Рокировка

Я вынимал из шкафа парадную форму, когда в перегородку моей комнаты постучали.

— Заходи, — сказал я.

Над перегородкой показалась голова Мишеля. Как ни странно, даже причесанная — Мишель постарался пригладить непослушные вихры.

— Отлично выглядишь, — оценил я. — Чего?

— Костя… Я совсем забыл тебе сказать… — Мишель замялся.

— Ну? — подбодрил я.

— Я пытался. Но ты всё время так занят… Совершенно никакой возможности тебя отловить, даже по ночам где-то пропадаешь…

— Давай ближе к делу. Что случилось?

— Костя… — Мишель глубоко вдохнул, словно собираясь нырнуть с пятиметровой вышки. И единым разом выпалил: — Я пригласил на бал Аполлинарию Андреевну!

— Молодец, — похвалил я. — Согласилась?

— О, да! — Мишель просиял. — Я так переживал! Не верил до последнего, но… А ты? — спохватился он. — Ты не сердишься на меня за это?

— Сто раз говорил — не сержусь. Давай там, не облажайся. Главное — не называй её Аполлинарией Андреевной, может обидеться.

Я убрал в шкаф рубашку, в которой ходил обычно, надел белую, парадную. Принялся застёгивать пуговицы.

— Как бы я хотел выглядеть так же, — завистливо глядя на меня, проговорил Мишель.

— Прекратишь филонить в спортзале — будешь, — застёгивая манжету, пообещал я.

— Я не филоню! Я просто…

— Просто всё время находятся занятия поважнее, — усмехнулся я. — Знаю-знаю. Аполлинария Андреевна, там…

Мишель покраснел. И торопливо сменил тему:

— А с кем ты идёшь на бал?

— Гхм… — только и сказал я.

Запоздало припомнил, что околобальная тема витает в воздухе академии вот уже пару месяцев. Кто-то кого-то пригласил, а кто-то кого-то не пригласил; кто-то согласился, а кому-то отказали; кто-то вообще не дождался приглашения и впал по этому поводу в глубокую меланхолию…

Для меня это всё было космически далеко. Если бы Мишель сейчас не спросил, я бы и вовсе не вспомнил ни о каких приглашениях, хватало других дел.

— А обязательно надо идти с кем-то? Одному — нельзя?

— Можно, но… Но ты же — Константин Барятинский! — удивился Мишель. — Лучший курсант академии, и вообще… Уж тебя должны были засыпать приглашениями по самые уши! Ты… — он вдруг уставился на меня с неподдельным ужасом. — Ты что, даже не проверял свой ящичек⁈

Меня посетило ещё одно запоздалое воспоминание: две недели назад у входа в столовую появились этажерки с узкими прорезями, над каждой из которых была написана фамилия курсанта. Справа — фамилии парней, слева — фамилии девушек. Парней в академии было больше, и рядов с прорезями с нашей стороны, соответственно, тоже. Шторки на прорезях были заговорены — так же, как двери в комнаты. Бросить за шторку приглашение мог любой. Открыть ящичек — лишь тот, кому предназначались послания.

— Не проверял, — признался я.

Судя по выражению лица Мишеля, если бы я сказал, что работаю на иностранную разведку, или что вместо подготовки к экзаменам пускаю мыльные пузыри — это не ввергло бы его в такой шок.

— Бежим скорее! — воскликнул Мишель. — Бежим, ещё не поздно! Девушки, пригласившие тебя, наверняка отвергали другие приглашения и ждали до последнего!

Голова из-за перегородки исчезла. В следующую секунду Мишель уже дёргал дверь моей комнаты.

Я рассудил, что убеждать Мишеля, твердо решившего меня спасти, в том, что спасение мне нахрен не нужно — сложнее и дольше, чем пробежаться до столовой.

Через пять минут мы стояли возле этажерок. Я протянул ладонь к своему ящичку. Сказал:

— Константин Барятинский.

Шторка осветилась зелёным. И мне в руки посыпались конверты — я едва успевал их подхватывать.

— Вот видишь! — с упреком сказал Мишель. — Я был прав.

— И что мне с этим делать дальше? — я рассматривал бумажный ворох.

— Открывай. Если дама, которая тебя пригласила, не дождалась твоего ответа и отменила приглашение — её послание исчезнет.

Я вскрыл первый конверт. Друг от друга они не отличались ничем, кроме надписи: «Константину Барятинскому». Тот, кто придумал эту забаву, постарался сохранить интригу до конца.

Из конверта выпало розовое сердечко.

«Аполлинарiя Нарышкина», — прочитал я буквы, выведенные на нём красивым, витиеватым почерком.

Через секунду буквы вспыхнули, и сердечко рассыпалось магическими искрами.

Но было поздно — имя Мишель прочитать успел. Губы у него дрогнули.

— Не расстраивайся. Этого следовало ожидать, — попробовал утешить я. — Полли просто хотела меня подразнить. Если бы я принял её приглашение, она, дождавшись пока её пригласишь ты, тут же отправила бы мне отказ.

— Ты так думаешь? — вскинулся Мишель.

— Уверен. Это же Полли.

Уверенности у меня не было ни на грош — скорее, наоборот, я был абсолютно убежден, что, если бы согласился — Полли пошла бы на бал со мной. Но Мишель спасительную ложь охотно проглотил. А я взял следующий конверт.

— О, — опомнился Мишель, — я, вероятно, не должен смотреть — это ведь твои приглашения. Извини, я отойду…

— Да брось.

«Всё самое страшное ты уже увидел», — чуть не вырвалось у меня. Надо же было конверту от Полли подвернуться под руку первым!

Я вскрыл следующее послание.

«Анастасiя Рѣзанова». Чёрт её знает, кто такая. С третьего курса, кажется…

«Елѣна Сорочинскыя».

«Ольга Корф»…

Сердечки выпадали из конвертов одно за другим. Буквы, выведенные на них, так же равномерно вспыхивали.

— Тут… едва ли не половина академии, — проговорил Мишель, глядя на ворох пустых конвертов у моих ног.

Я пожал плечами:

— И, заметь — ни одна не дождалась. Женщины непостоянны в своих чувствах, Мишель. Запомни это, в жизни пригодится.

«Крiстина Алмазова».

Надо же. Вот уж не думал, что…

Буквы на сердечке вспыхнули. В моей руке остался пустой конверт.

— Женщины непостоянны, — повторил я.

— Ты просто слишком поздно спохватился, — с сочувствием глядя на конверт, сказал Мишель. — До бала — всего полчаса. Идти на него без кавалера не захочется ни одной девушке. Тем более такой красавице, как Кристина.

— Угу, — согласился я.

Не то, чтобы меня эта ерунда всерьёз задела. Но всё равно стало неприятно: как целоваться — так, значит, со мной. А как на бал, так с другим. Надеюсь, хотя бы не с Юсуповым… Хотя с Кристины станется.

— Последний конверт остался, — сказал Мишель.

— Угу, — сказал я. И открыл.

«Екатѣрiна Долгополова».

Ну? Я смотрел на сердечко. Буквы, украшенные вензелями, почему-то не вспыхивали. Сломалось что-то?.. Я потряс розовый листок.

Мишель улыбнулся.

— Если ты собираешься принять приглашение, то это делают не так.

— Принять? — переспросил я.

— Ну, ты видишь — послание не исчезло. Значит, Екатерина Алексеевна ничьё больше приглашение не приняла. Она ждёт тебя.

Я поразмыслил и поставил Екатерина Алексеевне десять баллов из десяти — за правильно выбранную стратегию. Девчонка она наблюдательная, наверняка заметила, что к этажерке я ни разу не приближался. Значит, если и появлюсь здесь — то в последний момент, когда все другие претендентки на моё нескромное внимание уже разбегутся. Молодец, умеет выжидать.

— Ты ведь не заставишь Екатерину Алексеевну жалеть о своем поступке? — Мишель с надеждой смотрел на меня.

— Не в моих правилах — заставлять девушек о чём-то жалеть. Что нужно делать?

— Просто опусти этот конверт в её ящичек.

— И как она узнает, что он там?

— Скоро придёт проверить, я полагаю. Не зря ведь ждала так долго. Вот-вот…

— О! Константин Александрович!

Мы с Мишелем обернулись на возглас оба. По коридору к нам летела Долгополова.

Остановилась, увидев сердечко в моей руке. Перевела взгляд на ворох конвертов у ног. Густо покраснев, начала:

— Верно ли я понимаю…

— Верно, Екатерина Алексеевна. — Я подошёл к ней и вложил в ладонь розовое сердечко. — Я оценил ваше постоянство.