Страница 2 из 23
После первого урока мне выдали гору учебников, половину которых я несла в руках. Разговоры за спиной не затихали. Перешёптывались, конечно, девчонки. Я старалась отключить слух по максимуму, но оказалось, что любопытство в моей душе занимает не последнее место. Они обсуждали мой внешний вид. Нашли самую плохую характеристику. Я, естественно, молчала и не смотрела в их сторону. Пока меня не трогают, я веду себя спокойно. Меня трудно назвать неуравновешенным человеком. В большинстве случаев я игнорирую конфликты, считая их пустой тратой времени. Нам его не так много отведено, как показала практика, и тратить драгоценные минуты на выяснение отношений смерти подобно.
Первая половина дня проходит в прострации. Я вроде присутствую в гимназии, но в тот же миг улетаю в свою прошлую жизнь, которую мама эгоистично у меня забрала. Я злюсь на неё. Очень сильно. В свободные минутки переписываюсь с Женей, своей единственной подружкой, и рассматриваю наши совместные фотографии, усиливая тоску. Она обрушивается на меня внезапно, как снежный ком. Кажется, что я задохнусь от нехватки кислорода, погрязая в своей томящей печали, но, к сожалению, процесс дыхания не прекращается. Я брожу по кабинетам, будто зомби, не проявляя активности. Просто ношу своё тело по коридорам, не запоминая расположение классов. Зря, конечно. Делаю хуже только себе.
Когда занятия подходят к концу, я с чувством облечения покидаю здание и, бросив свой рюкзак на ступеньку, сажусь сверху. На коленях покоится груда учебников, на которые я опускаю голову. С трудом представляю выполнение заданий. Здесь дают такой объём домашки, что о других сферах жизни можно попросту забыть. Попрощаться с курсами по иллюстрации я не готова. Слишком долго копила на них и планировала заниматься творчеством, как… Жанна Павловна. Она у меня художница-авангардистка. Неординарная личность, привлекающая внимание. Талант я унаследовала от нее, но благодарить за это не собиралась.
Не могу я простить её! За эгоизм! За то, что бросила меня, когда была нужна, как кислород! Ненавижу! Ненавижу Жанну за равнодушие!
— Смотри, Тоша, — за спиной слышится стук каблуков, — у нас в классе теперь беспризорница, — я лишь шумно выдыхаю, поглядывая за ворота, пока надо мной потешаются новые одноклассники. — Как тебе?
— Никак.
— И правильно, — явно кокетничает крашеная блондинка, проходя мимо меня. Рядом с ней идёт высокий парень. Позади ещё несколько ребят. Снова прилипают к моей персоне. Шепотки. Противные смешки.
Тот самый Тоша вдруг оглядывается, и я дышать перестаю. Таких людей называют «сошёл с обложки журнала». До неприличия красивый парень, но в классе я его не видела. Значит, учится в параллельном. Увожу взгляд на ворота и игнорирую тот факт, что вся их компания пялится на меня. Сразу становится понятно, кто у них негласный лидер. Слишком предсказуемо. У нас в одиннадцатом «Б» почитали Виктора Крестовского. Смазливый. Заносчивый. Ему всё сходило с рук из-за отца, который спонсировал школу. Мне единственной он не нравился. Вызывал лишь гадкую изжогу. Женя же по нему с ума сходила и открытки тайно отправляла. Бр-р-р… Как вспомню, аж плохо становится. Любовь ослепляет, а если она не взаимная, то и вовсе лишает разума.
— Привет, — вздрагиваю, когда над ухом раздаётся насмешливый голос, — новенькая, да?
Говорить с этим парнем не способна физически, потому что язык немеет. Сердцебиение моментально ускоряется, и я, как пустоголовая дурочка, громко сглатываю. Тело тут же напрягается, чувствуя опасность. С трудом заставляю себя перевести взгляд с Тоши на его друзей. Они противно скалятся, а блондинка и вовсе скрещивает руки на груди и постукивает носком туфельки по асфальту. Картинка с негодующими массами меня тут же отрезвляет.
— Да, — показываю всем видом, что мне не интересен диалог с местной знаменитостью, и без отрыва смотрю на дорогу. Чёрт! И где Жанна Павловна запропастилась?!
— Ты не многословна, — усмехается. Уговариваю себя на него не смотреть, и сама себе проигрываю. — Может, тебя подвезти? Погода паршивая…
Отрицательно качаю головой и ловлю носом микроскопические капли дождя. Небо решает надо мной поиздеваться, не иначе?!
— Ты подумай, — улыбается так мило, что сердце до горла подскакивает.
— Я тебя не знаю.
— Антон, — протягивает мне руку, на которую я таращусь, словно на неопознанный объект, — а ты?
— Я тебя не знаю, как человека, Антон, — выдыхаю с облегчением, когда за воротами мелькает серебристая иномарка Жанны Павловны, и спешу подняться на ноги, роняя на ступеньки пару книг, — ой…
— Так давай подружимся, — наклоняется и помогает поднять упавшие учебники. Сплетаемся взглядами. От кратковременного зрительного контакта у меня снова прогрессирует асфиксия. Ненормально ведь так пялиться друг на друга?! Или…
— Тоша! — взвизгивает блондиночка. — Нам пора!
Я резко выравниваю спину и ловлю мамины жесты вдалеке, чувствуя лёгкое разочарование от того, что нас прервали. Жанна с радостным выражением лица направляется навстречу и излучает приторный оптимизм, который будоражит не самую лучшую мою сторону. Мысленно отмахиваюсь от нее и шагаю вперёд, сгорая от какого-то нового чувства, которое разливается кипятком по внутренним органам.
— Ты так и не ответила, — Антон дарит лучезарную улыбку. Ещё немного, и у меня ноги откажут от волнения, которое пробегает по всему телу, и я не могу отнести его к категории «неприятного». Оно вызывает трепет и отторжение одновременно.
— Не получится у нас с тобой дружить, — спокойно произношу, хотя язык отказывается поворачиваться.
— Почему? — хмурится, убирая руки в карманы брюк.
— У тебя уже есть подруга, — киваю на одноклассницу, — То-о-о-ша, — намеренно протягиваю, — а за помощь искреннее спасибо.
Стараюсь держать лицо, отворачиваясь от парня, и быстрым шагом иду к Жанне. Дружить я не хочу, но и врагами обзаводиться тоже.
3
— Тебе нравится? — с нескрываемым волнением спрашивает мама, пока я рассматриваю комнату, которую она окрестила моей. Стены выкрашены в нежный персиковый цвет. Потолок белый натяжной с встроенными по всему периметру лампочками для слабой подсветки вечером или ночью и простой люстрой с белым плафоном, напоминающим по форме шейный бандаж для животных. Окно и дверь на балкон закрыты жалюзи. Около окна стоит ученический стол, рядом удобное компьютерное кресло, у стены раскладной диван светло-коричневого цвета и ближе к выходу шкаф с зеркалом.
Я рассматриваю интерьер своего нового жилища с часто бьющимся сердцем, потому что он напоминает мне комнату, в которой я провела всё своё детство. Тогда папа был жив, сам делал ремонт, выкрашивал стены в бесящий его персиковый оттенок, встраивал лампочки в спинку моей кровати, ведь мне хотелось, как в кино, — светящееся чудо над головой. Причудливый рождественский дух перед сном. Так глупо, но сейчас это воспоминание вскрывает мне вены. Без анестезии. Однако я стойко выдерживаю молчаливую паузу, глядя на то, как Жанна Павловна кусает губы чуть ли не до крови. Наверное, впервые я вижу её в болезненном состоянии ожидания. У меня нет ни капли жалости к этой женщине. Наоборот, мне хочется, чтобы она страдала так же, как и я, когда осталась без родителей на попечении у тётки.
— Разве тебе важно моё мнение? — кидаю рюкзак на пол около стола и впитываю каждую эмоцию, проявляющуюся на лице матери. Ей не по душе мои высказывания. Да, они резкие и причиняют боль. Обязаны причинять. Чтобы человек страдал, у него должна быть совесть, а Жанна Павловна не может похвастать таким качеством.
— Лиза… — выдыхает и прикрывает лицо рукой, изображая расстройство. — Перестань, пожалуйста, так себя вести.
— Как?
— Словно я тебе чужой человек, — вновь направляет на меня свой просящий взгляд. Я игнорирую внутреннюю дрожь и складываю руки на груди.
— Но ведь так и есть, Жанна Павловна.
— Лиза, — охает и начинает часто моргать, что совсем не идёт к её красивому образу.