы, если б люди перестали сообразовывать поступки с благоразумием? Страшно подумать, виконт…
С ощущением уходящей из-под ног почвы Хайме погнал коня по темнеющим улицам к реке. В лицо бил сырой зимний ветер.
Все сидят по домам, жмутся к теплым печкам. Все, кроме бездомных оборванцев, да и те греются у костров на набережной. Один он, Хайме, мечется по городу, неприкаянная душа…
Вдруг – толчком в сердце: Белладолинда. Вот кто всего нужнее сейчас. Быстрее к ней!
К счастью, отворил не надутый лакей дуна Альвареша, затянутый в тесную ливрею, а молоденькая служанка Белладолинды.
– Ох, дун Хайме! – тихонько проговорила она и отступила в глубь темноватой прихожей, кутаясь в шаль.
Хайме шагнул за ней, приподнял двумя пальцами подбородок служанки.
– Здравствуй, Кармела. Проведи-ка меня быстренько к донселле.
Два больших черных глаза испуганно уставились на него. – Донселлы нет дома, – зашептала служанка. – Никого нет дома, дун Хайме.
Сговорились все, что ли? – тоскливо подумал он.
– Где же она?
– Ох, дун Хайме… Уж не знаю, что стряслось, только хозяин сегодня кричал на донселлу… «Чтоб его ноги не было здесь…» Вашей, значит, сеньор…
– Вот как? Это почему же?
– Не знаю, сеньор. Уж она плакала, плакала… Вы лучше уйдите, дун Хайме, а то увидит кто-нибудь, будет мне…
– Где донселла? – спросил он мрачно.
– Так я же сказала, к герцогу Серредина-Буда все уехали, бал у него сегодня…
Медленно разъезжал Хайме вдоль ограды герцогского дома. Ворота ему, незванному, конечно, не откроют. Ограда высока – не перепрыгнуть. Как же пробраться в дом?
Хайме озяб. Уехать? Нет, он непременно должен повидаться с Белладолиндой. Она ему нужна. Только она.
Три темные фигуры показались на улице. Подошли к воротам герцогского дома, один взялся за колотушку.
– Погоди, приятель. – Хайме спрыгнул с коня.
– Благородный сеньор, не трогайте нас, мы всего лишь бедные музыканты…
– Музыканты? – Хайме всмотрелся в лицо, заросшее черным волосом. – Ага, старый знакомый… Покажи-ка мне тексты серенад, дружок.
Теперь музыкант всмотрелся. В путанице волос открылась белозубая щель.
– Хе-хе-хе. Тексты… Если вашей милости нужна серенада, то сегодня, к сожалению…
– Послушай. – Хайме вдруг осенило. – Вас позвали играть у герцога?
– Да ваша милость.