Первые снежинки

Я давлюсь слезами, понимая все взгляды Маршала и слова. Верчу головой из стороны в сторону, ведь сердце отказывается принимать тот факт, что он намеренно унизил меня. Нет! Не могу в это поверить! Просто не могу…

— Лиза?! — не сразу распознаю голос Ростовой среди шума собственных догадок. — Поднимайся! Давай! — Инна помогает мне встать на ноги и всматривается в лицо, пока я усердно отвожу взгляд в сторону.

Я не могу сейчас разговаривать о том, что все увидели. Теперь каждый, кто находился в зале, знает о тайнах нашей семьи, о моем паническом страхе и ненависти к матери… Что может быть ужаснее?! Наверное, моя наивность…

— Пойдем, Лиз, — Ростова не донимает меня вопросами и ведет к машине, — мы отвезем тебя домой. Боже… Ты вся продрогла…

Стоит отказаться от ее помощи, но я, не произнося ни слова, следую за Инной и сажусь на заднее сиденье авто. За рулем сидит ее отец. Я смотрю лишь на свои руки и чувствую жуткое напряжение, которое сковывает все тело. Инна трет мои плечи руками и ни о чем не спрашивает. Не видя лиц Ростовых, чувствую их жалость и еще больше холодею изнутри. Происходящее превращается в страшную версию моей жизни, и я в ней утопаю в одиночку. Как всегда… Сдерживаю слезы, пока машина движется по темным улицам города, и благодарю Инну кивком, когда мы оказываемся около знакомого подъезда.

— Я провожу тебя до двери, — порывается одноклассница пойти со мной, но я отрицательно качаю головой, — точно? Ты только не пропадай с радаров, — обнимает меня напоследок, — все наладится…

И снова кожу неприятно холодит от жалостливого взгляда Инны. Словно я беспризорная собачонка, которую выбросили на улицу, потому что она не соответствует ожиданиям. Не ощущаю прохлады дверной ручки и долго сжимаю ее пальцами прежде, чем скрыться в темном подъезде. Бросаю взгляд на пустой лифт и выбираю путь подольше — лестницу. Иду, роняя слезы на каждом шагу, вспоминая, как мы с Антоном сбегали из дома. Сердце работает на разрыв, обливаясь кровью, как я соленой влагой. Нос перестает дышать. Слизистая отекает. Сиплю, как побитое животное, и останавливаюсь на площадке нашего этажа. Из квартиры, в которой живет Антон, выходит женщина. Она тяжело вздыхает и бьет ладонями по карманам. Я бы могла подумать, что это его мать, но выглядит старше.

С гулом в голове прохожу к двери нашей квартиры и борюсь с застежкой на клатче. Пальцы не слушаются. Окоченели от холода.

— Вы случаем не знаете, куда делся ваш сосед? — поворачиваюсь к женщине и не моргаю, пока она внимательно осматривает меня.

На вид ей лет пятьдесят. Больше смахивает на его бабушку, но…

— Что-то случилось? — хриплю, сгорая от стыда за свой голос. Женщина хмыкает.

— Как сказать, — разводит руки в стороны, — оставил в квартире вещи, а ключи отдал и квартплату тоже…

— Квартплату? — колени становятся ватными, и в глазах темнеет, когда последние детали складываются в единую картинку.

— Да-а-а. Странная молодежь пошла. То убегают и про деньги забывают, а тут за аренду СТОЛЬКО отдал и вещи забирать не захотел…

Женщина уходит, не получив от меня внятного ответа. Я ошарашена реальностью. В замедленном темпе двигаюсь вперед.

Оказываясь в квартире, не сразу понимаю, что укрыта от посторонних глаз. Кажется, что весь ужас, испытанный в галерее, превращается в яд, расщепляется на молекулы и поражает размякшие ткани, окончательно добивает меня. Ноги практически не чувствую и, не разуваясь, иду к себе в комнату, чтобы сделать свое укрытие более надежным, хотя… Чертова защита, которую я так старательно вокруг себя создаю, ничего не стоит! Мне хочется выть от боли, которая обосновалась в груди. Она беспощадно пускает там корни, обливая кровью все органы, как токсичными сиропом. Я издаю странные стоны-всхлипы, обнимая себя руками, но не могу сдержать их внутри. Они бесконтрольно вырываются наружу. Искрами разлетаются по пространству вокруг меня, как чертов салют ударяют! И я замираю посреди комнаты, не включая свет, плачу так, как никогда не плакала. Я не хочу верить в то, что Антон мог со мной так поступить, но все факты указывают на его предательство. Маршал всегда знал, что я дочь любовницы его отца, и связался со мной только из-за мести…

Я громко взвываю, понимая, что все слова и поступки были продуманными, купленными, фальшивыми насквозь. Если бы я была внимательнее и послушала Инну, то не оказалась бы опозоренной. Мне плевать на людей, которые пришли к Жанне на выставку. Я убита одним человеком. Антоном. Тем, кому я доверилась. И сейчас разваливаюсь на куски, крутя головой, словно механическая кукла. Не верю! Боже! Я не верю, что он так со мной поступил…

Облизываю соленые губы и пытаюсь погасить истерику, которой меня сильно накрывает. Смотрю на телефон, вибрирующий на столе, и не шевелюсь. Кажется, нейронные связи в организме разорваны и не подлежат восстановлению. Я пребываю в потерянном состоянии, пока в комнату не залетает Жанна. Ее появление в один миг выводит меня из оцепенения и заставляет занять оборонительную позицию.

— Не подходи ко мне… — выставляю руки перед собой и верчу головой из стороны в сторону. Меня так сильно трясет, что изображение перед глазами превращается в нечитаемую беспорядочную рябь.

— Лиза… Не отталкивай меня… Я тебе все объясню… Пожалуйста… Я же не знала… Дочка… — Жанна тянет ко мне руки, от которых я изворачиваюсь, будто это оголенные провода, и меня убьет разрядом тока.

— Уйди… Ты все портишь… Все…

— Лиза… — всхлипывает, а я грубо отталкиваю ее от себя.

— Уйди! Зачем ты совалась к ним?! Ты… Ты… Ты… Я даже не знаю, кто ты после этого… — то взвизгиваю, то совсем затихаю, что сама с трудом себя слышу. — Боже, Жанна… Ты портишь все, к чему прикасаешься… Теперь видишь?! Видишь?! — губы дрожат, когда часто моргаю и указываю на нее. — Ты с женатым человеком связалась… Я поверить не могу…

— Все не так, Лиза…

— Не лги мне! Не лги! — жадно тяну воздух, теряя возможность нормально дышать. Легкие обжигает, и глаза наполняются слезами. — Мне Антон все рассказал, как ты… Вы… Ненавижу тебя… Ты даже представить себе не можешь, как сильно я тебя ненавижу… Когда ты рядом, мне постоянно больно. Постоянно что-то случается, и я не могу больше… Я видеть тебя не хочу! Уходи! Уходи! — толкаю ее руками к выходу. — Уходи же! — не рассчитываю силу, и Жанна ударяется плечом о дверь прежде, чем оказаться в коридоре.

Она что-то говорит, но я закрываю уши руками, ногой толкаю дверное полотно и наваливаюсь на него, блокируя ее попытки войти в комнату. Уже нет сил сдерживать слезы и вой, который рвется из груди. Чтобы не оглушить саму себя, закрываю рот рукой и плачу во всю мощь. Останавливаюсь, когда силы покидают тело. Меня, словно ватой набили. Будто я чертова оболочка, лишенная содержимого из-за своей непригодности. Из коридора не доносится и звука, зато мой телефон без устали вертится на столешнице. Я провожу языком по пересохшим соленым губам и иду к столу. На экране высвечивается очередное оповещение о звонке от… Антона, но я смахиваю их так же, как и сообщения, не глядя в содержимое. Оглядываюсь на дверь и, медленно выдохнув, выхожу на балкон. Босиком. Не боясь простудиться. Ищу в контактах нужный номер и с замирающим сердцем слушаю череду длинных гудков.

— Слушаю, мелкая Лиза! — со смехом слышится из динамика, и я громко всхлипываю. — Лиза? Что случилось?

— Дядь Стёп, — взвываю неестественно, — забери меня отсюда… Пожалуйста… Забери…

Прикусываю губу, чтобы сдержать очередной приступ плача, и поднимаю голову вверх. С неба медленно падают огромные первые снежинки, и я прикрываю веки. Ничего уже не будет, как прежде... Но пусть заберет… Господи, пусть он меня от нее заберет…

23

— Располагайся, — Степан Андреевич кидает ключи на тумбочку и указывает мне на дверной проем, через который виднеется стильная гостиная, — я сейчас заварю нам чай.

— А можно кофе? — опускаюсь, чтобы развязать шнурки на ботинках, и увожу глаза от внимательного взгляда друга отца. Мне до сих пор не по себе от того, что произошло. Из головы не выходит. Картинки позора постоянно мелькают на горизонте.