Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 64

— Мовлана, вы хотели подсказать! Я жду!

— Запаситесь терпением, мой шах, ибо то, что я предложу, ни в одной книжке не прочтете. И нет на земле человека, кроме меня, кто бы подсказал… Рок фатален, его не избежать, но рок слеп, и от него можно спастись. Мой шах, в эти злополучные дни, но не позже чем завтра, вы, Шах-Аббас Великий, должны отказаться от престола…

— Что ты говоришь, Мовлана?! — Шах-Аббас подскочил, и все вздрогнули.

— Имейте терпение, мой шах!.. Да, отказаться от престола, передав трон какому-нибудь преступнику, достойному смерти, и удалиться с глаз, пребывая в неизвестности. Когда разрушительное действие звезд разразится над головой грешника, который в это время будет полновластным шахом, вы вновь займете свой трон и будете царствовать в полном счастии и здравии во славу нашего могучего отечества. Но рок начеку! Народ должен считать грешного злодея подлинным шахом. Необходимо также расторгнуть брачные узы со всеми женами, и с теми из них, которые согласятся быть женой простого смертного, каким станете вы, мой шах, можно будет заключить новый договор.

Все молчали: хвалить? А вдруг шах не одобряет? Хулить?.. Но шах заметно повеселел, и все стали хвалить Мовлану — его находчивость и стратегический ум.

Да, но где найти такого человека?! Чтоб, во-первых, был нечестивцем, достойным смерти, и чтоб, во-вторых, став шахом, не казнил их всех?

Шах обратил взор к военачальнику, вспомнив, что он к тому же министр по делам безопасности престола.

— Есть у меня один на примете, мой шах, мы ведем за ним наблюдение…

— Почему не докладывал прежде?

— И очень хорошо поступал, мой шах! — осмелел Мовлана, чувствуя себя героем дня. — Кого б тогда мы на трон посадили?

— Твоя правда, Мовлана, — похвалил его шах. — Так кто же он?

— Грешник, которых свет не видел! Появился здесь недавно…

— То-то я думаю, откуда у нас взяться нечестивцу?!

— Да, да, — заговорил главный молла, — в стране нет недовольных, все воздают молитву в вашу честь.

— Откуда он?

— Кажется, из Гянджи.

— Быть этого не может, чтоб с родины шейха Низами Гянджеви!

— А может, из Шеки?

— Это возможно. Ну так кто же он?

— Прибыл к нам с армянскими ремесленниками…

— А может, армянин?

— Нет, нет, чистокровный шиит! Юсиф — его имя!

— И что же он?

— Хулит бескорыстных служителей исламизма. Утверждает, что все должностные лица, начиная с сельского старшины и кончая самим венценосцем, — тираны.

— И он до сих пор не казнен?! Что еще говорит этот Юсиф?

— Он считает, что каждый сам по себе аллах!

— Аллах? О боже!.. — расхохотался шах, и, подражая повелителю, захохотали все; лишь Мовлана, по рассеянности упустив, о чем шла речь, не понял, отчего все так дружно хохочут.

— Я осмеливаюсь думать, — решился сказать Мовлана, — что шекинец Юсиф — это именно и есть тот человек, которого заждались в аду. И благодарение судьбе, что хоть один негодник нашелся в нашей избранной аллахом стране. Ему суждено стать лжешахом и погибнуть от разрушительных действий звезд…



Тут же был составлен шахский указ о присвоении Мовлане титула «Солнце царства»; титул мыслился как женский, для Сальми-хатун, и шах поспешил к ней, он придумает новый. Но этого не случится, как не успеет и Мовлана получить шахский указ — слишком разыгралась сегодня фантазия у Мовланы: он сместил шаха, возвел на престол лжешаха, вздумав тягаться со звездами! В келье ждал Мовлану сам Азраил, ангел смерти.

На следующий день собрались во дворце министры, вельможи, сановники, ученые, потомки пророка сеиды, чиновники.

— Уже седьмой год, — начал шах, — я царствую над вами. По причинам, которые не считаю нужным открывать, вынужден отречься от верховной власти и предоставить ее лицу, более меня достойному и опытному в делах правления. Его вам назовут, и вам — повиноваться ему! Несчастье падет на голову того, кто нарушит мой приказ и осмелится проявить малейшее неповиновение!

Накануне шах издал, это он придумал ночью, фирман об отмене с сего дня и впредь казней посредством пролития крови и удушения: власть звезд не подвластна никому, даже шаху, ну а все же?! что сильнее — приговор звезд, он неотвратим! или указ шаха, он тоже неколебим!.. Шах сиял с головы корону и положил ее на трон, отстегнул меч и облачился в простую одежду.

— Отныне я бедняк Аббае Мухаммед-оглы…

В задних рядах кто-то всхлипнул, послышался звук падающего тела.

Увидев шаха в простом наряде, красавицы гарема готовы были расхохотаться, но грозный взгляд властелина подавил их смех.

— Милые мои подруги, — сказал женам шах, — я принужден сообщить вам о весьма печальном событии: с этого дня я уже не шах.

Страх овладел красавицами, когда по окончании обряда расторжения брака Мюбарек разорвал брачные акты.

— А теперь, — обратился к красавицам шах, — если какая-нибудь из вас согласится стать женой простого смертного, то молла совершит брачный акт.

Все женщины дружно выразили согласие вновь стать женами шаха, ибо он был молод и красив. Но потом отказалась вступить в новый брак грузинка. Потупив смущенно глаза, она заявила, что во всех отношениях чувствовала себя удовлетворенной, находясь в брачном союзе с шахом, но теперь, когда она может изъявить свое желание, ей, помимо своей воли взятой в шахский гарем, хотелось бы вернуться на родину. Что ж, она прислана в дар правителем Грузии, пусть возвращается и держит ответ перед своим царем.

— Тубу! — позвал Фатали жену. — Вот и пригодился мне твой рассказ!

— Какой? — насторожилась она. — Помнишь, о приданом.

— И что же?

— Грузинка покидает Шах-Аббаса и настаивает, чтобы вернули ей приданое. Ты тогда не досказала насчет платьев.

— А она что же, из простого рода?

— Ну что ты — ее прислал шаху в подарок правитель Грузии!

— Тогда я ей такое приданое придумаю, что и Шах-Аббасу не снилось! Пиши!.. Платье испанской парчи изумрудно-желтое с пуговицей золотой; и платье красное вязаное с девятью пуговицами жемчужными; и платье французского атласа соломенного цвета с девятью парами золотых крючков. И девять платьев чесучовых, и девять платьев французского шелка, два подобных цвету граната… Еще?

— Спасибо тебе, Тубу-ханум. Издадут повесть, куплю тебе на гонорар, как ты сказала? — «подобных цвету граната» (и действительно купил, но не платье, а ковер, и то отдал его потом нищему).

Вслед за грузинкой отказалась вступить в брак с Шах-Аббасом еще одна красавица: сама Сальми-хатун!

Удар был столь предательским, что шах, забыв на миг, что он отныне просто Аббас, ринулся на нее, но та, будучи всего минуту назад женой шаха и став по велению рока шахской вдовой, властно подняла руку и показала простолюдину, чтоб он знал свое холопское место.

Или ты забыл, шах, что отречение должно быть искренним и чистосердечным? Иначе, если ты будешь считать себя в душе повелителем, достигнет тебя кара звезд, где бы ты ни скрывался.

Сколько перьев тростниковых да фиолетовых чернил, перья их пьют и пьют, надобно, чтобы рассказать о Юсифе, искусном мастере но седлам, которого верховный совет наметил на самую высокую из придуманных человечеством должностей: шах!.. По-разному у разных народов и в разные эпохи называется эта высокая должность, а без нее как обойтись? Пытались — не вышло! И седло, которое шьет Юсиф, что трон: воссесть, чтоб удобно было погонять.

И Юсиф по отцу, как Шах-Аббас, — Мухаммед-оглы, чистое совпадение, ибо Мухаммедами населен мир, исповедующий исламизм.

Седельник — потомственная профессия, но Мухаммед решил отдать сына Юсифа в гянджинскую, основанную еще Шейхом Низами Гянджеви духовную школу. И вот однажды в его келье между учителем и учеником произошел разговор…

— Ну это ты брось, Фатали! — Кайтмазов ему. — Пересказывать свою жизнь!.. И как отвратили Юсифа от духовного сана! И насчет битвы у могилы Низами, когда столкнулись войска грузинского (читай: русского!) и персидского принца! И о величии грузинского царя!