Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 106

– Я ничего не знаю, – раздражённо ответил Эмерсон. – Если бы знал – не трясся бы, будто нервная старая дева. Всё по-прежнему. Мы замели следы настолько тщательно, как только смогли, Пибоди, но в вымышленном кружеве, которое мы сплели, есть несколько слабых мест. И хороший удар способен оставить зияющую дыру.

– Ты случайно не имеешь в виду, что слабое место – Церковь Святых Сына Господнего[85]? Чёрт тебя побери, Эмерсон, мне пришлось изобретать религиозную секту. Если бы мы заявили, что добрые приёмные родители Нефрет были баптистами, лютеранами или римо-католиками[86], самое беглое расследование обнаружило бы, что такая семья никогда не существовала.

– Особенно, если бы ты решила их сделать римо-католиками, – вставил Эмерсон. Увидев выражение моего лица, он поспешно добавил: – С твоей стороны это было очень умно, дорогая моя.

– Избавь меня от этого снисходительного тона, Эмерсон! Я не могу представить, что привело твой ум в такое болезненное состояние. История, которую я… мы изобрели, не более невероятна, чем целый ряд истин... И я бы хотела, чтобы ты перестал бормотать себе под нос. Это очень грубо. Говори вслух!

– Карта, – ответил Эмерсон.

– Карты Уиллоуби Форта? Разве ты не слышал, как Масперо вместе со всеми смеялся над ними..?

– Карта, – громко перебил Эмерсон, – которую Реджинальд Фортрайт показал прок…прорве офицеров в Санам Абу Доме. Все – от генерала Рандла до обычного субалтерна[87] – знали, что он отправился за своим дядей, опираясь на что-то более основательное, чем смутные слухи. ОН пропал, а МЫ – вернулись вместе с дочерью Форта. Как ты полагаешь, сколько времени понадобится любому изобретательному журналисту, чтобы состряпать из этих фактов захватывающий сценарий? Я удивлён только тем, что твоему дружку О'Коннеллу ещё не пришло это в голову. Его воображение почти такое же буйное, как…

– Это оскорбительно и незаслуженно – особенно от ТЕБЯ. Я никогда раньше не слышала... Опять бормочешь, Эмерсон. Что ты говоришь?

Пожав плечами и улыбнувшись, Эмерсон обернулся и ответил, но не на вопрос, а на лежавшие в его основе эмоции, которые послужили причиной как его, так и моих несправедливых (допускаю) обвинений. Кроткий ответ отвращает гнев, как говорится в Писании[88], но методы Эмерсона были неизмеримо более эффективными.

* * *

Я надеялась провести остаток недели в Каире, наслаждаясь удобствами отеля, но Эмерсону внезапно вздумалось посетить Мейдум. Я не возражала – разве что мысленно пожелала, чтобы он уделял мне хоть немного больше внимания.

Мы провели утро на суке. После обеда в отеле Эмерсон оставил меня читать и отдыхать, а сам удалился по каким-то делам. Вернувшись, он спокойно объявил, что мы уезжаем вечерним поездом.

– Так что поторопись со сборами, Пибоди.

Я отбросила эрмановскую «Agyptische Grammatik»[89].

– Какие сборы? В Рикке нет гостиницы.

– У меня есть друг... – начал Эмерсон.

– Я не намерена останавливаться у твоих египетских друзей. Они восхитительные люди, но не имеют ни малейших понятий о санитарии.

– Я предполагал, что ты так и скажешь. И подготовил тебе небольшой сюрприз, Пибоди. Что случилось с твоей жаждой приключений?

Я не смогла противостоять ни подобному вызову, ни улыбке Эмерсона. По мере того, как я упаковывала небольшую сумку со сменой одежды и туалетными принадлежностями, моё настроение поднималось всё выше и выше. Это было похоже на старые времена – мы с Эмерсоном одни, и вместе в пустыне!

Как только мы пробились сквозь толчею на железнодорожном вокзале и нашли места в поезде, Эмерсон расслабился, но ни одна из моих попыток завязать беседу не пришлась ему по вкусу.

– Я надеюсь, что с бедным парнем, потерявшим сознание на суке, всё будет в порядке, – предприняла я первую попытку. – Тебе следовало позволить мне осмотреть его, Эмерсон.

– О нём позаботятся его… приятели, – отрезал Эмерсон.

Через некоторое время я попыталась снова:

– Наши друзья будут удивлены, обнаружив, что мы уехали! Хорошо, что многие из них пришли сегодня утром, чтобы выразить своё беспокойство. – Эмерсон хмыкнул.

– Склонна полагать, что теория Невилла была правильной, – продолжала я. – Он так забавно выразился: «Какие-то молодые люди, возбуждённые вином и вдохновлённые вашим очарованием, миссис Э., разыграли глупую шутку».

– А моё очарование вдохновило трёх молодых парней в саду, – отпарировал Эмерсон с невыразимым сарказмом.

– Но эти события могли быть чистым совпадением.

– Чистый вздор, – проворчал Эмерсон. – Пибоди, почему ты настаиваешь на том, чтобы публично обсуждать наши личные дела?

Единственными пассажирами в вагоне были несколько немецких студентов, громко болтавших на своём родном языке, но я поняла намёк.

К тому времени, как мы добрались до Рикки, мой энтузиазм немного потускнел. Тьма была полной, и мы оказались единственными не-египтянами, которые высаживались там. Я наткнулась на камень, и Эмерсон, чьё настроение заметно улучшилось (in inverse ratio[90] к моему), схватил меня за руку.

– А вот и он. Привет, Абдулла!

– Мне бы следовало догадаться, – пробормотала я, увидев в конце маленькой платформы белую фигуру, похожую на призрак.

– Совершенно верно, – весело подтвердил Эмерсон. – Мы всегда можем рассчитывать на доброго старого Абдуллу, а? Я послал ему сообщение сегодня днём.

После обмена положенными приветствиями – не только с Абдуллой, но и с его сыновьями Фейсалом и Селимом и племянником Даудом – мы уселись на ослов, уже ожидавших нас, и отправились в путь. Как, к дьяволу, эти животные видели, куда идут, я не знаю. И, конечно, не поняла даже после того, как поднялась луна – убывающий месяц едва светил. Усидеть на осле, когда он переходит на рысь, не так-то просто. У меня сложилось чёткое впечатление, что нашим ослам не по душе ночная поездка.

После ужасно неудобной езды по возделываемым полям я увидела проблески огня на краю пустыни. Там нас встретили двое мужчин. Маленький лагерь, который они соорудили, выглядел лучше, чем обычные результаты усилий Абдуллы в этом направлении. Я с облегчением увидела, что для нас уже поставлена подходящая палатка, и приятный аромат свежезаваренного кофе достиг моих ноздрей.

Эмерсон стащил меня с осла.

– Помнишь, когда-то я угрожал схватить тебя и утащить в пустыню?

Я перевела взгляд с Абдуллы на Фейсала, затем на Дауда, на Селима, на Махмуда, на Али, на Мохаммеда, стоявших вокруг нас с сияющими лицами.

– Ты такой романтик, Эмерсон, – ответила я.

Однако на следующее утро я вышла из палатки в гораздо лучшем расположении духа, и сцена, открывшаяся передо мной, пробудила к жизни забытую дрожь археологической лихорадки.

Мейдум – одно из самых привлекательных мест в Египте. Остатки кладбища располагались на краю низкого утёса, знаменовавшего начало пустыни. К востоку изумрудный ковёр обрабатываемой земли тянулся к реке, воды которой окрашивали нежно-розовые лучи восходящего солнца. На вершине утёса прямо в небо рвалась пирамида, хотя следует признаться – не очень похожая на классические образцы. Египтяне называют её Эль-Харам эль-Каддаб – «Ложной пирамидой», поскольку она больше напоминает квадратную башню из трёх уменьшающихся ярусов. Когда-то их было семь, как у ступенчатой пирамиды[91]. Углы между ярусами раньше были заполнены камнем, создававшим гладкий уклон, но и сами камни, и верхние этажи уже давно рухнули, обрамляя гигантскую гробницу обломками и развалинами.

Как и на пирамидах Дахшура и Гизы, на ней не было имён. Я никогда не понимала, почему правители, затратившие столько трудов, чтобы возвести эти грандиозные строения, не удосужились высечь на них свои имена, ибо смирение не являлось характерной чертой египетских фараонов. Равно как оно нехарактерно для туристов – что древних, что современных. Как только изобрели великое искусство письма, часть людей принялась использовать его для уничтожения памятников и произведений искусства. За три тысячи лет до нашего времени некий египетский турист приехал в Мейдум, чтобы посетить «великолепный храм царя Снофру», и оставил надпись (или граффито[92]) об этом на одной из стен храма[93]. Известно, что у Снофру было две гробницы. Мы работали в одной из них – северной пирамиде Дахшура[94]. Питри, обнаруживший вышеуказанное граффито, решил, что этот храм – вторая пирамида Снофру.