Страница 10 из 45
– А почему ты вообще тут шел ночью? Ты из аэропорта, с полета?
– Почему-почему… Много будешь знать, скоро состаришься. Мне вот сейчас лететь. Ненадолго, до завтра. Сейчас отведу тебя переночевать к Мишке, к нему можно.
– Так неудобно же!
– Удобно. Он мой должник, пустит. Из общежития тебя выгоняют?
– Наверное.
– Ну вот, если выгонят – поживешь у него, не стесняйся. Мне сегодня в рейс, а завтра утром в десять будешь ждать меня на Литейном проспекте, дом 48. Авиационно-транспортный колледж гражданской авиации. Прямо у входа меня жди и документы не забудь.
– Хорошо. Я там буду стоять и ждать в десять. Валера, а можно я тебе вопрос задам? Даже два. Только они дурацкие.
Небо, чуть было не ставшее уже совсем темным, когда мы сидели в Летнем саду, опять начало светлеть. Мы шли куда-то в сторону Мойки, или Грибоедова, или Фонтанки – я в них еще путалась.
– Задавай.
– Ты мне сказал про платья, как я их выбираю… А ты знаешь, как выбирают женщинам платья, да? Ты часто их выбираешь?
– Хочешь, что ли, про штамп в паспорте спросить? Не твоего ума дело. Ты еще не выросла, чтоб такие вопросы задавать. Ну а насчет платьев – летчикам всегда что-то кому-то возить приходится, каждый просит, привези да привези – жене, дочке, теще. Летный состав, в особенности кто за границу летает, давно все размеры выучил и параметры выяснять научился! Ну что, еще вопросы есть?
– Есть. А почему ты все это для меня делаешь? Нет, ты меня спас, потому что ты благородный, ты смелый, ты просто не мог иначе, я знаю…
– Много же ты про меня знаешь!
– Знаю! Я же вижу!
– Я риск люблю – этого ты еще не знаешь. И не понимаешь. Мужчине риск нужен, опасность, чтобы кровь играла, иначе он не мужчина!
– Ну я же про это и говорю – что ты смелый и благородный! Я же уже все-все поняла, правда. Но почему вот это – Мишка и колледж в десять утра?
Остановился, посмотрел на меня еще раз, внимательно. Притянул к себе.
– Потому что ты мне понравилась.
И поцеловал. И целовал еще долго-долго. И прекращал целовать, и набирал в грудь воздуха, и начинал целовать снова. И я его целовала. Я первый раз в жизни целовалась по-настоящему.
За спиной у нас прошел, тяжело ступая, патруль. Кто-то сказал кому-то: «Не наш. Гражданский». А мы все целовались.
А потом он оторвал меня от себя, посмотрел в мои распахнутые преданные глаза – он так и сказал: «преданные». «Преданно смотришь. Это хорошо. Когда-нибудь пригодится».
– Маленькая ты еще. А я сегодня добрый. Пожалею тебя сегодня, трогать не стану. Пойдем, отведу тебя к Мишке.
И мы пошли к Мишке. И на этом все закончилось, тогда.
Дорога в облака
– Регина, где моя заколка?
– Не знаю.
– Где моя заколка?!
– Ну что ты кричишь? Не брала я ее, мне-то она зачем. Мне закалывать нечего, я же стриженая…
– Ах да, черт!..
– Спроси у Машки, может, она брала. А лучше посмотри под кроватью. У тебя там Клондайк!
– Язвить научилась… От кого набралась, Соколова? На тебя не похоже. От Валеры своего прекрасного? А, вот она, на тумбочке, под пуховкой. Тьфу ты, вся в пудре…
Вика собиралась на свидание. А когда она собирается на свидание, к ней лучше не подходить – пух и перья полетят. А на свидания она собирается часто, потому что красавица – жгучая брюнетка с тонкой талией. Дедушка у Вики грузин, и в минуты ярости в ней проглядывает какая-то царица Тамара, что ли, которая в башне сидела. Вика говорит, что ее даже хотели назвать Тамарой, но передумали в последний момент, испугались, «что вырастет». Выросла, конечно, гроза сильной половины человечества – мужики за ней бегали толпами, так, что она даже из лучших могла выбирать кого угодно. Вот она и выбирала. Почти каждый вечер пристально разглядывала нового поклонника и отправляла его восвояси. Вика, воспитанная своей мамой всего лишь чуть менее жестко, чем воспитывал маму дедушка-грузин, была девушкой строгих правил. Она искала настоящую любовь и хорошего мужа. «Что она здесь делает, чего сюда явилась, с такими-то принципами?! – орала периодически на кухне Людмила, пышная блондинка, получившая от Вики однажды отлуп за „безнравственность“. – Шла бы в институт благородных девиц! Водит за собой табун и еще выпендривается! То ей не так и это не эдак, цаца какая!» И Людмила, и Вика представляли собой «классический» тип стюардесс (так, как это видится со стороны, так, как и мне это когда-то виделось), только Людмила – это, если можно так сказать, тип «классический стандартный», а Вика – «классический идеальный». Мужа хотели все, но «не размениваться» позволяли себе красавицы, вроде Вики, и дурочки, вроде меня. Мужики слетались на наш курс, как мухи на мед, и свои, то есть из колледжа, и чужие, откуда угодно – слово «стюардесса» привлекало по-прежнему. Не было такой девушки, у которой за эти уже почти прошедшие два года ни разу не было шанса завести, как тут говорили, «бой-френда». Устоять было трудно.
– Машка, я тебе в следующий раз не дам джемпер, растянула весь! Ну все, девочки, я пошла. Что надо сказать?
Вика улыбнулась нам той самой своей улыбкой, которая мужчин сводила с ума и за которую даже женщины готовы были простить ей все.
– Ни пуха ни пера!
– К черту!
Дверь за Викой закрылась, и мы с Машей вздохнули с облегчением. В комнате был бардак. Шкафы открыты, ящики выдвинуты, сумки на полу – теперь надо было как-то это все раскидать, чтобы жить дальше. Стремительная Вика всегда оставляла за собой бардак, но мы с Машей не обижались – мы любили Вику, несмотря на крики, вечно раскрытые шкафы и рассказы о поклонниках, которые других однокурсниц зачастую приводили в бешенство. Мы считали, что с Викой нам повезло. Еще бы не повезло, если мы сами приложили столько усилий, чтобы жить в одной комнате!
На первом курсе все было иначе. Маша, тихая девушка из Карелии, жила с Людмилой, известной своим склочным характером и склонностью к мелким подлостям, и со Светкой-питерской, у которой родители-алкоголики продали квартиру и съехали в какую-то деревню, так что сама она, оставшись без жилья и без прописки, пошла туда, где общагу давали; и туда-то ее с трудом приняли – выплакала. Светка искала мужа, какого угодно, лишь бы с квартирой, хотя бы с комнатой, да хоть только с пропиской, на худой конец и это было очень утомительно, потому что вместо мужей с квартирой ей вечно попадались мужики, которым негде было переночевать. А я жила с Галей (она была откуда-то из Тверской области), злее которой на всем нашем курсе найти было трудно, и с питерской Олей, про которую с самого начала говорили, что она какая-то «мутная», и которую в конце концов выгнали: формально – за воровство, а на самом деле – за то, что она наркотики употребляла, как выяснилось. У нас это была редкость – медкомиссия каждые полгода все-таки. У нас пили водку, ликеры и антидепрессанты, но не кололись, не нюхали и даже сигарет почти не курили – потеряешь здоровье, не видать работы, как своих ушей.
Но Олю выгнали уже после того, как мы стали жить с Викой – после первых зимних каникул. У Вики в комнате намечалась рокировка в связи не с печальными, а радостными событиями: ее соседки практически одновременно вышли замуж, одна за питерского парня, к которому и переехала, а другая – за бывшего одноклассника. Уехала домой на каникулы и обратно не вернулась – позвонила, сказала, что к черту этот колледж, она выходит замуж там, дома, и строгий муж ее ни в какие стюардессы больше не отпустит. И тогда мы с Машей, не сговариваясь, каждая сама по себе, пришли к Вике и попросились к ней жить.
Я лично терпела долго – и Олю, и Галю. Но в конце концов не вынесла. Я же Весы – могу быть гибкой, почти гуттаперчевой, но уж если что решила, стою на своем. Решила, что жить с ними больше не буду – лучше уж попытаться снять где-нибудь в городе комнату, даже если придется работать по ночам посудомойкой.
Вика согласилась пустить нас к себе и потом еще три дня, сверкая грозными грузинскими очами, боролась за нас с комендантом, считавшим, что это не мы, а Вика хочет заполучить себе удобных соседок, что было абсолютным бредом, ибо Вика смогла бы выжить с кем угодно – никому не дала бы спуску. Так что с тех пор мы жили с Викой в мире и согласии, вместе ели, чай пили, занимались, играли в допотопный морской бой, за неимением всяких «тетрисов», обменивались кофтами и губной помадой и страдали только тогда, когда Вика собиралась на свидания. Ну что не сделаешь ради хороших отношений, можно было и пострадать раз в день.