Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 8



Плотно пообедав, жених и невеста в сопровождении камеристок отправились на охоту к озеру, пострелять уток. Теодор достал свой охотничий лук с роговыми накладками и натянул тетиву.

— Если хотите я могу научить вас стрелять, у вас прекрасные длинные руки, — сказал молодой мужчина, целясь в утку. — Подойдите ко мне!

Латгардис повиновалась, она была совсем не против научиться новым занятиям, но у нее не укладывались в голове, зачем это женщине? В монастыре ее учили другим нравам и понятиям, роль женщины заключалась лишь в заботе о детях и хозяйстве.

Герцог выстрелил – и птица забилась в предсмертных судорогах. И, пока камеристка лазила в озеро за добычей, девушка почувствовала на щеке ровное дыхание своего охотника. Его объятия были крепкими, и ее бросило в жар.

— Да, мой господин! — только и смогла выдохнуть она.

Теодор прицелился еще в одну утку. Латгардис буквально чувствовала, как его пальцы напряженно держат стрелу. Она протянула правую руку и положила поверх его, сжав пальцы, а левую – на тетиву и, прицелившись, пустила стрелу.

— Хорошо, — одобрил герцог, выпустив невесту из крепких объятий. — Когда вернемся в замок, закажем у оружейника лук.

Жених с невестой пошли назад, в домик. Камеристки шли сзади, неся их добычу. Прохладный воздух кружил голову. Солнечные лучи пробивались сквозь мохнатые лапы елей.

— Прости, что уделяю тебе слишком мало времени, это из-за подготовки к свадьбе, — признался Теодор и остановился.

То, что он перешел на «ты», облегчило их общение.

Они смотрели друг другу в глаза, и Латгардис понимала, что судьба благосклонна к ней. Ее жених – самый лучший из мужчин. Теодор необычный, и она никак не ожидала, что он станет ее учить ездить верхом и стрелять из лука. Но и одновременно не понимала, зачем жених учит ее этому.

Щебетание птиц, шелест ветвей, запах еловой смолы…

На Латгардис нахлынули странные, ранее неведомые чувства. Внезапно Теодор нежно взял ее лицо в ладони, и она почувствовала его дыхание и влажные губы.

Девушка не понимала, что мужчина делал, но желания оттолкнуть не было. В его объятиях она чувствовала себя защищенной, как за крепкими стенами.

Его поцелуи стали страстными и настойчивыми. Латгардис испугалась – и отстранилась.

На них большими глазами смотрели камеристки. Теперь маман обязательно об этом узнает!

Теодор стоял, закрыв глаза, пытаясь справиться со страстью. Девушка стояла и удивленно смотрела на жениха, а ее губы и щеки горели. Герцог, глубоко вздохнув и не сказав ни слова, пошел вперед, взяв невесту за руку.

На кухне уже вовсю готовили. Эллен и Жан-Марк разделывали дичь.

Теодор кинул на стол уток.

— Что, всего две утки? Вас не было так долго, что мы успели завалить кабана, — удивилась Эллен.

Теодор и бровью не повел, а Латгардис опустила глаза и покраснела.

— Так-так, вы же не занимались чем-то непристойным? — продолжала сестра.

Латгардис взглянула на Теодора, который в смущении решил ощипать утку. Это выглядело смешно.

— Кто-нибудь соизволишь мне помочь? — в отчаянии воззвал к своей невесте Теодор.

— Конечно, это же женская работа, — сказала одна из камеристок и забрала у Теодора бедную утку.

Затем братья ушли, чтобы разжечь каменную жаровню.

— Извините меня, Латгардис, это, конечно, не мое дело, но на вашем месте я бы не стала подыгрывать моему брату в его непристойных играх. Для него это ничего не значит, а вам может дорого обойтись. Держите лучше его на расстоянии, — посоветовала Эллен.

Обида комом встала в горле у Латгардис, и она вспомнила о наставлениях монахинь. Девушка сделала глубокий вдох и с трудом справилась с накатившими чувствами.

Ужин прошел спокойно. Стол ломился от блюд, и слуги не успевали подливать вино в кубки. Но на сей раз оно было, кстати. Жан-Марк рассказывал о своем походе в Бургундию и о том, какая в том краю плодородная земля.

— Посмотри, что за хорошенькая девчушка, Жан-Марк! Или ты все еще верен вдовушке? — шутил Теодор, подмигивая камеристке, та не растерялась и, улыбнувшись, опустила глаза.



— Перестань, брат, — отвечал Жан-Марк. — Камеристка нашей маман — это слишком.

Теодор только рассмеялся.

К Латгардис подошла Элли и предложила своей госпоже пройти в опочивальню. Нареченной герцога вовсе не хотелось уходить, но час и в самом деле был поздний, и она оправилась к себе. Завтра ее ждало небольшое путешествие к водопаду.

Уже стемнело. Камеристка Люси зажгла глиняный светильник. Латгардис сидела в кресле, закутавшись в халат из овечьей шерсти, накинутый поверх длинной ночной сорочки из шелка. Элли расчесывала госпоже волосы костяным гребнем, а Люси готовила постель. Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге возник Теодор. Латгардис вздрогнула, когда он громко захлопнул за собой деревянную створку. Стук его сапог звучал пугающе.

Камеристки сразу вскочили и в недоумении посмотрели на позднего визитера.

— Ты прекрасна!

Теодор подошел и принялся бесцеремонно, напористо целовать свою невесту, пытаясь снять с нее халат. Латгардис сопротивлялась, сжимая ворот.

— Что-то не так, моя суженая? — руки герцога пытались разомкнуть ее пальцы.

— Простите меня, мой господин, но мы еще не женаты, и вы не имеете права!

Его взгляд стал тяжелым. Неужели она ему откажет?

— Я хочу лишь познать твою ласку, разве тебе не хочется? —Теодор не сдавался, грубо прижимая хрупкое девичье тело к себе. Потом начал целовать ей шею.

У Латгардис закружилась голова от страха, но она не сдавалась. Девушка с силой оттолкнула напористого жениха. Теперь она понимала, что Эллен была права, зря она позволила Теодору целовать и трогать себя.

— Вы пьяны, господин. Немедленно уйдите! Вы ведете себя не достойно дворянина и рыцаря. Что скажет ее светлость Роза-Альбина, когда узнает, что вы были в моих покоях? Неужели вы хотите, чтобы меня отправили обратно в проклятый монастырь? — глаза девушки наполнились слезами, она не заслуживала такого обращения с собой.

— Какой монастырь! Ты без пяти дней уже моя супруга, и неважно, когда между нами случиться то, что должно, сейчас или в брачную ночь!

Теодор в недоумении посмотрел на невесту и развел руками, словно признавая поражение. На скулах нервно заходили желваки. Маман хорошо промыла его невесте мозги, в этот раз ей это удалось. Герцогиня нашла себе невестку, которая будет ходить у нее по струночке.

— Прошу вас, мой господин, покиньте покои вашей невесты, или я немедленно все доложу ее светлости! — вступилась за напуганную Латгардис ее камеристка Люси.

Теодор посмотрел на прислугу и усмехнулся. Ему посмела бросить вызов красавица, которая упрямо смотрела на него большими зелеными глазами.

Раз она сама вызвалась будет ей поединок.

— А ты очень милая. Люси – красивое имя для служанки!

Но камеристка не растерялась, а вот вторая стояла рядом и испуганно смотрела в пол.

— Я не служанка, мой господин, а камеристка ее светлости, и я из благородной семьи!

— Вот как! Мне это по нраву! Твоя госпожа отказывает мне в ласке, а ты наверняка готова исправить эту оплошность. Пойдем, обещаю, я не обижу, тебе так понравится, что ты расскажешь потом Латгардис, от чего она отказалась!

Теодор взял Люси за руку, и девушка не сопротивлялась. Кто бы знал, что она уже три года прислуживает маман, а хозяин ни разу так и не заметил ее. Сколько раз она стелила ему постель с надеждой, что его светлость обратит на нее внимание, но, увы, видимо, это было ниже его достоинства. По крайней мере Люси так думала до этого момента.

В последний момент, когда Латгардис поняла, что происходит, она схватила камеристку за руку.

— Не смейте, господин! Оставьте ее…

Маленькие глаза Теодора стали круглыми.

— О, в принцессе пробуждается королевская кровь! – его слова прозвучали колко, словно таили в себе тысячу иголок. — Но твой выпендреж сейчас ни к чему, ты ничего не сделаешь против. Девушка сама согласна разделить с со мной эту ночь!

Конец ознакомительного фрагмента.