Страница 37 из 43
— Теперь пошли, — сказал агент Ткачёву. — Кто тут кого будет считать и запоминать? Распихали всех абы как.
— А с этим как быть? — кивнул Андрей Викторович на мужика. — Сдаст ведь, нехороший человек.
— Он уже ничего не вспомнит. Если проснётся.
Глава 18
Они тихо прошли по коридору до крайней палаты и быстро нырнули в проём, когда задремавший боевик очнулся, вздрогнув. Он сидел в начале коридора и не заметил «перебежчиков».
В этом помещении народу в заложниках было больше. Человек тридцать кое-как разместились у стен и на полу. Кто-то тихо похрапывал, но большинство не смыкало глаз, прислушиваясь к ночным шорохам. Хмель опустился на пол и усадил рядом Андрея Викторовича.
— Что будем делать? — Ткачёв увидел задремавшую на плече матери Надю. Хозяйка дома, где они останавливались, смотрела в окно и мелко трясла головой.
— Надо уходить из больницы, — сказал Хмель.
— Ты-то как тут оказался?
Хмель смущенно улыбнулся.
— Не мог тебя оставить в одиночестве. Вот и залез в грузовик, в который запихнули нашу хозяйку с дочкой.
— Зачем?! — не оценил его геройства Ткачёв. — Тебе надо было, как и договаривались, взять боевика, снять на плёнку допрос, и уходить.
— Я подумал, что простой боевик не будет внушать доверия, а полевого командира можно взять только здесь.
— Теперь мы тут никого не возьмём, — Андрей Викторович приложил ладонь к занывшему затылку. — Боевиков слишком много. Даже для тебя…
— Я и не собираюсь в одиночку отдуваться за МВД, ФСБ и прочих, — агент почесал ладонью лоб. — Боевики вечно тут сидеть не будут. При отходе и возьмём одного, что по «жирнее».
Ткачёв не разделял оптимизма Хмеля. Боевиков было много, и заложников тоже. Как будут развиваться события, предугадать было невозможно.
— А где сын и средняя дочь хозяйки?
Хмель мотнул головой.
— Я их отправил на аэродром вертолётного полка. Надеюсь, что они дошли.
Ночь прошла относительно спокойно, но с рассветом боевики зашевелились. Хмель осторожно глядел в окно, наблюдая, как полевые командиры отдают приказы, и запоминал расположение огневых точек во дворе и в здании.
В палату кинули бутылку воды, и приказали сидеть тихо, если хотят остаться в живых. Воду поделили на всех, но Ткачёв заметил, что боевики не настроены долго содержать заложников.
— Подвал минируют, — шёпотом сообщил ему Хмель, подсев рядом. — И откуда у них столько взрывчатки?
— Значит, заранее была приготовлена. Не зря Аксагов говорил про уход местных чеченов из города. Прав он был. Что там боевики?
— Организуют всё по правилам, — недовольно ответил Хмель. — Пулемётные точки, снайпера, гранотомёты… Всё, как надо. Если начнётся штурм, то мирняк на окна поставят. И начнётся, Андрей, мясорубка…
— И что бы ты сделал? — Ткачёв облизал пересохшие губы.
— Не знаю, но подготовился бы. Дымы, атака под броней с разных сторон, снайперская группа. Это для разведки боем. Пулемёты подавить точными ударами…
— Так они взорвут больницу.
— Они не смертники, Викторыч, — убеждённо сказал Хмель. — Им надо обязательно уйти отсюда, иначе вся эта возня будет пшиком. Гибнуть им во имя чего-то, конечно, можно, но не в данном случае. Это, Андрей, спланированная операция, с планируемым отходом.
Между тем, к больнице стали приходить люди, но не приближались. Собирались вдали группами, махали руками и ждали.
В палату зашли два боевика. Люди притихли и настороженно глядели на бородатых мужиков с автоматами и в разгрузке. По бокам каждого болталось по противогазной сумке, явно набитой патронами.
— Эй, ты! — один из боевиков призывно махнул рукой молодому мужику, сидевшему у окна. — Иди сюда.
Мужик медленно встал и подошёл неуверенным шагом.
— Иди за нами.
— Куда вы его уводите?! — крикнула молодая женщина из угла палаты, но в ответ боевик выстрелил короткой очередью в стену над головами заложников. Тут же все люди в палате закричали и попадали на пол, прикрывая головы.
— Всю мебель из помещения выбросить в окно, — грозно сказал боевик. — Не сделаете — взорву всех.
И они ушли, уведя молодого мужика, который не переставал оглядываться, пока шёл по коридору.
— Плохо дело, — сказал Хмель, вставая. — Давай выбрасывать мебель, а то гранатами закидают.
Они с Ткачёвым выбрасывали койки из окна. То же самое делали в соседних палатах.
— Вот что, Андрей, — сказал тихо Хмель. — Если начнётся штурм, то ныряем в туалет напротив, а оттуда дергаём со всех ног к забору. Бежим быстро и крутым зигзагом, чтобы снайпер не смог прицелиться…
— Ладно, — прошептал Ткачёв.
Они задержались у окна и увидели, как во двор выводят шестерых мужчин из заложников с завязанными глазами.
— Это уже похоже на казнь, — сказал Хмель. — Игры закончились, Викторыч…
Раздались автоматные очереди, но Ткачёв не стал смотреть на это. Он присел под окном, стараясь не думать о том, что происходит. Ему стало страшно, по-настоящему. А ещё он почувствовал холод в груди, будто кто-то сжимает сердце ледяными ладонями. Кольнуло под лопаткой слева и стало трудно дышать.
— Андрей?!
Озабоченно вскрикнул Хмель, усаживаясь рядом. Ткачёв только устало закрыл глаза, жестом показывая агенту, что всё нормально.
День прошёл напряженно. Никто не знал, что будут делать боевики, и только заглянувшая в палату девушка принесла воды и батон хлеба. Её привели под конвоем, и после стали выпускать людей из палаты в туалет. По одному, под дулом автомата, давая по три минуты на посещение.
Половина людей в палате не хотели, но Хмель сходил.
— Погано, Викторыч, — сказал он, когда боевики отошли. — Похоже, что в сортире оборудуют огневую точку. И окнами туалет не на задний двор, а на торец. Очень удобная позиция.
Со двора раздался шум. Люди осторожно выглядывали в окна, чтобы оставаться незамеченными.
— Кашпировский приехал! — воскликнула женщина, глядевшая в окно.
Ткачёв нервно захихикал, сжал голову ладонями.
— Это что творится-то? — сквозь смех говорил он. — К боевикам на переговоры прислали депутата-колдуна! Хмель, ущипни меня. Это просто безумие какое-то…
— Да-а-а-а! — агент таращился в стену, будто хотел сделать в ней дыру. — Интересно, Басаев его пристрелит или отпустит?
— Скорее, опустит, — сказал кто-то из мужчин в палате. — Это я образно выражаюсь.
Ткачёв потерял счёт времени. Это было ни к чему. Обречённые люди сидели на полу, понурив головы и молчали, терпеливо что-то ожидая. Даже Хмель перестал скакать по палате, и только сидел глядя в потолок. Кто-то изредка приносил бутылки с водой, да раз в день желающих водили в туалет. У многих уже не было сил, чтобы подняться.
Как-то под утро вдалеке загремели двигатели.
Хмель открыл глаза, прислушался и толкнул в бок Ткачёва.
— Кажется, собираются идти на штурм.
— На штурм чего? — сонно спросил Андрей Викторович, с трудом соображая, что хочет от него агент.
— Больницы, Андрей. Просыпайся!
Внутри здания, в коридорах затопали боевики, засуетились, заглядывая в помещения. К ним в палату забежали трое, взглянули на заспанных заложников.
— Вставайте на окна, — приказал один из них.
Никто не пошевелился. Тогда двое бородачей стали насильно и грубо поднимать женщин, и толкать к оконным проёмам.
— На окна вставайте!
Женщины зароптали, но боевик ударил одну прикладом в плечо. Хмель зло дёрнулся, но Ткачёв остановил его. Он бы ничего не добился, только схлопотал бы пулю.
Стоящий в проёме молодой бородач смотрел на действия своих товарищей явно неодобрительно. Андрей Викторович это заметил, и запомнил боевика.
У боевиков были рации, но, видимо, включили глушилку, и они переговаривались между собой криками. Два боевика стали активнее подталкивать женщин к окнам, а в коридоре зашумели, и в туалет поволокли пулемёт и два гранотомёта «Муха». Прибежали ещё четверо боевиков и двое из них стали сгонять людей к окну в коридоре — на торце здания.