Мелодия дождя

– Предлагаю записать сказанное.  Будем считать это эскизом, черновиком, декларацией о намерениях. Дальше, как карта ляжет. Скрепим договор символическими подписями, поцелуем например, и продолжим жить, как прежде, не заморачиваясь на невыполнимых задачах. Кстати, любимый, поинтересуйся, сколько педагоги зарабатывают. Я жить хочу, а не выживать.

– Один ум хорошо, а два лучше. Я же говорил, что обо всём можно договориться.

– Вот и проверим, настоящая наша любовь или так, на пару-тройку прогулок. Я же не против любви. Я за то, чтобы её, прежде чем на рельсы ложиться, пощупать на прочность.

Мелодия дождя Глава 10

Казалось бы, всё серьёзно обговорили, но Лёньке неспокойно. Какие странные разговоры. Он ведь книжки тоже читает. Девочки от рождения о свадьбе мечтают. Если вдуматься, получается, что он за семью, а Алина – против.

Возразить невозможно, в каждом суждении истина, которой сложно чего-то противопоставить, а он добивается непонятного.

Лёнька столько раз представлял себя в роли отца и мужа, что проблем попросту не видит. Хоть сегодня готов начать семейную жизнь. Мелочи в виде съёма квартиры абсолютно не значимы для него, юноша готов на любые лишения ради любимой.

– Лёнька, устала я от серьёзных разговоров, – говорит девушка, – мозг скоро взорвётся. Давай просто жить с удовольствием. Зачем пытаться лезть туда, где притаилась неизвестность? А если там темно, сыро, опасно, противно, об этом не подумал?

– Любой путь начинается с первого шага. Если не пробовать, никогда не узнаешь, чего нашёл и что потерял.

– Тебе нравится меня целовать, я достаточно нежна и желанна? Пользуйся подарками, пока жизнь представляется праздником. Мне тоже хорошо с тобой. Зачем собственноручно создавать проблемы, которые могут оказаться неподъёмными? Успеем ещё стать скучными озабоченными взрослыми. Предлагаю идти на улицу хрустеть снегом. Я в этом году ещё ни разу неспешно не дышала морозом. Ты когда-нибудь замечал, что студёный воздух пахнет арбузом? Сегодня свежий снег выпал. Белый, сверкает. Красиво. Конечно, я больше весну и золотую осень люблю, но выбирать не приходится. Как ты думаешь, рисковать лучше или пользоваться доступными благами, судьбу испытывать, или снегом хрустеть?

– В детстве я все сезоны любил, но зиму, наверно, больше. Коньки, хоккей, санки. Сосульки грызли. Можно и снегом хрустеть, и семейную жизнь налаживать. Но тогда тебя ещё не было. Я тебя люблю.

– Не усложняй, Лёня. От добра добра не ищут. Ты был, а я ещё не родилась, так что ли? Мы ровесники.

– Раньше была другая жизнь, в которой тебя не было, а у меня была другая невеста.

– Ах ты, изменник! Колись. Сколько лет было девушке, красивая?

– Обыкновенная. В первом классе было дело. Мы поклялись в вечной любви и готовились к свадьбе. Родители тогда поздно с работы возвращались, времена тяжёлые были, а мы предоставлены сами себе. Гулять мы могли сколько угодно, хоть до восьми часов вечера. В это время уже совсем темно было. Кушать хотелось, страсть. А газ нам зажигать не разрешали, чтобы дом не спалили. Хлеба с солью или сахаром наедимся и опять гулять.

– А родители знали о ваших планах?

– Нет, конечно. Я, почему о том случае вспомнил, мы тоже пошли хрустеть снегом. Самые большие сугробы лежали за жёлтым домом, самым старым в городке. Мы с Олей, держась за руки, брели по снежной целине, проваливались по пояс и глубже. Ощущения фантастические: мороз, щёки горят, жить хочется. Мы тогда семьёй себя с ней чувствовали. На полном серьёзе. Даже детей намечали завести, только не знали с чего начать.

– Теперь знаешь?

– В общих чертах. В тот день отопление прорвало в первом подъезде. Мы об этом не знали. Пар видели, но думали, что это туман от мороза. Я предложил в сугробе пещеру вырыть, убежать от родителей и жить там. Не знаю, о чём мы думали, но за работу взялись с энтузиазмом. Копали, радовались, намечали, где что у нас будет из мебели, и вообще. Эти действия замечательно глушили голод. Когда всерьёз чем-то занят, вроде и есть не очень хочется.

– Прикольно. Ты уже тогда подсел на тему семьи. Понятно, почему тебе жениться приспичило. Комплексы, тяжёлое голодное детство, деревянные игрушки. В пещеру не пойду, не уговаривай. У меня другие планы.

– Да ну тебя. Никогда не слушаешь. Дорылись мы до того места, куда из батарей горячая вода протекла. Обрадовались, что у нас в пещере тепло будет. И провалились в яму, где кипяток скопился. Конечно, он уже основательно остыл, но обожглись всё равно. Мокрые полностью. Темнота. Снег подмыло, свод нашего тоннеля обвалился. Мы кричим, никто не слышит. От неожиданности и темноты потеряли ориентир, не знаем, куда копать, чтобы из западни выбраться. У Оли истерика. Я вместе с ней, за компанию разревелся. Семья же.

– Хорошо, что рассказал. Буду знать, что ты человек несерьёзный.

– Напротив. Взял я себя в руки, невесту ведь спасать нужно. Реву и рою. Откопался. Замёрзли страшно. Одежда обледенела. Побежали ко мне домой. Родителей ещё нет. Разделись догола, мы тогда о стеснении ничего не знали. Залезли в горячую ванну, а одежду, чтобы быстрее высохла, я в зажжённую газовую духовку засунул. Насыпали мы в воду резиновых игрушек: уточек, корабликов, воды горячей налили, согрелись. Играем, весело.

– Вот когда ты уже с женщинами романы крутил. Голые, значит?

– Голые. Заигрались мы. Весь пол в ванной залили, безобразничаем. Здорово. Нас тогда тело мало интересовало. И вдруг гарью потянуло. Тут я вспомнил, что одежда сушится в духовке. Выскочили, вся квартира в дыму. Растерялись, не знаем, что делать. Открыли духовку. Представляешь запах горелой одежды? Схватил я половник, давай выгребать горелую ветошь. Обжёгся, весь в саже, голый, рожа в соплях. Невеста не лучше. Одежда тлеет. Схватил я кастрюлю, набрал воды из ванной, заливать начал. В кухне, пол из линолеума. Скользко. Оля за меня держится, испугалась, истерит, тушить мешает. Встаём, падаем. Пол чёрный, липкий, плита такая же. По всему коридору сажа и скользкая вода, ванна не лучше. Вот-вот родители придут. Подружку даже завернуть не во что, всё тлеет. Залез в гардероб, достал мамкино платье. Попутно свалил с полок постельное белье, кое-что ещё. Начали обратно заталкивать. Короче, комнату и содержимое шкафа заляпали полностью.

– Не знаешь, почему мне смешно?

– Догадываюсь. Мне теперь тоже. А тогда не до смеха было. И тут родители пришли, дверь своим ключом отрывают. Да не одни, с Олиной мамой. Навстречу два растрёпанных, сопливых, голых негритёнка. Как у тебя с воображением?

– Образно рассказываешь. Дальше-то, что?

– Меня выдрали ремнём, отмыли и уложили спать. Но сначала я наревелся до икоты. Одежда в то время была в единственном экземпляре. Пришлось родителям в кассе взаимопомощи деньги просить. Была тогда такая палочка-выручалочка. Олю её родители не тронули. Я всю вину на себя взял. Заболели мы оба. Температура, лихорадка, постельный режим. Все наши с подругой мечты о семье и детях рухнули в одночасье. Дружить со мной ей запретили. Совсем. Одежду для Оли мой папка вручную шил. Их три сестры, а зарплаты у родителей копеечные. Купить не на что. Тогда все так жили.

– Джентльмен. Пытаешься убедить меня в своей надёжности?

– Нет. Рассказываю, как снегом хрустел. Совпадений боюсь. Пойдём сейчас с тобой, нахрустимся досыта, и ты меня бросишь.

– Неужели так хочется детскую мечту осуществить? Скажи, как так получается, о чём бы ни начали разговаривать, опять на  свадьбу тему сворачиваешь? Может быть ты семейный маньяк?

– Не специально. Просто мне с тобой очень хорошо. А у тебя раньше была любовь?

– Ещё какая. Только мы про свадьбу не разговаривали. Нас больше отличия в анатомии интересовали. У моего жениха мама медицинская сестра в хирургии была. Закрывались, разглядывали отличия, трогали. И целовались. Я тогда мечтала, чтобы у меня такое же было, как у Генки. Смехота. Очень мне нравился его хобот.